Мы шли по Припяти уже минут десять. Позади остался луг и получасовый привал. После обеда Дровосек долго осматривал окраины поселка, и, в конце концов, дал знак следовать за ним. На входе в поселок нас встретил огромный щит, двойник которого до сих пор стоит на выезде из Чернобыля, на дороге ведущей к АЭС: три фигуры — рабочего, ученого и солдата, и надпись сверху „Место подвига — Чернобыльская АЭС". Немного неуютно смотреть теперь на эти плакаты, словно заглянул в дневник, который пытался вести во втором классе — и стыдится вроде нечего, а все равно хочется побыстрее закрыть и отложить в сторону. Глупости все это. Не об этом надо думать. Вон и Дровосек насторожился. Кажется, я уже различаю, когда он напрягается. Даже удивительно, как быстро можно выучить человека, особенно если учеба больше всего напоминает дрессировку. Как собачки Павлова — все понимают, выполняют команды, только не говорят. Не потому, что не умеют — просто их мнение никого не интересует... Почему-то вспомнилась армия...

— Очнись, Ведомый, смерть проспишь.

— Я не сплю. Готов к труду и обороне.

— Ну, раз можешь шутить, значит уже в порядке. Перекресток впереди видишь?

— Да. Довольно сложно не заметить перекресток в ста метрах от себя, особенно если идешь по центральной улице.

— Прямо Нат Пинкертон. И что же ты на нем видишь?

— Столб от светофора. Даже два. Машину марки „Нива". Состояние — труп. На свалку лучше выбрасывают. И кстати, Ватсон, почему не Шерлок Холмс?

— Не опошляй имя великого сыщика. На скрипке играть не умеешь. А за машиной двое. Почти наверняка сталкеры. Возможно юарцы.

Маугли настороженно вгляделся в остатки древнего механизма, затем недоверчиво взглянул на Дровосека.

— И откуда же такие сведенья? Дедуктивный метод, аэрофотосъемка или мы сюда на стрелку шли?

— Проще, малыш, гораздо проще — сталкер постучал пальцем по собственному лбу — бинокль.

Маугли выругался про себя. Сложно постоянно помнить, что у Ведущего на голове не просто противогаз, а еще и бинокль с ночным инфракрасным режимом, и Бог знает, что еще.

В этот момент из-за машины показался крупный человек в скафандре высшей защиты. В правой руке он держал FN2000, правда, ствол направлял в землю. Левой он сделал приглашающий жест. Дровосек удивленно присвистнул:

—Архангелы! Ну и занесло же вас ребятки.

— Это еще кто такие? Знакомые из юарцев?

— Знакомые, но не из юарцев. Странно, что ты о них еще не слышал. Опусти пушку, но не прячь — мало ли кто здесь еще бродит. Пока сближаемся, я тебе кое-что расскажу, а то ляпнешь еще чего сдуру.

Так вот, эти ребята — снайперы, формально принадлежат к группировке „Долг". Их трое, так что некоторые еще называют их Святой Троицей. Они не ищут в Зоне артефакты и не занимаются научными исследованиями. Они охотятся на контроллеров. Выслеживают их по зомбированным охранникам и уничтожают. Если среди зомби есть люди — относятся к ним как к заложникам террористов. Пытаются свести потери к минимуму, а затем выводят из Зоны. Двое рыщут по Зоне, а третий обходит блокпосты. Они единственные невоенные сталкеры, которых солдаты свободно пропускают через периметр, а офицерский состав закрывает на это глаза. После пары случаев, когда они „сняли"контроллеров захвативших блок-пост, без потерь среди солдат, их не только поддержат огнем с периметра, но и при необходимости доставят в военный госпиталь. Да и новинками снабжают — будь здоров. Сталкер, который поднимет на них руку, окажется вне закона. В общем, ребята хотя и чокнутые, но хорошие.

— А если контроллер их возьмет под свой контроль? Или, например, сейчас они зомби?

— Эта опасность грозит нам, но не им. Каждый из этих парней носит нимб— артефакт, блокирующий телепатическую активность. Если такой надеть на контроллера— тот даже крысу не завербует. А человека — носителя он защищает от этой пакости на все сто.

— Редкие, должно быть. Уйму денег стоят?

Дровосек покосился на Ведомого.

— Да уж не копейки, только желающих отобрать их у Архангелов пока не находиться. И тебе не советую.

— Да я просто так спросил.

— А я просто так ответил.

— День добрый, сталкеры. Далече забрались.

Тихий голос звучал низко и мощно, несмотря на шлем.

— И вам день добрый,Архангелы. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Но и вы ведь здесь гости редкие.

Архангел слегка повел головой из стороны в сторону, то ли осматривая улицу, то ли отрицая редкость посещений. Матово отсвечивала полоска белого, по виду эмалированного обруча, надетого поверх его шлема. Она и правда напоминала нимб, или скорее головное украшение.

— Контроллер снял охрану блокпоста и увел всех вглубь Зоны. Мы уже сутки его следы топчем.

В этот момент из-за машины поднялся второй Архангел, с СВУ-шкой. Комплекцией он уступал первому, но на качестве экипировки это не сказывалось.

—Дровосек?

— Да. Я тебя знаю?

— Максим,Ежик, начинал Ведомым у Борова.

— Тот самый, которого я перепил у Толстого Сердюка?

— Тот самый, который перепил Тебя у Толстого Сердюка!

— Ну, хорошо, хорошо, тот самый, с которым мы славно напились у Толстого Сердюка.

Рукопожатие было долгим и крепким, сопровождаясь тихим смехом первого Архангела и демонстративно внимательным оглядыванием местности Маугли. Тот явно чувствовал себя слегка не в своей тарелке.

— В ближайшие пару дней через периметр лучше не ходить — там все на ушах стоят. Когда мы уходили, они собирались организовывать вторую линию — в полукилометре от первой. Тройки наблюдателей на высотах между постами.

Несмотря на закрывающий лицо Дровосека противогаз, было заметно, что он резко помрачнел.

— И что же дальше?

— Да все как обычно, пару дней перебесятся, найдут козла отпущения, и все вернется на круги своя. Главное не попасть в разряд козлов.

— Что ж, спасибо за предупреждение. Маршрутами махнемся?

— Баш на баш? — Максим взглянул на так и не представившегося спутника, явно старшего в этой двойке. Тот кивнул, а затем повернулся кМаугли.

— Прикрой-ка, хлопец, их с той стороны, пока они шушукаться будут, а я с этой погляжу.

Маугли кивнул и, отойдя на пару шагов, стал в уставное положение — „часовой на стреме".

Двое „шушукающихся" присели, достав электронные планшетные карты и нависнув над ними, казалось, потеряли всякий интерес к окружающему миру.

...

— Наш путь проще, по крайней мере, для вас. Можно стило?

— Да конечно.

— От перекрестка до щита по улице ловушек нет, дальше — по прямой до въезда в карьер. Дорогой лучше не пользоваться — несколько комариных плешей и мортир. Почти все дрейфующие, но в пределах окрестностей дороги. Кроме них слева, в полукилометре, лежбища двух стай слепых псов. Вот здесь, и примерно в этом районе. Точнее не скажу. На въезде в карьер — КАМАЗ. С ним не все понятно, так что будьте осторожны.

— Вот здесь - Дровосек отчеркнул стилом пунктир канализации — от карьера отходит трещина, разрывающая трубу. Вплоть до подвала этого дома труба обросла ржавыми волосами. Безопасно как в сейфе. Дальше уже начинается наезженная зона.

— А как же вы без скафандров по трубе?

— У каждого свои секреты, мон шер.

— Не спорю. Ладно, спасибо конечно, но этим путем мы воспользуемся, только если будем возвращаться одни. Надеюсь, этого не случится.

— Что ж, удачи вам.

— И вам дай Бог того же. Если наткнетесь нанимб— ты знаешь, мы дадим лучшую цену.

— Знаю. Если наткнемся — договоримся. По крайней мере, обещаю, что к вам приду первым.

— Заметано.

Оба поднялись, пряча планшеты.

Когда Архангелы уже скрылись в переулке Маугли, до того молча провожавший их взглядом, обернулся к Дровосеку.

— Мы куда-то сильно спешим?

— Что? Ты что-то спросил? - Дровосек явно о чем-то задумался и прослушал вопрос.

— Я спрашиваю, мы куда-то спешим? Настолько, что не поможем людям, попавшим в беду в Зоне?

— А, ты об этом. Мы оба будем там не просто обузой — потенциальными зомби. Не хочу ставить Архангелов перед выбором — убить меня или получить пулю в спину.

— Извини, я не подумал об этом.

— Зато подумали они и как видишь не попросили остаться даже в качестве тылового прикрытия. Поверь, они знают, что делают. Пошли отсюда и не забывай посматривать по сторонам.

17:05

После встречи с Архангелами я вздохнул с облегчением: кажется, появилась возможность „стряхнуть хвост". Парень был, в общем-то, не плох, да и с напарником не в пример легче. В прошлые разы я проходил карьер часов за пять-шесть — приходилось не только следить за показаниями детекторов, но и постоянно оглядываться через плечо. Однако там, куда я иду почти наверняка я и останусь. Он же и подавно. Второй комплект „юного водолаза" у него был. Мешки мы спрятали у среза трубы, а мед вообще хранился в его рюкзаке. Путь он должен был запомнить, так что шансы у него неплохие. А я, если останусь цел, выберусь этим новым путем. С моим снаряжением это вполне доступно, тем более, заранее зная о большинстве сюрпризов. Оставалось только разделиться, но как раз тут я, как мне казалось, нашел наименее болезненный выход. Детектор показывал наличие сильной аномалии на втором этаже дома, мимо которого мы сейчас шли. Оставалось надеяться, что я не ошибся.

— Ведомый, проверь поле справа от тебя.

— Ничего.

— А ближе к дому?

— Есть сигнал.

— На моем локаторе тоже. В районе второго этажа. Давай-ка обойдем эту хрущевку и посмотрим на это чудо попристальней.

Маугли кивнул. Кажется, наконец-то, началось самое интересное — добыча.

Спустя пять минут двое сталкеров стояли в прихожей квартиры на втором этаже пятиэтажки. Маугли настороженно осматривался по сторонам, но с места не двигался, ожидая указаний Ведущего.Дровосек размышлял. В гостиной, судя по полю, расположился полтергейст, и теперь надо было заманить туда Ведомого, самому оставаясь вне комнаты. Оставались еще кухня, санузел и детская... точно, детская!

— Ведомый, я проверяю гостиную, а ты осмотри детскую и...

По лицу Маугли прошла явная судорога.

— ... о, извини, хорошо — гостиная твоя, за мной детская, кухня и санузел.

— Да нет, я в норме. Я проверю детскую...

— Разговорчики, Ведомый. Твоя — гостиная. И будь осторожен, надень перчатки.

— У меня нет.

— Это зря, ладно на будущее будешь знать, а пока руками ни к чему не прикасайся. Пошли.

Я вошел в детскую, слыша, как Маугли начинает осторожно обходить комнату. Он пока не догадался сузить поле своего детектора и теперь гадал, которая из вещей может оказаться артефактом. Полтергейстне выпустит его теперь из комнаты около получаса — пока не наиграется, а за это время я уже успею уйти далеко. Напоследок я окинул взглядом детскую — обычная картина запустения. Не люблю я эти квартиры. Почему-то у меня при взгляде на них возникает ощущение, что люди не просто ушли отсюда — они ушли навсегда.

За стеной что-то упало, хлопнуло, а затем послышалась целая канонада, но приглушенная, словно сквозь сон. Что ж, мне пора. Проходя прихожую, я бросил взгляд в гостиную: дверной проем, словно пленкой, был затянут сероватым полупрозрачным туманом. Можно было разглядеть носящиеся по воздуху вещи, Маугли, вертящегося волчком, то ли потрясающего автоматом, то ли стреляющего из него куда-то в потолок. Он отделается парочкой синяков, но останется жив и невредим, если конечно не умудрится попасть из автомата в самого себя. Я еще ни разу не слышал, чтобы полтергейст причинил кому-нибудь серьезный вред — так, шутки, шалости. Кроме олуха, который додумался в подобных обстоятельствах взорвать гранату. Полтергейсту хоть бы хны, а вот „игрушка" истекла кровью. Но у Маугли, насколько я знаю, гранат нет. Все пора идти. Отвернувшись, я вышел на лестничную клетку и начал спускаться.

ЧАЭС снабжала электроэнергией две трети Украины. Ее мощность, которой гордились, была описана в куче справочной литературы. Но, когда я вернулся из своего первого рейда к эпицентру и попытался выяснить некоторые подробности, стали всплывать странные факты. Мне потребовалось восемь месяцев и больше половины заработанных за хабар денег, чтобы привести все это в приемлемый вид. Дыры оставались, но я мог потратить всю свою жизнь, выясняя подробности. В одном из попавших ко мне документов упоминалась подстанция возле Припяти. Больше ни на одном из официальных документов она не упоминалась. Даже в перечне, но присвоенный ей номер был там пропущен. Один из бывших жителей Припяти, старичок-грибник с точностью до формы ограды описал мне здание, которое я уже видел, находясь в Зоне, и подозревая в нем подстанцию „невидимку". Но старичок с пеной у рта доказывал, что это не подстанция, а какой-то военный объект, так как вокруг периметра всегда крутились солдаты, а к зданию вела лишь одна ЛЭП — от АЭС. Во вторую ходку я проверил слова старичка. Он оказался прав во всем, кроме одного — к „подстанции" вели две ЛЭП, но обе шли от АЭС. Чуть позже, зайдя с другой стороны, но все еще не приближаясь к зданию ближе трех километров, я в бинокль обнаружил на его фасаде отметку несуществующей подстанции. Картина начинала складываться. Последним доводом стали сведенья, полученные через Торговца. Они стоили мне туеву хучу денег, но в итоге у меня на руках оказались документальные свидетельства, что за период с 1982 по 1984 год разница между вырабатываемой на ЧАЭС энергией, и проходящей через первое кольцо ретрансляторов составляла 5%. Хватило бы на Донецк или Харьков. И, кажется, я знал, куда подавалась эта энергия. Спросите, почему я вообще занялся этим зданием, одним из многих в Зоне? Как-то так получилось, что местоположение этого здания и геометрический центр Зоны совпадали с точностью до десятка метров. Вот так, никаких пришельцев с далеких звезд, параллельных миров или будущего. Мы сами свиньи и сами гадим там, где живем. У меня лишь оставалась надежда, что двадцать килограмм тротила в моем рюкзаке смогут разнести то, что находится внутри этого здания. О варианте, что этот процесс, словно реакция полураспада, нуждался не в подпитке, а лишь в затравке, думать не хотелось.

17:45

Тяжело дыша, Маугли перевалился через дверной проем и на четвереньках пополз к выходу из квартиры. Над левой бровью наливалась багровым цветом довольно большая шишка, но каких-либо других физических повреждений на теле заметно не было. В отличии от хозяина, экипировка представляла собой удручающее зрелище: рюкзак был распорот от верха и до основания, болтаясь за спиной, словно два недоразвитых крыла. Крылья эти сейчас, под тяжестью имущества в уцелевших карманах и заткнутого сбоку, между стяжками, помпового ружья, свешивались справа до самого пола и собирали за собой большую часть мусора. Калашников остался в комнате, зато на шее появился полевой бинокль, с треснувшей правой линзой. Его ремень был так перекручен, что напоминал пеньковую удавку на шее приговоренного.

— ...ять... — хрипло доносилось при каждом выдохе. ...ово...сек...олочь...уда...Маугли выполз на лестничную клетку, перевернулся на спину и замер, раскинув руки и устремив блуждающий взгляд в потолок. Шло время, дыхание выровнялось, взгляд приобрел осмысленность, а на щеках начал проступать легкий румянец. Пора было перестать валятся, как на пляже в Крыму и трезво оценить ситуацию. Его бросили. Вряд ли это была попытка убийства — хватило бы и пули в лицо. От него просто отделались, как от ненужного балласта. „Кинули". Интересно, что же такое рассказал Дровосеку тот Архангел? Или Дровосек заранее это спланировал, и просто искал подходящее место? Но тогда зачем он вообще брал меня с собой? Вопросы, вопросы и ни одного ответа. Все ответы ушли вместе с этой сволочью. Что ж, когда выберусь задам ему их и задам с пристрастием. Если выберусь. Ладно, хватит ныть, нужно проверить, что осталось от снаряжения. Одежда вроде в порядке, рюкзак... да, пропустим... на правой ноге ножны охотничьего ножа, с ножом. Уже радует. В карманах штанов пара десятков гаек, носовой платок, все. В нагрудных — два сухпая, тоже хлеб. На поясе фляга и подсумок с патронами для калаша. Шесть десятков, да только где тот калаш? На левой руке часы (18:50! я что, был там полчаса?) и компас, на левой детектор аномалий и счетчик Гейгера. На шее бинокль... а этот еще откуда? Аккуратно размотав ремешок, Маугли осмотрел находку: обычный полевой бинокль, правда, с треснувшей линзой, но это не так уж и страшно. Он сам подумывал перед походом о чем-то подобном, но после уплаты взноса Дровосеку денег осталось только на патроны и пополнение аптечки. Аптечка! Маугли рывком скинул со спины остатки рюкзака. Так, карманы уцелели. Даже центральный — разрез прошел чуть сбоку и наискось. Аптечка оказалась цела, а это уже существенно повышало его шансы на выживание. Еще бы оружие. Но остальные карманы, как он помнил, были набиты исключительно патронами. Сто восемьдесят патронов (если считать с теми, что на поясе) — три с половиной килограмма. А стрелять ими не из чего. Оставался еще помповик, вроде и неповрежденный, но хрен его знает, сколько патронов осталось в нем. Да и пополнить их негде. Может и был запас в рюкзаке того сталкера, только навряд ли он сохранился после взрыва гранаты Дровосека и последовавшего за ним пожара. К тому же возвращаться к КАМАЗу хотелось не больше, чем в ту комнату, из которой он недавно едва выбрался. Но и без оружия в Зоне он долго не протянет... Стоп, только без паники. Попробуем мыслить логически. Мне необходимо выбраться живым из Зоны. А для этого мне нужно оружие, желательно калаш. Это пока недоступно. Что еще? Выбираться куда? Единственный путь, который я знаю — канализация. Меда нет, скафандра нет. Исключается.Архангелы знают другую дорогу. И они спасают людей. Отлично, я человек и меня нужно спасти. По крайней мере, помочь выбраться из Зоны. Значит нужно просто найти Архангелов. Просто, хм. Не бродить же по улицам, крича 'Архангелы, ау!". Так недолго кого другого дозваться. Тогда уже с другими архангелами придется знакомиться. Но найти их надо. Что ж, у меня теперь есть бинокль, да и крыша в трех этажах от меня. Так что для начала нелишне будет осмотреться, а там решим, что делать. Перед подъемом, Маугли слегка привел себя в порядок: бинокль снова перекочевал на шею, ружье в руки, аптечка и патроны из подсумка поменялись местами, а рюкзак был скатан и перевязан остатками ремней. Теперь он висел за спиной, напоминая горб Квазимодо.

На крыше было пустынно. Несколько оставшихся антенн были в разной степени обжиты ржавыми волосами, да над левым крайним выходом на крышу масляно поблескивала шляпка гриба - бормотухи. Маугли передернуло от мысли, что было бы, выберись он на крышу именно там. Улица, по которой они шли и перекресток были пустынны. Маугли несколько минут осматривал местность в бинокль, отвлекаясь на регулярный осмотр крыши и неба — без Дровосека, за спиной постоянно чувствовался чей-то взгляд. Это было, в общем-то, знакомое чувство, но радости оно не вызывало. Поселок словно вымер. Невесело усмехнувшись пришедшему на ум каламбуру,Маугли пригнувшись, как под обстрелом, перебежал на противоположную сторону и снова приник к окулярам. С этой стороны, дома быстро сходили на нет, открывая склон довольно высокого холма, густо поросший лесом. Хотя эти слова больше подходили тому лесу, старому, до катастрофы. Сейчас черный склон словно прорезали бесчисленные белые трещины: голые, пепельные стволы деревьев и черная, то ли земля, то ли тот же самый, только уже осыпавшийся и остывший пепел. В бинокль лес казался негативом, а, опуская бинокль и глядя на него без приближения линз, Маугли вообще отказывался поверить в реальность увиденного. Да, он, конечно, слышал рассказы о Мертвом Лесе, но жизнь как всегда оказалась куда как страшнее. Снова приникнув к окулярам, Маугли до рези в глазах вглядывался в лес, с каким-то остервенением пытаясь найти хоть какой-нибудь признак жизни. Но увидел он нечто иное: к границе леса подходила маленькая человеческая фигурка. Сморгнув, и подстроив резкость, Маугли стиснул зубы — можно было ошибиться в одежде, рюкзаке или винтовке. Но походка и действия фигурки не оставляли сомнений - Дровосек закидывал „спиннинг". Вот он в очередной раз замер, чуть склонив голову, выпрямился, прошел пять шагов (ах, какие мы все-таки педанты) и вновь замер. Даже в бинокль Маугли не видел выброса гайки, но это уже не имело никакого значения. Он тщательно, несколько раз сверившись с ориентирами, запомнил место входа Дровосека в лес. Еще раз осмотрел проходы между домами и, улыбаясь, направился к спуску с крыши. Нехорошая это была улыбка.

19:30

Дровосек стоял у ворот „подстанции". Хотя „у ворот" было не совсем корректно: ворот как таковых не было. Были два металлических кривоватых столба, обломки ограды и кучи бетона на месте забора, из которых то тут, то там выглядывали спирали колючей проволоки. Позади остался Мертвый Лес и парочка грязных пятен, в которые он не угодил только благодаря спиннингу. Каждый раз приходилось обрезать радиоактивную нить, отходить вбок метров на двадцать и делать новую попытку. Однажды у него сдали нервы и он расстрелял покачнувшуюся ветку. А может и правильно сделал, ветра ведь не было. Только, после этого тишина навалилась словно вода — не позволяя вынырнуть, отдышаться, перевести дыхание... но он шел вперед, по компасу, шел, стиснув зубы, не оглядываясь, хотя кожа просто зудела от „взгляда в спину". Он должен был дойти. Дойти и взорвать. Очистить. Выжечь. И наверно убить. Так всегда бывает, когда на чашах весов ложатся „Мы" и „Они". Точнее „Мы" или „Они". И уже не важно кто „Они", важно только „Мы". Он шел именно ради этого „Мы", по крайней мере, искренне в это верил.

Поведя по сторонам головой с включенным тепловизором, Дровосек взглянул через плечо на лес и вздрогнул — в инфракрасном свете тот казался кровавым. Поежившись, он вновь повернулся лицом к зданию, переключил языком оптику на обычный режим, запустил гайку и, дождавшись падения, включил катушку. Датчики показывали норму вплоть до того как оранжевый снаряд скрылся в цилиндрическом стволе „спиннинга". Поколебавшись еще пару секунд, Дровосек сделал первый шаг за ограду...

19:10

Я шел за ним через лес. Цепочка следов была столь явной, как если бы ее оставил на земле неизвестный чеканщик. За мной оставалась такая же цепочка, но все это скорее радовало: мой детектор был не в пример хуже, чем его, так что пусть поработает миноискателем. Да и возвращаться будет легко. Судя по цепочке следов, мы были единственными живыми существами в этом лесу. Оставались еще конечно птицы, но их я не видел ни в бинокль, когда осматривал лес, ни сейчас, когда шел по нему. Я явно нагонял Дровосека — он не мог позволить себе идти, словно по бульвару, а я делал сейчас именно это и от той легкости, с которой я шел по этому месту, начинало казаться, что я бессмертен, или, по крайней мере, неуязвим. Я даже попытался насвистывать, но быстро это прекратил — в тишине леса свист, даже тихий, был неестественно громок. Я же пока не собирался сообщать о своем присутствии Дровосеку. Однажды тишину леса прорезала очередь, заставившая меня броситься за дерево — казалось, что курок спустили едва ли не над ухом. Это заставило меня пробираться дальше куда как осторожней, выискивая взглядом то, во что мог стрелять идущий передо мной сталкер. Вряд ли он выпустил очередь ради развлечения. Не вовремя (или наоборот, весьма своевременно) вспомнилось, что детекторы у Дровосека не чета моим, и что он вполне мог встретить что-то, засекаемое лишь в инфракрасной или ультрафиолетовой части спектра. По спине в очередной раз поползла холодная струйка пота, а внутренний голос, раз за разом пискляво вопрошал: „Господи, ну зачем я сюда поперся!". Ответ был, но внутренний голос он не устраивал. Пару раз Дровосек резко сворачивал под прямым углом, проходил пару десятков метров и вновь возвращался к своей траектории. Он явно шел к какой-то цели, но не было ни одного следа, указывающего, что он здесь уже бывал. Мои ботинки были уже полностью покрыты слоем грязи (или пепла?) и, глядя на белесые, отполированные стволы деревьев не очень-то хотелось задумываться о ее (его?) происхождении. Но всему когда-нибудь приходит конец. И вот передо мной та цель, к которой шел мой бывший Ведущий. И можно сказать довел. Здание, то ли подстанция, то ли склад, а может еще что-то, кто его знает? Следы, еле заметные на бетонной площадке перед входом, уводили внутрь. Во весь рост вставал вопрос: идти за ним или устроить засаду здесь. Оставаться в виду леса отчего-то не хотелось, а у здания вполне могли оказаться и другие выходы.Дровосек не обязательно собирался возвращаться из этой бетонной коробки, да и из Зоны, если на то пошло, тем же путем, каким и пришел. Значит следовало лезть за ним, внутрь и постараться увидеть его раньше, чем он меня. Перспектива не из веселых, учитывая, что у меня, в отличие от него, инфракрасной оптики не было. Но деваться было вроде как больше и некуда.

Итак, здание. Пустой проем двери в закрытых воротах. Осторожно заглядываем внутрь: пустынное помещение, больше похожее на пропускной пункт: будка охранника, с уцелевшим бронестеклом, ряд вертушек, одна из которых вырвана из своего гнезда и валяется прямо у будки. Слева виден въезд для машин, рассчитанный не меньше, чем на грузовик.Дровосека, да и вообще кого бы то ни было не видать. Прижимаясь к стене и выставив перед собой ружье пробираюсь дальше. Детектор, установленный на максимальный для него радиус (7 метров), молчит как убитый. Из помещения вело несколько выходов, но в коридоре, у которого я сейчас стоял, была потревожена пыль, да и вел он вроде прямо в центр здания. А где же еще могли находиться те артефакты, ради которых Дровосеквсе это затеял? Я его не убью — в конце концов, он ведь меня не убил, но Ленин завещал делиться. В коридоре было полтора десятка дверей, но все они были заперты. Так что в итоге зигзаг привел меня к последней двери, замыкавшей коридор. Когда-то на дверях висели таблички, но сейчас об этом напоминали лишь прямоугольники более светлой краски, да пары дырок. Складывалось ощущение, что уходящие отсюда люди заметали следы. Последняя дверь была приоткрыта. В щель была видна какая-то аппаратура и парочка темных дисплеев. Не придумав способа незаметно открыть дверь пошире, я просто распахнул ее плечом, держа помповик наперевес. Комната оказалась пустой, если не считать старой, отключенной аппаратуры, занимавшей все стены, включая ту, где была дверь. Только посередине стоял явно выпадающий из этого антуража контейнер густого синего цвета. Осторожно подойдя к нему, я опустился на колени, лицом ко все еще открытой двери. После нескольких безуспешных попыток крышка поддалась, но не так как хотелось, открывшись в мою сторону. Пришлось снова обходить контейнер, для того, что бы заглянуть внутрь. Под крышкой оказалась такая же синяя панель с маленьким цифровым дисплеем. На дисплее, сменяли друг друга цифры 26...25...24...

Вдруг за спиной, в конце коридора хлопнула дверь. Знакомый голос заорал: „Стой, придурок, там бомба". Топот ног позади, а я как дурак стою, даже не обернувшись и смотрю на зеленоватые цифры дисплея. 20...19...18... Рука уже знакомо хватает меня сзади за пояс и тащит прочь, а в глазах плывет 17...16...15... Я изворачиваюсь, меня, словно из катапульты выбрасывает вперед, но рука остается, только перемещается между лопаток, толкая вперед, все дальше и дальше. А в ушах стоит даже не крик — рычание:

— Шевелись придурок, дубина стоеросовая, сейчас рванет.

...10...9...8... Коридора не видно,Дровосека, который меня практически несет тоже. В глазах стоят только сменяющие друг друга цифры, да на периферии сознания вертится мысль — неужели я такой трус?

Вот уже и входной предбанник, с вывороченной вертушкой, в глазах, кажется, проясняется, и только уплывают, растворяются цифры: 3...2...1...

Уши вдруг накрывает ватной подушкой, пол стремительно несется к лицу, а сверху наваливается что-то тяжелое и большое...

В себя я пришел на удивление быстро — еще осыпался кое-где щебень, да висели в воздухе серые облака бетона и пыли. На меня навалилось тело Дровосека, почти полностью погребая под собой. Кое-как выбравшись из-под него, я окинул взглядом руины. От бетонной коробки остался остов, да и то местами. Можно было долго гадать, как мы умудрились уцелеть, но, судя по всему, в моем случае ответ был прост — меня прикрыл Дровосек. Его самого в какой-то мере защитил рюкзак, полусорванный с лямок и иссеченный щебнем, словно шрапнелью. Я не слышал его дыхания, но это могло быть и из-за не восстановившегося еще слуха. В стороне валялась его винтовка — ствол согнут, приклад расщеплен. Да, не везет мне сегодня с оружием. На четвереньках подполз я к нему, я увидел то, что до этого скрывал рюкзак — левая нога ниже колена представляла собой неестественную скобку. Штанина была темной, как и бетонное крошево под ней. Это уже было плохо, очень плохо. Радовало лишь то, что мертвые не кровоточат. Значит еще живой. Надолго ли?

На Дровосека ушли почти все запасы как моей, так и его аптечек. По крайней мере это касалось антисептиков, перевязочного материала и ампул новокаина. Перелом оказался открытым, и пришлось вспоминать курс „молодой медсестры", как мы называли это в армии. К тому моменту как я закончил, во-первых, окончательно стемнело, а во-вторых, ко мне начал возвращаться слух. По крайней мере, я уже слышал звук осыпающегося щебня, когда в свете угасающего дня пытался найти на развалинах хоть что-то полезное. Слава Богу, я обнаружил в сохранившемся маленьком строении, видимо подсобке, инструмент, а среди него — тележку для крупногабаритных предметов. Я чувствовал себя вполне нормально, но видимо это и есть шок — когда делаешь что-то, от чего в последствии на загривке встают дыбом волосы. Я как будто забыл, что нахожусь в Зоне, со всеми ее ловушками и монстрами. Я хозяйничал, словно у себя дома, не утруждая себя даже взглядом на детектор аномалий или счетчик Гейгера. Да, говоря откровенно, я и не помнил о них. Только шоком я могу объяснить, как в почти полной темноте погрузил на тележку Дровосека, его рюкзак и затем поперся, толкая ее перед собой, через Мертвый Лес. Ночью. Плюя на все и вся. И только старой русской пословице, о том, что дуракам и новичкам всегда везет, известно, почему под утро я с черного хода вкатил телегу в заброшенное здание какого-то магазина на окраине поселка, живой сам и с пришедшим в сознание Дровосеком.

12:30~3:00

... Перед глазами мелькали какие-то красноватые тени. Они то плыли, как в замедленном танце, то внезапно срывались и неслись вскачь, как перепуганный табун. Тела не существовало. Лишь изредка, откуда-то издалека, накатывала боль и тогда тени на время исчезали, уступая место темноте. Иногда мне казалось, что еще чуть-чуть, и мое сознание всплывет, красноватые тени превратятся в белые, обглоданные ветки и я пойму, куда иду, или куда меня ведут. Но тени все так же неслись перед глазами, в очередной раз накатывала боль и я „плыл". Кажется, в один из моментов, когда я еще (или уже) понимал, что вокруг лес, а я куда-то двигаюсь, мимо меня, словно в замедленном пируэте скользнула розоватая, почти белесая тень. Она так не походила на остальные красноватые, почти кровавые тени, что я смог задержать на ней свое внимание. Она обогнала меня и сейчас удалялась куда-то вперед и вправо, оставляя за собой след, словно жук-древоточец. Сначала я не обратил на это внимания, продолжая следить за тенью, но ровные, чуть светящиеся полоски все больше напоминали строчку букв и я нехотя начал вглядываться в этот след.Sta Terra Anathema Locus...Остановись, Земля, место искупительной жертвы (проклятия?)... кажется, не стоило так напрягаться. Перед глазами вновь поплыли тени, но я сделал еще одну попытку разглядеть ускользающее видение: ...Ego... нет Ergo Requiescat...следовательно покоюсь. У Декарта есть фраза Cogito, ergo sum — мыслю, следовательно существую. Кажется, я что-то упустил, что-то из-за чего существование превратилось в упокоение...

5:40

Дровосек стянул наконец-то противогаз, и тот болтался сейчас на его груди, как сдутый шарик. Его лицо было исчерчено грязноватыми потеками пота.

— Спасибо, Маугли. Только зря ты это.

— Тебя забыл спросить. Да, кстати, неужели ты вспомнил мое прозвище? С чего бы это?

— Есть причина. Но все равно зря. Ты наверно не заметил, но уже у самого здания нас засекла стая слепых псов. А может и раньше, но я заметил их уже перед тем, как ты вкатил меня сюда. Так что скоро можно будет ждать гостей.

— Побоятся они сюда сунуться.

— Может быть, но — тут Дровосек указал на свою левую ногу в лубке — запах крови действует на них как на акулу. Какое-то время они будут выжидать, а затем пойдут на приступ. Так что уходи сам.

— Ага, сейчас, шнурки поглажу и пойду.

Маугли тяжело привалился к стене.

— Вход только один, плюс окно. Вторая дверь — тут он бросил взгляд на покореженную железную конструкцию в глубине помещения — ведет в подвал. И, если правда то, что мне рассказывали в ресторанчике, то синеватые отсветы означают студень. Учитывая, как альтернативу,псов, я выбираю последнее.

Дровосек покосился сначала на дверь, потом на Маугли, но, так ничего и не сказав, откинулся спиной на стену и закрыл глаза.

—Дровосек, а Дровосек, почему тебе такое прозвище дали? На лесоповале работал?

— Нет, Бог миловал. Я закончил Харьковскую Юридическую Академию имени Василисы Премудрой. В смысле Ярослава Мудрого. Просто в первой вылазке наломал дров. Наступил на все известные, на тот момент грабли, и на несколько неизвестных. Но при всем при этом умудрился уцелеть. С тем же успехом мог быть сейчас Бледнолицым Братом.

— Ну что ж, раз уж нам скоро предстоит погибнуть, не облегчишь ли душу свою исповедью, Ведущий мой?

— Ты это о чем? - Дровосек напрягся.

— О, ничего постыдного, во всяком случае - Маугли старательно копировал издевку Дровосека— в это очень хочется верить. Вопрос номер один: почему я? В смысле, почему ты взял меня Ведомым, а потом кинул, как надоевшего щенка?

— К вопросу о том, почему ты. Мне нужен был напарник. Я считал, что в одиночку могу не справиться.

— Но почему именно я? Не снайпер, как Циклоп, не бывший спецназовец, вроде Солдафона, не такой же ветеран, как ты, задницей чувствующий опасность? Почему я?

— Мне нужен был напарник, который не всадил бы очередь в спину и не слинял бы, когда понял, куда мы идем. Или, в крайнем случае, такой, в которого я успел бы выстрелить первым. Я не смог найти первого, а ты подходил на роль второго.

— Что ж, - Маугли зло щерился, уставившись в потолок — похоже на правду, но тогда почему же ты сам бросил меня? Я вроде не собирался ни линять, ни стрелять в спину?

— Я считал, что ты вернешься обратно тем путем, которым мы пришли. Все необходимое для этого у тебя было. А там, куда я шел, нас обоих почти наверняка ждала смерть. - Дровосек невесело усмехнулся — по крайней мере, я так считал. Я знал, зачем и для чего я иду, а вот ты — нет.

— И это подводит нас к последнему вопросу. Что же это была за цель? - Маугли в упор смотрел на сидящего рядом сталкера. — Открой же мне сей великий секрет, о, заботливый Ведущий.

Дровосек коротко, остро взглянул на Маугли.

— Хорошо, Ведомый, ты получишь ответ и на этот вопрос, только — тут Дровосек устало прикрыл глаза — он вряд ли тебе понравится.

Когда Дровосек закончил, долгое время в комнате стояла тишина.

— Но ты же взорвал здание и ту комнату, с аппаратурой?

— Взорвал, но аппаратура и так уже была мертвой. С тем же успехом диплодок мог прийти и попрыгать на месте падения метеорита.

— Ты это о чем?

— Знаешь, в древности на Земле жили динозавры. Потом прилетел метеорит и наступил Ледниковый период. Динозавры вымерли, бананы замерзли, а нашим предкам пришлось слезть с пальмы, подобрать палки и камни и гонятся за убегающей живностью.

— Знаю, я учился в школе. Но при чем здесь динозавры?

— Мне кажется, что мы, в конце концов, доигрались и создали свой вариант метеорита. Люди конечно способны ходить в Зону, но — мы как тот динозавр на снегу. Может бегать, прыгать, догонит и сожрет оленя, а если налетит буран, или просто задержишься слишком надолго — кранты, замерз. Мы способны таскать из этой зимы в свое лето красивые сосульки, охотиться и приносить домой странных мохнатых животных. Даже мамонтов и саблезубых тигров. Если повезет. Мы только не можем остановить зиму. Вообще. Даже если применим ковровое бомбометание, заряды объемного взрыва и атомные боеголовки. Мамонты, возможно, вымрут, а зима останется. И будет продолжать расти. Потому, что не мамонты принесли зиму — они просто, в отличие от нас, могут в ней жить.

Маугли стоял, привалившись спиной к бетону стены. Где-то рядом, на улице, коротко взвыл слепой пес.

— Скоро пойдут на приступ. У тебя остался только этот помповик?