Смутная мысль о поездке в Чернобыльскую Зону появилась в моей голове года два-три назад, когда я впервые увидел фотографии Оттуда. Где-то за полгода до нынешнего дня мысль начала оформляться и становиться почти навязчивой. Немалую роль, наверное, сыграло и увеличение интереса к теме, вызванное выходом игры «S.T.A.L.K.E.R.», но не это окончательно повлияло на мое решение Близкие начали считать меня зацикленным, почти все поголовно спрашивали меня, зачем мне оно надо, подозревая, что я поссорился с головой. Но никто уже не мог мне помешать выполнить желание. Я решил ехать в Припять.

Очень разные реакции наблюдались мной при упоминании цели моей поездки в разговоре со знакомыми. Одни морщили лоб, пытаясь вспомнить где же они слышали это название; другие 4 спрашивали меня, за каким чертом меня несет туда; третьи восклицали «Ни фига себе! Расскажешь потом, как там? Круто!»; и лишь несколько человек, не получив от меня вразумительного ответа на короткий вопрос «Зачем» говорили «Что ж, если тебе Это надо то удачи тебе»

Отвечать на вопрос «зачем» было в самом деле трудно. Даже спроси я сам себя, зачем мне эта поездка, не смог бы ответить четко и вразумительно Что-то внутри меня толкало, говорило «надо, Олег тебе это надо» и я не знал, да и сейчас не знаю, как выразить это словами. Поэтому одним, зная, что все равно не поймут, я отвечал «Интересно мне, как там», а другим говорил часть правды «Еду искать душевного равновесия».

Как бы то ни было, считали ли люди вокруг меня свихнувшимся или нет мысль о поездке все сильнее и сильнее обретала материальность. Сначала в планах стояли июнь или июль, затем, прочитав материалы об очередной поездке, я решил чего ждать? Я еду в мае. Пусть синоптики обещают страшную жару, пусть украинские политики не гарантируют нормальной ситуации в стране, но я еду.

До момента, когда я, собрав рюкзак, закрыл за собой дверь квартиры, были и споры с женой, которая хотела ехать со мной «лишь бы выехать хоть куда отдохнуть от бытовухи», были и друзья, удивившиеся «Уже собираешься??? Жаль, но у меня сейчас нет денег совсем, ну ты понимаешь? Может, потом вместе поедем?». Была мама, предлагавшая отдать мне деньги за билет, и даже больше, лишь бы я «прекратил валять дурака и не страдать ерундой» Но меня, как тот разогнавшийся бронепоезд, было уже не остановить.

Итак, Киев. Свой путь туда я описывать не буду, ибо он это просто достаточно короткое путешествие «из пункта А в пункт Б». Прибыл я в начале шестого утра, и у меня было больше полутора часов, чтобы осмотреться вокруг. Встретила меня украинская столица приветливо, зеленью своих улиц и почти полным отсутствием прохожих на утренних тротуарах. Был, конечно, неприятный момент, когда, проходя под сенью цветущей липы, я получил серьезный удар большой отломившейся веткой, больше похожей на дубину Соловья-Разбойника. Но ни синяка, ни крови не было, и я принял это недружелюбие Киева на «ой, извини, обознался».

Ближе к семи утра наш похожий на синего пузатого жука автобус начал собирать около себя всех, кто изъявил желание ехать Туда, где произошло то, что, наверное, до сих пор в страшных снах приходит к бывшим припятчанам, работникам ЧАЭС и ликвидаторам; то, что многими считается «величайшей техногенной катастрофой всех времен» Мы знакомимся, отмечаемся в списках, разговариваем, шутим, и кажется, что мы просто очередные экскурсанты, собравшиеся посетить какой-нибудь музей культуры или усадьбу помещика времен царствования династии Романовых. Но нет. Мы в этот момент не одни из ценителей прекрасного. Мы едем в гости к Печали.

Дорога в Зону отчуждения. Она запомнилась цветущими селами, жители которых спешили куда-то, не обращая внимания на два наших автобуса; короткими остановками «размять ноги и покурить», да и рынком в городе Иванкове, на котором, судя по табличке на местном магазинчике, можно до сих пор купить телеприставки «Сега» и даже «Денди». Через пару часов мы въезжаем в Чернобыльский район. Все. Через несколько сот метров мы въедем в Зону. Мы не увидим больше жителей, снующих по улицам грустных и веселых, бегущих по делам или просто спокойно перемещающихся по улочкам по случаю выходного дня. Мы уже на пороге.

Буквально сразу после въезда в Чернобыльский район наши автобусы останавливаются на КПП «Дитятки». За КПП, за отходящим от него ограждением из колючей проволоки Зона отчуждения. Здесь уже начинаешь понимать, что для простого человека посещение Зоны не игра, а самое что ни на есть серьезное мероприятие. У нас забирают паспорта на проверку, сверяют фамилии с заранее составленным списком, суровым взглядом пробегают по нашим лицам и мы въезжаем туда, где каждый из нас по каким-то причинам захотел оставить след в своей памяти. Когда мы ждали разрешения, через КПП без особых проблем проехал ухоженный «Запорожец» с пожилой парой на борту. Оказалось местные жители. Да, после аварии на ЧАЭС и последующей эвакуации населенных пунктов, в свои села вернулись несколько сотен жителей. Сейчас в селах Зоны проживают около 150 человек. Все они официально зарегистрированы как жители Иванковского района Украины, ибо Чернобыльской районной администрации уже нет и как управляющего органа быть не может...

Первое крупное село Залесье. Название «говорящее» за стеной деревьев дома увидеть с первого взгляда невозможно. Только через несколько секунд понимаешь, что за ветками проглядываются окна, крыши, заборчики Первые же шаги в направлении домов дают понять, что Природе легко нет, даже ОЧЕНЬ легко вернуть себе то, что человек пытается завоевать у нее для своего проживания. Деревья, кусты, трава все настолько плотно заполняет все пространство между брошенными домами, насколько это только возможно. Тропинок уже практически нет. Только некоторые из них, на которых сотни ног в течение нескольких десятков лет не оставили растениям шанса на скорый рост, еще сопротивляются наступлению флоры. В деревянных хатах целы почти все стекла, это дает какое-то подсознательное чувство, что люди ушли совсем ненадолго, вот-вот вернутся Но заходим в первый попавшийся дом, и все надежды капитулируют перед страшной реальностью. Выцветшие обои, практически полностью отсутствующая мебель, горы книжек (что интересно большинство по физике) на полу, проламывающиеся прямо под ногами в некоторых местах половицы все это ясно показывает, что никто и никогда сюда уже не вернется. Только такие посетители, как мы, будут еще несколько лет тревожить замершее в стенах этих домов время, да и то, видимо, до того момента, пока кто-нибудь не сломает себе что-нибудь, провалившись сквозь гнилые доски пола и тогда при посещениях Зоны входить в брошенные дома запретят категорически.

Едем дальше. Через каких-нибудь пять минут въезжаем в Чернобыль. От того, что станция называется Чернобыльской, у многих людей складывается впечатление, что Чернобыль и был самым пострадавшим от катастрофы городом. На самом деле это не так Чернобыль был всего лишь районным центром, и находится, если мне не изменяет моя старая подруга-память, в 18 км от АЭС. А самым пострадавшим стал город Припять, который был построен в 1970 году, и в котором на момент взрыва четвертого энергоблока проживало 50 тысяч человек. Тем не менее, в Чернобыле и сейчас живут люди. Это около 4 тысяч человек персонал, так или иначе связанный с Зоной. Персонал же атомной станции живет в новом, отстроенном вместо Припяти городе Славутич, откуда и ездит на вахты в специально для этой цели выделенной электричке.

В Чернобыле, в агенстве «ЧернобыльИнтерИнформ», нам рассказывают об истории создания Зоны, о различных трудностях, с которыми связана работа там. Мы видим редчайшие фотографии фото четвертого блока, сделанное с вертолета; фотографии последнего из существовавших кладбища техники, участвовавшей в ликвидации последствий аварии; карты заражения территории Украины различными радиоактивными изотопами; карту первых вариантов десяти- и тридцатикилометровых Зон, которые, ввиду отсутствия какого-либо мониторинга, просто отчертили циркулем Заместитель руководителя международного отдела агенства Юрий Татарчук может рассказывать, кажется целый день, но останавливает свой рассказ и предлагает продолжить поездку.

В помещении бывшего автовокзале Чернобыля, в магазине, закупаемся провиантом (не радиоактивным проверено!). Кстати, о радиации. В Чернобыле фон небольшой, мой дозиметр показывал не более 20 микрорентген в час (это абсолютно в пределах нормы). Город многократно дезактивировали, насколько я понимаю, и вероятность поймать серьезную дозу там сведена к минимуму. Даже на стоянке с образцами техники, участвовавшей в ликвидации, на бывшем стадионе города, дозиметр не показывал больше 30 мкр/ч, хоть там и стояли знаки, предупреждающие о радиоактивности.

«Остров погибших кораблей» Так между собой называют последнюю стоянку кораблей, на которых подвозили материалы для ликвидации; на некоторых из них первое время жили ликвидаторы Сейчас эти ржавые полузатопленные баржи производят мрачное, гнетущее впечатление, которое никак не вяжется с ярким солнечным днем, с зеленой и цветущей растительностью вокруг

Пожарная часть города Чернобыля. Отсюда, одними из первых, выезжали расчеты для тушения пожара на четвертом энергоблоке. Тушили и гибли через некоторое время, от тяжелейшей лучевой болезни В их честь, силами их же товарищей-пожарных был поставлен памятник и, до сих пор даже не внесенный в реестр памятников Украины, он поддерживается и находится в идеальном состоянии.

Контрольный пункт «Лелев». Граница десятикиломитровой Зоны. Требования безопасности становятся намного строже. Слушаться во всем сопровождающих, не сходить без крайней необходимости с асфальта, не принимать пищу на открытом воздухе это минимум, который мы должны выполнять. Иначе можно навлечь на всю группу наказание в виде досрочного отъезда домой.

Село Копачи еще одно село с «говорящим» названием. Когда люди пытались найти способы дезактивировать территории, несколько сел и деревень были просто-напросто засыпаны грунтом. Идею особым успехом не увенчалась, и дальнейшие эксперименты в этом направлении прекратили, но теперь о селе Копачи напоминают только указатели на въезде и выезде, да несколько холмиков с установленными знаками «Осторожно, радиоактивность».

Подъезжаем к Станции. Сперва видна третья очередь, пятый и шестой энергоблоки, которые так и не были достроены. С полдюжины подъемных кранов, которые через несколько лет будут грозиться обрушиться; бетонные коробки, в которые почти не было установлено оборудование, а то, что было установлено давно разворовано любителями брать то, что плохо лежит Через дорогу от третьей очереди ХОЯТ-2, хранилище отработанного ядерного топлива, которое по разным причинам никак не могут запустить в эксплуатацию. Выйдя из автобуса, понимаю, что разговоры о запретах покидать асфальт не лишни. Если на дороге, которую постоянно моют, дозиметр показывает всего лишь двух-трехкратное превышение нормы, то первый же замер на обочине дает сразу минимум десятикратную разницу с обычным фоном. Уже нехило

Подъезжаем к основной территории АЭС. К первой и второй очереди, энергоблоки с первого по печально известный четвертый. Организаторы сразу предупреждают фотографировать по левую сторону от дороги запрещено. Как минимум потому, что на станции собираются сооружать объект «Укрытие-2», и все подготовительные работы нельзя снимать.

Итак - смотровая площадка четвертого энергоблока. Вопреки устоявшемуся в широких массах мнению, радиационный фон на площадке не зашкаливает за поддающиеся осмыслению пределы от 300 до 700 микрорентген в час. Не так уж и страшно, принимая во внимание близость реактора. Конечно же, еще ближе к Саркофагу фон выше, но за забор нас, конечно же, никто не пустит, поэтому мы хором и поодиночке фотографируемся на фоне станции и возле памятника ликвидаторам, установленного в честь двадцатилетия с момента сооружения объекта «Укрытие». Вид саркофага вызывает у меня двойственные впечатления. С одной стороны, он вызывает какое-то подобие страха чувства, вскормленного многочисленными публикациями в прессе на тему радиации и ее опасности и т.д., а с другой стороны я вполне спокойно разглядываю все это технократическое великолепие с чувством легкой зависти к самому себе немногие, да что уж там никто, в общем-то, из моих знакомых, не был так близко от места, которое знают ВСЕ. Глупо, наверное, гордиться тем, что был здесь, но я, в общем-то, доволен собой. Это не развлечение поехать в Зону, и большинство людей не понимает, повторюсь, моего желания, считая его какой-то глупой бравадой, что ли%u2026 Нет, это не бравада. Для меня, для души моей, важнее поехать сюда и ПОНЯТЬ что-то новое, осознать масштабы Горя, скажем так, с места событий, чем в очередной раз ехать беспечно прожигать жизнь в какой-нибудь Таиланд

И последний и самый главный пункт нашего путешествия. Припять. Город, о котором я прочитал много всего, фотографиями из которого я засматривался последние несколько месяцев, и который оказался совершенно не таким, каким я ожидал его увидеть. Давно ожидаемая встреча прошла как-то буднично, что ли Я не чувствовал того внутреннего ощущения из разряда «вот оно!», я просто приехал и теперь стоял на бывшей центральной площади бывшего города-мечты. Да, это был действительно город-мечта по советским меркам. Молодой, стремительно развивающийся, за 16 лет своего существования из маленького поселка энергетиков-ядерщиков он стал серьезным, современным городом, приехать работать в который считалось за честь! Если в остальном Союзе люди стояли в очередях на жилье чуть ли не десятилетиями, то здесь квартиру можно было получить уже через полтора года работы на Станции. Современнейшие дома, отличные детские сады, школы, которых, как мне помнится, в Припяти постоянно не хватало настолько много было в Городе детей, что обычных «а-б-в» классов не хватало, и добрая треть алфавита уходила в некоторые года для разделения учащихся на классы. Сколько сил и души было вложено людьми в Город? В нем было все для счастливой жизни развитая служба быта, магазины, кинотеатр, дворец культуры, кафе, ресторан Ухоженные, все в цветах улицы Я не видел всего этого великолепия, только выцветшие фотографии но я помню, сколько радости было в моем детстве, в далеко не самом образцовом городке и эта радость, многократно умноженная, проецируется мной на Припять, делая ее в моем сознании почти идеальным городом. И этот город, который был любим своими жителями и любивший их, был оставлен. Оставлен «на три дня». Оставлен НАВСЕГДА. Никогда уже на этих улицах не будет звучать звонкий детский смех; никогда уже в кинотеатре не погаснет свет, для того, чтобы яркий луч кинопроектора высветил на экране белый прямоугольник; никогда шум бокалов в кафе «Припять» на набережной не обозначит появления новой счастливой и молодой семьи Да много таких «никогда». Много. И все они означают только одно. НИКОГДА люди больше не будут жить в этом городе. В ближайшие несколько десятков тысяч лет. Именно столько будут распадаться радиоактивные элементы, щедрой дланью рассыпанные по Городу. И будет Город стоять одиноко с пустой надеждой, что вернутся люди и наполнят собой его, скрасят его Грусть. Будет стоять, пока не начнут от старости, от необратимого влияния времени рушиться его здания, погребая под своими останками воспоминания «призраки прошлого» И через каких-то лет сто, скорее всего, уже не сразу можно будет разглядеть среди кустов, деревьев и травы фундамент гостиницы «Полесье» или любого другого дома И уж тем более не будет уже в живых никого из тех, для кого слово «Припять» не просто семь букв и шесть звуков. А значит, и грустить по потерянному Городу будет уже некому. Но до тех пор Он будет грустить о себе, о своих жителях, да и обо всех нас, кто сейчас идет в его тишине и думает каждый о своем

Мы идем по улицам Города, разделившись на три группы. Мы вдыхаем запах цветущей акации, который не могут забить никакие другие запахи. Их, других запахов, просто нет. Конечно, в зданиях основной запах «вековой» пыли и запустения, но снаружи нет запахов от промышленности и автомобилей. Есть только дурманящий запах цветущей Природы. Природы, которой никто не мешает расти так, как ей вздумается.

Фон в Городе везде разный. Есть даже открытые места, в которых меньше 20 микрорентген (в домах иногда доходило до 5!), а есть места, особенно покрытые мхом, в которых табло прибора показывало и больше одного миллирентгена. Но на фон через какое-то время перестаешь обращать внимание, и прекращаешь бросать взгляд на прибор каждые пять минут. Тебя перестают волновать какие-то свои проблемы, вроде жары или желания попить воды Ты целиком погружаешься в одну, но большую проблему. Проблему Города. Ты ходишь по дворам, видишь дома, заросшие иногда до самой крыши дикорастущим виноградом; подъезды, в которые трудно войти, не отодвинув ветки раскидистого куста; разбитые мародерами окна, через которые выкидывались вещи Не хочу описывать все фотографии скажут больше, хотя и они не идеал в передаче эмоций Нужно все это видеть и чувствовать самому. Как чувствовал я, как наверняка чувствовали те, кто был рядом со мной. Не все, конечно были там люди, которые, видимо, узнали о Припяти из игры «Сталкер», и решили посмотреть насколько похожими сделали локации разработчики. Проходя по гостинице, они говорили что-то вроде «О, я здесь был! Вот этот коридор очень похож, а вот комнаты ни к черту». Мне не понять их. Да, мне очень понравилась вышеупомянутая игра, но для меня она существует совершенно отдельно от реальной Зоны они для меня не переплетаются.

И одно место поразило меня больше других. Поразило в самое сердце. Я стоял, чувствуя тяжесть в груди, и слезы стояли у меня в глазах. Я видел детский сад. Вряд ли я один такой, скорее всего это нормальный рефлекс для любого адекватного человека защищать детей. Да, строгий отец может шлепнуть по заду своего расшалившегося сына, но случись что он горой встанет за малыша, сделает все, чтобы тот не страдал! Проходя по группам детсада с раскиданными игрушками, книжками, и все это вперемешку с бесполезными тогда детскими противогазами я ясно представил своих детей в такой обстановке, которая была в дни после аварии. Может, потому, что оба моих сына как раз ходят в детский садик, и мне это близко, но я отчетливо понял каково это детям когда сегодня они радостно играют в свои любимые игрушки, а завтра их берут под мышку и увозят неизвестно куда, где они никогда больше не увидят своих друзей, своих воспитателей, и те стены, в которых им предстояло вырасти и стать уже школьниками Для ребенка все это огромный шок, и я представляю себе, как рыдали дети, которых отрывали от их привычного детства В сотый раз глядя на фотографию брошенного плюшевого мишки, я очень отчетливо вижу, как какой-нибудь четырехлетний малыш обнимает его, и, не умея толком говорить, делится с ним своими простыми еще переживаниями и берет его с собой в кроватку, чтобы было кому защищать его детские сны Я вижу это так же ясно, как видел моего младшего сына, обнимающего во сне свою игрушечную кошку; как видел старшего сына, который, будучи четырехлетним, жаловался плюшевому медведю в половину его ростом, на несправедливых родителей, и, поняв, что за ним наблюдают, крепко прижимал к себе своего «собеседника» и насуплено отворачивался к стенке. В любых перипетиях дети страдают больше всего, ведь они беззащитны, и не могут сами принимать какие-либо самостоятельные решения. Именно поэтому, наверное, тот детский садик оставил у меня на сердце неизгладимые шрамы

Возвращаясь обратно в Киев, мы снова шутили и разговаривали, но не было это уже настолько беспечным, как перед поездкой. Я думаю, многие открыли в себе что-то новое, что нельзя получить в обыденной жизни. Так и я, придя к какому-то, пусть шаткому, но равновесию в мыслях, проникся болью Города, Который Оставили Люди, и смог все-таки прикоснуться краешком души к его вселенской грусти

Напоследок хочется добавить не стоит, по-моему, ехать Туда просто потому, что «это круто», «я буду не как все», «я видел это в Сталкере и теперь хочу посмотреть, как там на самом деле» и прочим прозаическим и банальным причинам. Ехать туда надо, как мне кажется, чтобы УВИДЕТЬ, а не просто «посмотреть».

И жди меня, Припять, снова! Я еще загляну к тебе в гости...