Глава 4. Суд.

- Итак. Сегодня слушается дело семнадцатилетнего Артура Флэтчера, жителя города Флоренция, Италия. Наставник : Эдвард Мольер, город Берлин, Германия. Андорра, пожалуйста, вам слово.
Секретарь надела очки, лежавшие на столе, и устремила свой взгляд в какие-то бумаги.
- Артур Дон Флэтчер. Шестнадцать лет, десять месяцев, двадцать два дня. Дата смерти : 7 мая, 2011 года. Смерть наступила от сильного удара автомобиля при случайном столкновении. Из-за большого количества переломанных костей было потеряно много крови вследствие чего скончался подсудимый. При жизни являлся обычным школьником. Проживал вместе со своей семьей в размере четырех человек : отец, мать, младший брат и сам подсудимый. Имел одного близкого друга : Эммилию Жэниксон.
Андорра оттараторила слова так, как будто выучила их наизусть и, закончив, села обратно на свое место.
- Спасибо. – поблагодарил ее судья, - Попрошу внести в зал Весы Правосудия.
Молодой парень примерно двадцати пяти лет на вид с черными кудрявыми волосами, стоявший недалеко от нашего стола почтительно поклонился и скрылся за дверью позади него. Через пару секунд он внес на золотом подносе старинные весы с чашками, украшенные всяческими узорами и орнаментами. Судя по их виду, вещь представляла собой что-то вроде очень старого и важного антиквариата. Подойдя к маленькому пустому столу, парень аккуратно составил весы на круглый столик и вернулся на свое прежнее место.
Я с интересом наблюдал за всем этим процессом и гадал, что же будет дальше. Мои наблюдения прервал Эдвард, пихнув меня локтем в предплечье. Я посмотрел на него, но пшенноволосый уже поднялся со стула и быстро глянул на меня.
- Пошли. – негромко сказал он и шагнул из-за стола.
Я тут же подорвался со стула и поспешил за своим хранителем. Эдвард подошел к весам и остановился. Только сейчас я заметил, что весы немного отличаются от большинства семейств чашевых антиквариатов. Между полукруглыми небольшими чашечками из золота находилось своего рода железное кольцо из того же материала, что и чашки, диаметром примерно пятнадцать сантиметров.
Пшенноволосый повернулся ко мне и только сейчас я заметил, что парень очень напряжен. Губы моего хранителя были сжаты и немного дрожали, в глазах читалось напряжение. Капелька пота проступила на его лбу. В аудитории повисла гробовая тишина. Все взоры были прикованы ко мне. Нет, ну я, конечно, привык, что на меня всегда пялятся куча девчонок, но когда вместо толпы девочек на тебя смотрит сборище старых извращенцев, то становится как-то не по себе. Когда я подошел к Эдварду, парень посмотрел мне в глаза и медленно поднял руку, прижавшись ладонью к левой половине моей груди. Я непонимающе посмотрел на него, но промолчал. Вдруг что-то сильно кольнуло сердце и на какое-то мгновение мне показалось, что у меня нету сердца. Я опустил глаза на руку Эдварда и ужаснулся. Его ладонь уже по запястье вошла мне в грудь! Странное свечение исходило от того места, где рука моего хранителя проникала мне в тело. Не знаю почему, но я доверился Эдварду и стоял и не двигаясь, боясь помешать этому странному до смерти пугающему меня процессу. Когда я вновь посмотрел на своего хранителя, то заметил, что он с явным интересом рассматривает свой большой палец ноги, периодически сжимая и разжимая его.
Эй, парень! Ты как-никак у меня в сердце копошишься! Может, повнимательнее как-нибудь, а?
Этот непонятный мне процесс «копошения» внутри моей груди продолжался не больше пяти секунд. В груди что-то кольнуло вновь и стало так странно… так пусто. Эдвард медленно вытащил из меня руку, и я с ужасом увидел, что в руках он держит не что иное, как мое сердце! Мое любимое сердечко!
Эй, куда я попал?! Я совсем по-другому представлял себе загробную жизнь! Никогда бы не подумал, что ангелы подрабатываю продажей внутренних органов. Только представьте себе : огромный рынок и ангелы сидят в своих палатках, окруженные холодильниками с различными надписями вроде «почки» или «мозг» и на перебой кричат цену подешевле, чем у соседей, отбивая у них клиентов. Во блин, дожил, что фантазирую…
Пшено наконец-то оторвалось от изучения своего большого пальца и мельком глянуло на меня, весело подмигнув. Эдвард повернулся ко мне боком и поднес мое сердце к золотому кольцу, просунув его в середину.
Я все еще пребывал в шоке от того, что только что произошло, а мое сердце тем временем начало как-то странно светиться и вскоре вовсе стало чем-то вроде светящегося шара. Я оглянулся на амфитеатр и с удивлением обнаружил, что большинство присутствующих скучающими взглядами осматривают зал суда, судью, человека в красном плаще. Некоторые из них смотрели не меня и Эдварда, но их было не больше десяти. Остальные же просто коротали время, изучая просторы аудитории. Похоже, что для них процесс «копошения» стал настолько обычным и скучным, как для меня уроки истории или географии. Ну, или остальные двадцать штук предметов, которые изучались у нас в школе. Я перевел взгляд обратно на свое сердце, вернее уже на шар света и обнаружил, что от него уже практически ничего не осталось. Две тоненькие струйки тянулись от этого шарика к чашкам весов. Одна была светло-белая, а другая немного темнее. Они «текли» к чашкам и наполняли их, а небольшая стрелочка, находившаяся в основании весов, медленно ползла вдоль ряда маленьких делений. Мой пшенноволосый знакомый держал в руке остатки моего сердца и напряженно следил за стрелочкой, которая продолжала ползти все в том же направлении. Одна из чашек начала опускаться, перевешивая другую. Та, что оказалась тяжелее была полна мутноватой «жидкости» и медленно опускалась вниз. Остатки сердца уже практически исчезли с ладони Эдварда и спустя пару секунд вовсе растворились, оставив после себя лишь две чаши, наполненные чем-то странным. Вдруг над весами появились две странные цифры. Над чашкой с темной жидкостью высветилась цифра 2572, а над чашкой с белой жидкостью – 2570. Я взглянул на Эдварда. Глаза парня были полны печали и какой-то досады. Он стоял, не шевелясь, и молча смотрел на весы так, как будто очень сильно жалел о чем-то или потерял что-то очень ценное и важное. В какую-то долю секунды мне даже показалось, что глаза парня сверкнули, как когда-то сверкали у моей Эммилии, когда она плакала из-за того, что ее бросил парень или ее кто-то сильно обидел.
Тогда она молчала и не говорила, что случилось, потому что не хотела причинять своим обидчиками неприятностей, несмотря на то, что они доставили ей столько боли и страданий. Она была у меня простодушной и доброй девочкой. Просто один раз, когда Эм бросил парень ради другой девушки, она вся в слезах пришла ко мне и рассказала все, что случилось, даже не подозревая о том, что на следующий день этот парень не придет в школу из-за того, что попадет в больницу с тяжелыми переломами. Я, конечно, ничем не лучше ходячего скелета, но драться умею. Прожив семнадцать лет в семейке похлеще Адемсов , я усвоил одно правило : успеешь вмазать Эрику первым, потом будет ну о-о-чень много проблем по этому поводу, зато мой нос останется целым, а не успеешь, то проблем будет еще больше, ведь «любимый» братик обязательно наплетет маме, веселую небылицу о том, как Артур хотел побить несчастного младшего брата, но тот не дал себя в обиду и хорошенько вписал пяткой по носу Артура, тем самым защитив себя от зверского нападения старшего брата-тирана. А в итоге-то что? В итоге я, как ни крути, все равно остаюсь виноватым просто либо «Артур получает от матери пизdюлей просто», либо « Артур получает от матери пизdюлей с кровью из носа и синяком под глазом». Конечно, махать кулаками я научился не только благодаря младшему брату. Иногда приходилось доказывать слишком выпендрежным скейтерам свою правоту, что бы они не мешались под ногами, вернее, под колесами лишний раз.
Я, кажется, немного отвлекся от темы.
В какую-то долю секунды мне даже показалось, что глаза парня сверкнули, как когда-то сверкали у моей Эммилии, когда она плакала из-за того, что ее бросил парень или ее кто-то сильно обидел.
- Эдвард… - тихо позвал я парня, но тот никак не отреагировал на мои слова.
- Пройдите на свои места. – надзирательно проговорил судья, одевая очки на длинный острый нос.
Эдвард медленно прошагал мимо меня и устремился к своему столу. Я последовал за ним. Мельком кинув взгляд на Вантера, я увидел, что старик пребывает в большом удовольствии, наблюдая за несчастным Эдвардом, который медленно брел к своему столу.
- Итак, – начал судья, как только мы уселись обратно на свои места, - Эдвард Мольер, желаете ли вы сказать что-нибудь?
Мой хранитель встал и, разогнув спину, уверенно посмотрел на судью.
- Я не считаю, что результат точный. – уверенным голосом проговорил он.
По аудитории пробежался гул удивленных голосов, но его тут же прервал звонкий хохот Вантера.
- Что же, получается, что вы оспариваете результат Весов Правосудия? – чуть выговорил старик сквозь порывы смеха.
- Да. – ровно ответил Эд. – И я могу доказать это.
Вантер вдруг перестал смеяться и сделал серьезное выражение лица.
- Да? – как будто с вызовом в голосе проговорил он. – Ну что ж, воля ваша, дорогой.
Старикашка прищурил и без того маленькие глазки и посмотрел на Эдварда.
Краем уха я услышал, как кто-то из аудитории назвал пшенноволосого безумцем. Почему, я не понял, но, как узнал позднее, Весы Правосудия за все время удалось оспорить всего два раза.
- Мой подопечный еще при жизни исправил кое-какие из своих грехов. А если быть точным, то 26 февраля, 2011 года, в случае, когда Артур был уличен в приеме наркотических средств, что само по себе является грехом размером в один балл, то спустя два дня, он при встрече со своей знакомой по имени Эммилия Жениксон, солгал ей о том, что все наркотики были найдены его родителями и уничтожены. Ложь – грех размером в два балла.
Эдвард замолчал и посмотрел на судью.
- Причина его лжи заключалась в том, что бы не дать другому человеку согрешить так, как согрешил он сам.
Поразительно. Откуда они все это знают?
Вантер впился взглядом в весы и явно чего – то ждал. Я гляну туда же и именно в этот момент цифры над чашками изменились. Та, над которой было число 2572, (темная) изменилось на 2569, а над «светлой» с 2570 поменялось на 2571.
По амфитеатру тут же пошел шепот удивленных присутствующих. Сейчас их внимание не было устремлено на просторы аудитории. Судя по их лицам, такое им доводилось видет впервые. Я взглянул на судью. Он тоже был немало удивлен только что произошедшим. Лицо Вантера выражало огромное разочарование, в отличие от лица Эда, в глазах которого заиграли огоньки азарта.
- Затем, 14 марта, 2010 года, мой подопечный согрешил, изменив своей девушке Элиссии Бартон, все с той же Эммилией Жениксон. Измена – грех размером в три балла.
Ох, если они знаю даже это, то мне страшно подумать, о том, какое количество моих грехов им известно.
- И что же? – вмещался Вантер, - Измена – это грех, который нельзя оправдать! – пузатый старик все быстрее терял над собой контроль и злился. – Измена – значит умышленное предательство, и этому нет никаких оправданий!
Ну, в чем-то я согласен с этим стариком, ведь я сам не терпел, когда Эм с кем-то встречалась. И хоть и старался это скрыть, Эм обо всем сразу догадывалась и лукаво смотрела на меня и говорила « - Ревнуешь?». Я тут же хмурился и нахально отвечал подруге, стараясь выглядеть как можно более естественно « - Тебя то? Не смеши. Я, конечно, люблю девушек, но совсем другого типажа и ты это знаешь». Такие слова могли бы задеть любую незнакомую девушку, но Эмми знала меня уже очень давно и прекрасно понимала, что я вру, пытаясь не выглядеть слабым в ее глазах.
Вернемся в зал суда.
– Измена – значит умышленное предательство, и этому нет никаких оправданий! – прокричал Вантер, краснея, как помидор в убастренной съемке, когда этот овощ зреет.
- Но, - Эдвард сделал акцент на этом слове, специально не обратив внимания на старика
Похоже, что он тоже хорошо знает, что выводит из себя людей моментально.
- Измена была совершена не с целью удовлетворения личных потребностей, а с целью уберечь Эммилию Жениксон от одного из самых тяжких грехов – самоубийства.
- Чушь! – заорал во все горло Вантер, чуть приподнимаясь со своего стула. – Я не верю этому!
- Мистер Вантер, - спокойно обратился к нему судья, глядя на него сверху вниз, - прошу вас, успокойтесь. Сейчас мы все уладим. Лиллиан, - громко обратился ог к аудитории, - пожалуйста сообщите нам о том, что произошла с вашей подопечной 14 марта, 2010 года.
Одна из девушек, сидевшая недалеко от меня, принялась листать толстую тетрадь, лежавшую перед ней. Открыв нужную страницу, она пробежалась по ней взглядом, затем встала и посмотрела сначала на Вантера, затем на судью.
- Моя подопечная вследствие сильных душевных переживаний хотела совершить попытку самоубийства, но ей помешал совершить этот поступок Артур Флэтчер, который смог переубедить ее, изменив своей девушке.
О-о-ох, тот день. Тот день был самым счастливым из всех, которые мне довелось пережить… Эм, ты была просто великолепна – а – а – а…
Казалось, Вантер вот-вот взорвется от негодования.
- Спасибо. – поблагодарил ее судья, подав знак рукой, что бы девушка села.
В этот момент цифра на весах вновь изменилась. Над светлой чашкой появилось число 2574, а над темной 2566. Все присутствующие были явно очень удивлены происходящим. Я, кажется, начинаю понимать, что здесь происходит. Изначально над чашками были цифры 2572 (над темной)и 2570 (над светлой). Девять баллов, про которые говорил Эдвард – значат количество хороших поступков, совершенных мной еще при жизни, которое превосходит над плохими. В самом начале заседания «баланс» хороших был в минусе на 2 балла (2572 – 2570 = 2), сейчас же, «хороший баланс» находится в плюсе на четыре балла ( два пошло на погашение «задолжности», а остальные 4 в плюс). Что бы Эдварду набрать 9 баллов оставалось набрать еще 5.
Эдвард закрыл глаза и выдохнул. Он был напряжен.
- Это все? – поинтересовался судья.
- Да… - с сожаление в голосе проговорил Эдвард и закинул голову к потолку.
Вантер злобно улыбнулся и издал смешок.
- Я, полагаю, можно выносить приговор? – довольно произнес пузатый огурец.
- Мы еще не дали слово подсудимому. – разочаровал его судья и взглянул на меня. – Скажите, - начал он, - вы сожалеете о том, что вас уже нету более на земле в качестве человека из плоти и крови? – носатый старик чуть нагнул голову и посмотрел на меня поверх своих маленьких очков.
Э-э-э… Черт, что сказать? Что я должен сказать этому старикану? О нет! Эдвард, ты, кажется, говорил… ах, черт, тебе же не дали договорить, что мне делать в этом случае. О-о-о, не-нет-нет. У меня паника. Нет. Что делать, что делать… Так, спокойно, болван, возьми себя в руки… Дыши глубже. Итак. О чем я сожалею? Хм-м-м… Конечно, я сожалею о том, что умер. Да!
- Сожалею. – постарался как можно роснее ответить я.
- Да? – удивленно приподнял брови судья, - И о чем же?
А вот это вопрос уже посложнее. О чем я сожалею? Хм-м-м… Конечно, я о чем-то сожалею. Да!
- О моей до…
Я глянул на Эдварда, глаза которого выражали одну фразу «Нет, придурок, только не это. НЕТ!!!». Ах да, кажется, ты что-то говорил насчет доски, мой пшенноволосый друг, «если тебя вдруг спросят на Суде в чем, по-твоему, заключается смысл твоей жизни, пожалуйста, не говори им, что ты жил, только ради своей доски, умоляю…», да, вроде так звучали его слова, « -… или мне голову открутят сразу».
О, а вот это будет интересно.
- Да? – приподнимая брови и легко улыбаясь, вернул меня в реальность Вантер.
Он явно ждал моего ответа. – о вашей «до…»? – напомнил он мне.
- Ах, да… - замялся я, почесывая затылок, - о моей дорогой Эммилии.
Точно! Какой я мастер вариаций, а?
Похоже, что мой ответ весьма не удовлетворил ожиданий толстого старика, иначе он бы не стал вновь похожим на помидор, которые выращивает моя бабушка у себя в загородном доме.
- Ложь! – закричал старик, приподнимаясь со своего стула. – Я не верю этому!
Похоже, что этот Вантер очень не хочет того, что бы Эдвард набрал эти несчастные девять баллов.
- Мистер Вантер! – повысил голос судья, - Вспомните, где вы находитесь!
Вантер, как я понял – это очень важная шишка здесь, раз позволяет себе подобные вещи в зале суда, «плохой», проще говоря (мне просто так проще, ведь мои скуповатые мозги так воспринимают лучше), но второй носатый директор - это спокойный и рассудительный пес закона, воплощение справедливости и правильности, «хороший». Вот он мне нравится. :3
Вантер чуть приутих, возвращая свою необъятную пятую точку обратно на просторы бедного и несчастного стула, ножки которого, казалось, сейчас сломаются.
- Артур, - вновь обратился ко мне судья, - скажите, в чем заключается ваше сожаление по поводу вашей смерти?
- Ну, понимаете… - начал я, думая, что же мне сказать.
Т-а-а-а-а-а-ак… Споко-о-о-ойно… Вдох, выдох, вдох, выдох… Я закрыл глаза и попытался взять себя в руки. О чем меня спрашивал этот носатый второй директор? Почему я сожалею о том, что потерял жизнь?... Тишина. Совсем пусто стало в моей голове в тот момент… Ничего не обычного, это нормальное состояние моей головы.
И тут меня осенило.
Да что тут думать! Я же действительно сожалею о том, что расстался со своей Эм! Наверное, даже больше, чем на счет своей доски… Прости меня, моя любимая всем сердцем деревяшечка, я не хотел тебя обидеть, правда.
Я вдохнул и посмотрел на судью.
- Вся моя жизнь была похожа на одно большое серое пятно…
Так, а сейчас соберемся и вспомним доклад той умной девчонки из моего класса… как там ее? Рита? Или Лина? Ладно, сейчас это не имеет значения. Так, эта, пусть будет, Рина одна из самых умных в нашем классе и часто читает какие-то нудные доклады на разные темы, в которых понапихана огромная куча непонятных мне слов. Сейчас главное – вспомнить хотя бы кое-какие из них, что бы все прошло гладко.
- Вся моя жизнь была похожа на одно большое серое пятно… В ней не было ничего кроме вечно орущей без повода матери, строгого отца и маленького брата-предателя. Даже тогда, когда я только-только шел в первый класс, однолетний братец умудрился налить мне в рюкзак целый тюбик клея так, что все мои учебники были безнадежно испорчены. Все это было похоже на кошмар наяву. Кошмар, который продолжался уже очень долго и, несомненно, продолжался бы и дальше, если бы в один поистине замечательный день, я совершенно случайно не сбил в коридоре школы ее. Благодаря Эмми моя жизнь приобрела радостные оттенки и окрасилась в самые замечательные цвета…
Ох, ты епта, какие обороты я знаю! Поражаюсь иногда своим мозгам, честно.
-… С того момента все полностью изменилось, и я был очень благодарен небесам за такой подарок.
О, эта фраза обязательно должна на них подействовать!
- Неужели? – приподнял брови Вантер.
- Ну, - замялся я, вспомнив одну из сцен моей вечерней молитвы перед сном.
Я в салатовой пижаме с машинками, сижу перед кроватью на коленях, сложив руки замочком и опустив голову. Рядом, на тумбочке, стоит стакан молока и тарелочка с печеньем, это было своеобразное жертвоприношение богу (Да-да, вот такая у меня мама двинутая на тему религии, я знаю).
- Господь, - говорил я, - спасибо тебе за то, что ты дал мне и моей семье хлеб. Спасибо за то, что ты дал мне и моей семье здоровье. Я благодарен тебе за все. – и тихо так, от себя прибавлял. – И за Эм… Господь, если ты услышал мою молитву, то дай мне знать это и промолчи, дав мне съесть эти овсяные печенья и запить их стаканом молока…
И так повторялось каждый вечер.
- Вы так сожалели о том, что я ел печенье, предназначенное вам? – на полном серьезе проговорил я, глянув на Вантера. Краем глаза я увидел, как Эдвард одобрительно кивнул, расплывшись в довольной улыбке. По залу пробежал легкий смешок.
- Уважаемый, - строго посмотрел на меня судья, - не забывайте, где вы находитесь!
Я не обратил на его слова никакого внимания и продолжал.
- Эмми стала для меня чем-то вроде безлимитного баланса на телефоне или… нет, постойте. Она…
Рина! Как же мне сейчас не хватает одного из твоих докладов по литературе! Я напряг остатки своего мозга посильнее и постарался вспомнить хоть что-нибудь.
- Онବ¬¬¬, как ангел белокрылый,
Спустилась в тяжкий мрак земли,
И вечный свет мне подарила,
Рассеявши оковы мглы…-
Откуда это в моей голове взялось??? А-а-а-а, мне страшно! Такие слова никогда не посещали моего разума!... Изойди, нечисть! Фу! Кыш! Вон! Вон пошла!!!
Я замолчал, стиснув зубы и затаив дыхание. Сердце билось все медленнее и медленнее, звуки с каждой секундой отдалялись все больше и больше, мне становилось все страшнее и страшнее…
Что я сказал? Правильно ли я сказал? Что сейчас будет?...
Ладно, зато я все сказал от чистого сердца…
По залу пробежался одобрительный шепоток, что придало мне уверенности. Но даже, несмотря на это, я весь побледнел и стал похож на живого зомби. Руки онемели, и кончики пальцев превратились в кубики льда.
- Это все, что вы хотели сказать? – вывел меня из некого транса голос судьи.
- Да. - на одном дыхании, коротко ответил я.
- Хорошо. Садитесь.
Я плюхнулся на стул и принялся глубоко дышать, что бы успокоиться.
- Молодец… - тихо сказал мне Эдвард, слегка пихнув меня чуть повыше локтя. – Это самая грандиозная речь за всю твою жизнь.
Ну, в сущности, он был прав, ведь я никогда не говорил ничего длиннее одного предложения.
- Спасибо… - приходя в себя, ответил я.
- Кто-нибудь имеет возражения по поводу сказанного подсудимым? – обратился судья к аудитории.
Я уже был готов услышать возражение со стороны Вантера, но, похоже, что он решил немного помолчать. Вспомнил, наверное, про печенье, вот и задумался в печальных мыслях…
- Отлично. – судья взял в руки молоточек и стукнул им один раз. – Господа, попрошу пройти всех в зал обсуждений, для вынесения приговора.
Я, было, хотел встать, но Эдвард дернул меня за рукав и остановил.
- Сиди. Нам туда нельзя.
- Ладно…
Когда все вышли из аудитории, я глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула.
- Что сейчас будет? – безучастно поинтересовался я, все еще отходя от недавнего стресса.
- Сейчас за той дверью, - Эд указал на дверь, за которой недавно скрылся последний присутствующий. – они решают, как поступить с нехваткой этих несчастных пяти баллов.
Эдвард пытался казаться спокойным, но его напряженное выражение лица и немного дрожащие пальцы говорили совсем о другом. Он очень сильно нервничал и с нетерпением ждал приговора.
- Понятно… - устало ответил я. – А как они это решают?
- Голосуют. Что бы никто не мог узнать, как проголосовал каждый из присутствующих, это делается анонимно, и никто не узнает результата, пока не вернется сюда. Весы Правосудия отобразят решение суда.
Голос моего хранителя немного дрожал, и он иногда заикался.
Я замолчал и принялся рассматривать высокий поток.
- Я верил в то, что ты сможешь сказать то, что нужно. – после минутной паузы, усмехнулся Эдвард.
- Когда говоришь то, что чувствуешь на самом деле, то не задумываешься о том, что говоришь. Само как-то получается…
Парень опять усмехнулся и достал из кармана пачку сигарет.
- А тут можно?
- Они еще долго будут. Ведь Вантер там такую пыль поднимет… - доставая сигарету из пачки, пояснил Эдвард.
- А кто он вообще такой? – задал я вопрос, ответ на который меня уже очень давно интересовал.
- Вантер – это огромная ленивая жопа, которая ничего не делает и пытается заставить всех верить в какую-то чушь. – парень замолчал, подкуривая сигарету.
- Какую чушь? – поинтересовался я.
- Ну, - делая затяжку, сказал пшенноволосый, - он является членом Верховного Совета Ангелов. Этот совет принимает решение относительно всех прибывших сюда душ, и распределяет на какие «должности» кого отправить. Точно так же занимается и наказанием за непослушание и решением всяких вопросов. А Вантер издает всякие новые законы, которым все обязаны подчиняться и, которые выгодны лишь ему одному. Все непонятно почему бояться этого старикана и не смеют слова ему против сказать…
Парень затянулся еще раз и медленно выпустил дым.
- А таких, как я он просто на дух не переносит, опасаясь своеобразного бунта против него.
Я молча слушал Эдварда, пытаясь понять смысл его слов.
- Ну, как-то так. – на этом пшено закончило свой «рассказ» и посмотрело на меня. – Ничего, скоро сам все поймешь.
И подмигнул.
В этот момент дальняя дверь скрипнула, и в ее проходе показался судья. Эдвард, поперхнувшись дымом, поспешно затушил сигарету и незаметно выбросил ее на пол. Следом за судьей показался разгневанный Вантер, а за ними и все остальные. Когда все наконец-то расселись на свои места, судья прокашлялся и окинул взглядом аудиторию.
- Итак, - начал он, - все мы проголосовали и каждый из нас сделал свой выбор. Сейчас мы все узнаем, каково было мнение большинства.
Он замолчал, и в воздухе повисла напряженная пауза. Нервы Эдварда можно было буквально «пощупать». Он был очень напряжен и сильно волновался. Капельки пота выступили у него на лбу, и зрачки впились в чашки весов. Бровь слегка подергивалась, а губы дрожали. Я, признаюсь, тоже сильно разволновался…
То, что произошло в следующие пару секунд, полностью опровергло, как и мои ожидания, так и ожидания несчастного Эдварда. Цифры над чашками весов опять поменялись, и на сей раз промежуток между ними был вовсе не в четыре балла, которых так не хватало Эдварду…