Самое страшное, что может быть, это – заживо умереть.
М. А. Нексе

1.
Я должен ждать хозяев… Я жду…

Идут!… Страх… Злоба… Почему?... Вспышки… Зачем?… Боль. И ещё больший страх…

Я должен искать хозяев… Я ищу…

2.
Предвкушение действия замораживает мир на несколько мгновений, оттягивая момент развязки до самого последнего момента, а потом выстреливает тебя из-за угла обшарпанного здания предельно напряженным и внимательным. Каждая мелочь и деталь изучается досконально и максимально четко, дабы устранить возможные нежелательные последствия. Но когда же мнимая опасность минует, и напряжение спадает, разочарование с облегчением не даёт тебе покоя своим необычным смешением.

Я чувствовал это, так же как и он. Когда-то…

Сталкер вздрогнул и обернулся. Пустота. Он прислушался, замер. Осторожности ему было не занимать. Вот уже час он и ещё один бредут вдоль улицы, и шарахаются при каждом звуке. Новички? Нет. Один, ведущий точно бывалый. Знает что делает, и чувствует меня. Вот уже полтора часа, как я слежу за ним, но не из-за интереса к нему, а скорее от скуки. Зачем они тут? Я искал встречи не с ними. Но бывалый сталкер медлит. Это понятно почему. Он чувствует, как за ним следят. Молодец. Далеко пойдёт. Впрочем, если я не ослаблю своего внимания, то не так уж и далеко.

Я оставил их в покое, и стал всматриваться в небо. Зачем я здесь? Зачем вообще это хмурое небо, эта пустая земля? Зачем ловушки, контроллеры, и другие опасности. Зачем всё это? Если даже я не могу докопаться до сути. Что мне всё эти ухищрения контроллеров и их ловушки? Я спрашивал их, но они говорили что-то об опасности открытого доступа человека к…

Но ни словом о причинах вызвавших подобные последствия. Да и впрочем, что они могли знать, они были пешками, солдатами в этой странном противостоянии.

Необычное ощущение, когда напряжение достигает придела, тебе становится приятно. Как будто организм превращается в натянутые струны, а мозг-музыкант ловко управляется с ними, вытягивая из оных приятные всему твоему естеству созвучья. Организм инструмент. Я понял это и принял это, как должное. Разум это мастер, который владеет навыком пользования организма. Чем больше навык, тем точнее инструмент. Чем точнее инструмент, тем приятнее исполнять на нем свои пьесы или даже целые концерты.

Но инструмент может сломаться. Это не так страшно. Страшнее когда ломается разум.

Но ещё страшнее, когда хороший инструмент попадает в плохие руки.

Но вдруг выстрелы, совсем рядом, и крик. Точнее вскрик, который так же быстро захлебнулся, как и родился в горле осторожного сталкера. Я дождался своего! Вперед!

3.
Почувствовать это было сложно. Но не из-за того, что твои чувства недостаточно обостренны, а из-за того, что твои разум не способен это принять как должное. Как можно принять что-то чужеродное не испытав при этом неприятного ощущения недоумения или брезгливости? Аура этого существа была не округлой, а как это не странно - пятнистой. Будто его сознание разорвало само себя, или же ему помогли?

У человека сошедшего сума под телепатическим воздействием контроллера, аура просто теряла свою статичность и начинала совершать самые причудливые метаморфозы. Здесь же был частный случай упорядоченного безумия. Стереотипы безумия подразумевали собой что-то страшное, исковерканное, хаос, безумный танец гениальных мыслей, которые хаотически шарахались в закоулках сознания, периодически сталкивая друг с другом. В данном случае безумие было соразмеренное и упорядоченное, не пугающее, но манящее своей невероятной трактовкой.

На вид существо было подстать своему астральному воплощению. Гуманоид ростом метр шестьдесят, горбатый, худой, но кажущийся очень тяжелым, из-за характерной походки. Когда оно шло ни одна часть его тела не волновалось в такт шага. Создавалось ощущение, что оно каменное. При близко рассмотрении всё вставало на свои места. По всему его телу, где полагалось быть сухожилиям, отсутствовала кожа, и поблескивал металл. Стальные сухожилия! Органика не прижилась на чужеродной материи, выставляя на показ дело рук безумного гения. Но сталь, или может быть титан, прекрасно чувствовал себя на месте своих органических аналогов.

Это казалось невозможным. Это существо должно было давно просто сгнить. Ещё в семидесятых годах советские ученые экспериментировали с подобными вещами. Но их подопытный, у которого отсутствовало левое полушарие мозга, и присутствовало полное не восприятие боли, благополучно издох от гангрены. Опыты тогда прекратили.

Но видно нашёлся кто-то, кто не хотел отступать. Я видел подобных, этому существу. В заброшенном бункере, где пахнет смертью, кровью и лекарствами. Они помещались в колбах с синей жидкостью, застывшие в самых причудливых формах, как вмороженные в ячейки другого мира. Мира уродства и безумия. За место пальцев рук, на кисти одного виднелись пальцы с ног. У другого отсутствовало пол черепной коробки, и единственный глаз был открыт и изредка моргал, так что казалось, что существо удивленно, и ничего не понимает. Могло ли оно мыслить?

Я постучал по стеклу на уровне этого странного взгляда из ниоткуда в никуда. Глаз бешено завращался, казалось он жил отдельно от изуродованного хирургами тела. Он рвался на свободу, он стенал зажатый в плене плоти, он хотел умереть. Казалось весь разум, и смысл этого уродца заключался в его глазном яблоке. Но в черном провале дула моего пистолета, было больше смысла, чем в существовании этого куска подопытного мяса - он нес смерть. И освобождение.

Но тогда одна колба была пуста, идеально цела и пуста…

4.
Запах, несет кто? Шум, еда!? Ошибка, осторожная ошибка, она не даст ничего из куска своей плоти.

Мир его был точно такой же, как и в колбе. Такой же хрупкий и легко поддающийся влиянию. Он не знал что такое свобода или плен. Выполнять команды было проще, чем догадываться до чего-то самому. Висеть, зацепившись за неровность на стене, он мог часами. Но время ничего не значило для него, разве что перерывы между кормёжкой. Когда хирурги резали его без наркоза, он вертел головой, пытаясь осознать хоть что-то. Не было страшно, было интересно. А интерес, как известно, несет знание. Так он постепенно, что-то узнавал. А потом он не мог шевелиться, годами. Годы слились с серым цементом потолка, в который уставился его тупой взгляд. Но потом потолок исчез. Исчезли вибрации. Исчезло всё. Он не знал что это смерть. Если б знал, наверно бы умер. Но так как жалкое его подобие разума не воспринимало отключения всех жизненных функций как смерть, то он не умирал. Не смотря на ничтожность его интеллекта, он обладал невиданными способностями контроля над своим телом и другими обстоятельствами, о которых он даже не подозревал, и соответственно они для него не существовали. Комариная плешь, мясорубка, пуля, летящая со скоростью шестьсот метров в секунду, их просто не было для него, он не знал о них, соответственно они не могли причинить вреда.

Он не видел колбу, в которой находился, и значит, её не было. Он шагнул из неё, и мир ожил.

5.
В нем не было агрессии. Интеллект таракана, и силы супермена. Все его функции сводились, к поиску пиши, и свисанию со стен подобно летучей мыши, видно это всё чему его научили те, кто создал его. На его левой руке было три пальца, пальцы были с его же ноги. Я присел рядом с ним, и посмотрел ему в глаза. Зря я это сделал. Там была пустота, за которой крылось что-то отвратительно. Я отпрянул. До этого момента существо меня не воспринимало. Но тут на его морде, появилось подобие интереса. Я почувствовал, как оно тянется ко мне, незримо и неотвратимо. Оно легко как нож сквозь масло проникло в мою память. А я, в его…

…Шум. Хозяева! Они будут говорить со мной. Я хочу висеть…

Это были сталкеры, те двое. Я видел их в памяти Железяки которая жадно ворочалась в моей голове. Железяка думаю наиболее подходящее название этому тупому куску титана и мышц. Железяка с наивности собаки бросилось к сталкерам, принимая их за своих создателей. Но сталкеры отреагировали, так как и должны были. Они открыли огонь.

Дальше лишь образы, тени. Вот сталкер он убегает, второй лежит к перекушенным горлом, и оторванной рукой, и его воспоминания как вода через сито протекают сквозь разум Железяки. Ни одна кроха информации не осталась в его памяти. Память отсутствовала, так же как и левое полушарие мозга.

И всё больше ничего. Никаких воспоминаний. Да и те, что я увидел, постепенно исчезали, утекая через огромную дыру в исковерканном сознании Железяки. Я ошибся, это было не безумие, это было гораздо проще и страшнее. Это был чистый разум новорожденного. Присутствовали лишь некоторые жизненные функции, вроде ходьбы, питания, и зашиты. И ещё один факт сильно взволновал меня. Я не чувствовал души этого создания.

Душа. Я часто думал о ней. Я её ощущал, знал, что она есть, но не понимал что это. Но, глядя на Железяку, я понимал, что душа это наши привычки, наша память, наш характер. Душа это ячейка, которая хранит нас как личностей. Железяка был без души, точнее душа его была, но не там где ей полагалось быть. Соответственно он не мог помнить, чувствовать, не мог существовать в этом мире, как его полноценная часть. Он был призраком. Его душа оставалась в том мире, но связь её и его сознания была четкой и легко мной прослеживалась. Это хрупкая связь эта было односторонней. От души к сознанию. Отсюда и вся сила его. При желании он мог летать, поднимать силой мысли танки. Его возможности обусловливались всеми знаниями того света, или астрала, как называют его люди. Но всё что воспринимал его интеллект, не могло оседать в душе, путь к ней был закрыт.

Это объяснялось лишь одной невероятной догадкой. Когда-то душа его было на месте. А потом он умер. Душа покинула его тело, а исковерканный разум не воспринял это. И Железяка возродился, а душа не вернулась, осталась там, так как не видела к чему возвращаться, но и не отверзлась от своего бывшего носителя, так как тот продолжал жить.

Железяка процедив мою память через сито своего сознания отпустил меня. А я, осознав его сущность, оглушенный присел рядом, пытаясь придти в себя.

Призраки существуют. Это был единственно правильный вывод из обработанной мной информации.

Меж тем Железяка потерял ко мне интерес и принялся за недавно убиенного сталкера. Я бросил взгляд на эту дикую сцену, и меня передернуло. Я встал и отошёл, что б не наблюдать трапезу Железяки. Как ни странно во мне так много осталось от человека, даже больше чем я того сам хотел.

Способности призрака на порядок превосходили мои. И если честно меня это коробило. Я присел в позу лотоса и закрыл глаза. Через несколько мгновения, я летел бестелесным духом, наблюдая себя со стороны. Мир вокруг стал ярче и понятнее. Развалины города начали обрастать кучей подробностей, которые липли ко мне, как колючки репейника. Я отмахнулся от них и подлетел к Железяке. Эту существо предстало передо мной как пустой сосуд и я, не раздумывая, заполнил его…

… Сущность мою разрывало. Ничего не видно. Клубок чувств, воспоминаний, эмоций, как будто всего меня взяли и сжали в одну точку. Пустота…

… Иное восприятие. Я не знаю что это. Пытаюсь понять, но не могу. Страшно…

…Жарко…

…умираю…

6.
Когда сознание вернулось ко мне, я вдруг понял, что чувствуют дети при рождении. Осмотревшись, увидел себя и Железяку. Я видел себя глазами Железяки, и Железяку глазами себя. Это было невероятно! Мы были одним целым. Я поднял руку Железяки и помахал сам себе, при этом выдавливая на морде, жалкое подобие улыбки. Сам же я лежал на спине, руки и ноги дрожали, сердце бешено бьётся. И ощущение двоякости, и как ни странно похмелья. Я хотел встать, но тело не слушалось. Я помог сам себе Железякой. Отряхнул себя уродливой рукой, похлопал по щекам.

Но придти в себя полностью мне так и не дали. Над моими головами (да именно головами), гудя пропеллерами, пролетел вертолёт. Но ни Ми-29, а К-52. Я чуть не поперхнулся, с какой стати в зону пускают новейшую и дорожащую технику. Но ответ пришел сам собой. По мою душу пришли.

Размышлять, не было времени. Вероятно, переселение души в другое тело стало причиной невероятной аномалии или ещё чего. Но это что-то было на столько сильно, и так явно проявляло себя, что военные быстро засекли меня и уже тянули свои лапы в моём направлении.

Я решил отступить. Но отступать было некуда, руины города уже были окружены. Я видел это так, как будто висел над городом в пяти ста метрах над землёй с биноклем в руках. Или это видел Железяка? В прочем уже без разницы. Нужно давать бой. Раньше я бы обрадовался этому стечению обстоятельств. Тогда я был маньяком, смысл жизни которого заключался в состязании со сталкерами и другими сильнейшими мира сего. Почему я делал это? Не потому что это была воля «Зоны», или чья то ещё, а потому что я не знал, зачем существую, и я стал упиваться всесилием, играя в смертельные игры с (как мне тогда казалось) достойными смерти от моей руки. Но всё приедается, и, в конце концов, надоедает. Тогда нашел себе другое занятие. Я стал открывать загадки зоны и рассказывать о них другим сталкерам, которые конечно заслужили это, или заработали. А потом я наблюдал за дальнейшим развитием событий, что было на редкость увлекательным времяпрепровождением. Это увлечение сделало меня ещё одной легендой зоны под названием – «Всевидящий». (см. «Блуждающий храм»)

7.
Кольцо, окружившее город медленно, но верно сжималось. Как петля на шее висельника. Я не хотел быть висельником. Но, учитывая, что против меня было около шестидесяти спецназовцев, три БМП, два вертолёта, и не возьмись, откуда танк, избежать назначенной мне участи будет сложно. Но я был не один, меня было два. Значит не всё потеряно.

Железякой, я направился на пятый этаж панельного дома стоявшего в двух кварталах от меня, и окна которого выходили на площадь. Сам же вышел на эту площадь, с каким то памятником посреди. Отсюда можно было вести дальний бой. Но у меня было всего два модифицированных пустынных орла, которых я достал с большим трудом, но которые с лихвой окупали себя. Так что на дальний бой рассчитывать не приходилось. Я пробежался меж домов нашел узкий переулок и, встав посреди него, исчез. Не просто исчез, а растворился в воздухе в полном смысле этого слова. Теперь я был невидим, как для глаза, так и для приборов. Правда такой фокус стоил мне немалых сил, и что б повторить его мне придётся отдыхать дня два.

Через минуту мимо меня проехал БМП, а за ним семеня спецназ, десять человек, под прикрытием двух снайперов примостившихся на дальнем конце улицы у фонарных столбов. Спецназ и БМП прошли мимо. Когда я материализовался, оба снайпера были у меня на мушке. Нас разделяло метров сто. Я успел сделать поправку на ветер и выстрелил одновременно с двух стволов, по-македонски. Одна пуля угодила снайперу прямо в голову, второму повезло больше, он успел отпрянуть, и пуля попала в броню, оглушив снайпера на пару минут. Этого было достаточно. Не успели стихнуть первые выстрелы, как я уже повернулся к прошедшему мимо патрулю и открыл огонь на поражение. Спецназ бросился врассыпную. Кто-то успел открыть огонь. Но прежде чем они поняли, в чем дело, я выпустить шесть пуль, причем каждая из них нашла свою цель. Тут я включил в бой Железяку. Быстро выпрыгнув им из окна, я пролетел метров шестьдесят по дуге, и оказался на площади, на которую уже выезжала техника танк Т-72 и два БМП.

Ещё четыре выстрела и с первой порцией спецназа покончено. Железяка тем временем молнией несется к танку. Один ментальный удар, и танк, уставившись дулом в небо, грациозно балансирует на заднице, беспомощно перебирая гусеницами. Ещё мгновение и он заваливается к верху брюхом и выходит из боя. Долго не думая, я прыгаю железякой, в небо, но промахиваюсь мимо зависшего в воздухе вертолёта. Сам же забросив в БМП гранату, со всех ног несусь в укрытие. Глухой хлопок, оповещает меня о ещё одной маленькой победе.

Кольцо было прорвано, но я не собирался уходить меня взял азарт. Не смотря на то, что снайпер очухался раньше, чем я рассчитывал и успел подстрелить меня в бок. Однако одной пули было недостаточно, что бы сбить с меня спесь.

Теперь оставалось тридцать пять спецназовцев, два БМП, и два вертолёта. Неплохое начало. Но эффект неожиданности был истрачен. Железякой тоже ухожу в укрытие, в тот же дом, из которого выпрыгнул.

К месту боя подтягиваются оставшиеся войска. Они идут грамотно, быстро, незаметно, но не для меня. Я обхожу ещё один взвод, плетущийся за БМП. Они почти выходят на площадь. Я беру Железякой старую железную кровать и выкидываю из окна третьего этажа. В окно, откуда вылетела кровать, тут же летит град пуль, и девяти миллиметровый снаряд. Но снаряд не попадает в проём, и взрывается, влетев в стену. Пока все палили по зданию, я зашел сзади к снайперам и снял их метательными ножами. Теперь у меня была СВД. Я успел снять пятерых, прежде чем меня засекли. Ну, тут и началось веселье. Уходя из под обстрела, я нырнул за забор. Меня стали прижимать.

Чтоб спасти положение я вынырнул Железякой из дома, прямо на головы спецназу. Пока я месил их Железякой, а сам уходил из западни, не заметил, как вертолёт сделал боевой заход и прочертил поле боя очередью из пулемета. Я не чувствовал боли, но что, что-то не так было ясно на лицо. Когда пыль, выбитая пулемётной очередью, осела, я увидел, что Железяке оторвало левую руку.

Я не учел одного обстоятельство. Тот Железяка не знал то такое пулемет, ему было всё равно, но я то знал что это, я знал о последствиях попадания пули. Без души он был призраком, но со мной он ожил. Я побежал прочь, и попытался бежать Железякой. Но взрыв ракеты сбил с ног моё второе тело. Я влетел в стену, и кости жалобно затрещали, от сильного удара.

Но я бежал, точнее, бежала одна часть меня, что есть сил прочь от города. Паника охватила меня. Я был остановлен, прижат к земле, и одновременно я был свободен и мог двигаться. Я жил и умирал. Я убегал от смерти, но не мог убежать. Моя часть умирала, умирал я. Вертолёт дал ещё залп, и меня стало разрывать на куски. Я закричал…