Каменную кладку украшали следы от окровавленных пальцев. Легкий шорох отдавал свой тон в тишину. Судорожный вздох слетал с приоткрытых губ. Воздуха... Его так не хватало в легких. Вторая рука тщетно сжимала кровоточащую рану на боку. Кровь сочилась сквозь пальцы в кожаной перчатке. Белое превращалось в красное, красное становилось черным, коричневый принимал иной тон. Кап... Кап... Густая алая жидкость падала на землю, заставляя сменить её оттенок.
"Быстрее... Быстрее... Прошу... Дверь... Мастерская... Быстрее!"
Каждый шаг болезненно отдавался во всем теле. Так хотелось упасть, так хотелось ощутить себя свободным, так хотелось набрать полные легкие воздуха и закричать, но... В глазах лишь мелькали силуэты, сокрытые за неведомой пеленой боли. Тонкие улочки, казавшиеся такими короткими во время пробежек, сейчас казались невероятно длинными, бесконечными, с началом, но без конца. И вот он — конец пути. Финишная прямая. В глаза ударил блеск от великолепной луны, пустующая площадь пугала своими размерами и небывалой тишиной. Пара нищих склонили голову вытянув руки вперед. Они были погружены в сон, но в глубине души их разрывало желание умереть. Это желание закралось и в голову молодого ассасина, но он умел контролировать свои мысли, умел владеть ими и подобного рода желание было быстро отметено в сторону.
-Лео...
Из легких рвался нечеловечный болезненный рык, но ассасин не позволял вырваться ему наружу. Он крепко стиснул зубы, добрался до заветной двери мастерской и из последних сил ударил по деревянной поверхности. За дверью послышались шаги, знакомый голос предупреждающе отозвался: "Сейчас, un momento!"
-Леонардо...
Хриплый тихий голос... Веки начали закрываться, сил держаться на подрагивающих ногах просто не было. Хотелось упасть, но позволить себе такую роскошь он не мог... И вот, дверь отворилась, появился такой знакомый силуэт. Светлые потрепанные волосы, белая длинная рубашка и свеча в руке. На лице убийцы мелькнула легкая улыбка. Он понял, что спасен и, закрывая глаза, он бесчувственно упал прямо на руки художника.
-Эцио! Эцио! Держись!
Последнее, что он услышал и последнее, что он увидел — мелькание теплого огонька, постепенно превращающегося в яркую вспышку и... Темнота... Поглотившая обессиленное сознание в свои недра.

***
-Сейчас будет немного больно...
И именно эти слова заставили сильное тело чуть ли не подскочить на месте от обжигающей боли в боку. Глаза мужчины распахнулись и он чуть ли не ударил художника от такой неожиданности. Леонардо успешно пригнулся и не получил по лицу сильной рукой Эцио. В руке художника была ткань, изначально она была белого цвета, но сейчас уже окрашена в алый, от крови. Эцио ошарашенно смотрел на художника и тяжело дышал. Его грудь вздымалась от каждого вздоха, а тело охватывал озноб. Быстро придя в состояние: "Я понял, где нахожусь", ассасин упал головой на подушку и сделал глубокий вдох. Рука его машинально потянулась к раненому боку, но мягкий жест со стороны художника остановил Аудиторе, а сам Лео строго посмотрел тому в глаза:
-Если занесешь заразу, дальше будет еще хуже. — Леонардо обмакнул ткань в целебную жидкость и продолжил обрабатывать рану. С каждым прикосновением он слышал шипение сквозь зубы, он ощущал напряжение тела мужчины, пальцами ощущал, как непослушное тело вздрагивало.
-Maledizione, Леонардо! Полегче!
Зубы мужчины были крепко сжаты, а глаза зажмурены. Его руки сжимали окровавленное покрывало, а тело непроизвольно дергалось. Все словно выходило из под контроля. Даже глазам было больно от такого напряжения, но нужно было держаться до конца, терпеть и держаться. Леонардо спокойно обрабатывал рану и сделав еще один нажим, все же выпустил болезненный рык с уст ассасина.
-Радуйся, что не остался в переулке и не погиб от потери крови. Ты хорошо держался, мой друг.
Леонардо дал возможность чуть передохнуть от болезненной процедуры измученному Эцио, в то время, как очищал ткань в растворе и уверенно выжимал алую жидкость в миску.
-Я приготовил тебе чай. Недавно мне привезли очень редкие травы, но их ароматы настолько притягательны и прекрасны, что тебе не может не понравится. Лекарь сказал, что они обладают целебными и успокаивающими свойствами.
Художник вскочил с кровати и быстро направился в соседнее помещение. Вскоре он вернулся с чашечкой горячего чая. Аромат разносился по всему помещению, он манил и дурманил своей притягательностью. А цвет чая напоминал чистейший янтарь. Протягивая изящную чашечку в руки ассассина, Леонардо с мягкой улыбкой на лице снова присел на край кровати.
-Пей, не волнуйся. Он поможет тебе вытерпеть эту боль. Я понимаю, тебе сейчас не легко...
-Да, ты прав, друг мой. Я полагаюсь на тебя!
Мужчины чуть ухмыльнулись, Лео тут же взялся за чистую материю, а Эцио спокойно отпивал чай. Горячая жидкость разносилась по всему телу. Становилось невероятно легко, приятно, как во время полета, только этот момент длился гораздо дольше. Тысячи мыслей, которые затаились в голове Аудиторе, словно испарились от одного взмаха рукой, разбиваясь в мельчайшие крупинки. Спокойствие поглотило сознание, и боль действительно практически не ощущалась, в то время, когда Леонардо снова приступил к обработки раны. Озноб пропал, и спокойствие постепенно начало переходить в невероятно странное ощущение, больше напоминающее эйфорию.
Через некоторое время чашечка покоилась на стойке. Эцио закрыл глаза и ему в голову начали лезть самые разнообразные мысли. Все его потаенные желания начали словно вырываться наружу. Это заставляло его напрячься. Глаза его были закрыты, а все чувства словно обострились. Леонардо начал проводить перевязку раны. Его руки едва задевали кожу Эцио, а бинты крепко прилегали к ней. Белая рубашка художника, едва касалась тела ассасина, но это отдавалось у него как некий призыв. Странные ощущения расплывались по всему телу, волнами закутывая в свою пелену, заманивая и сдерживая, не желая отпускать эти ощущения, мысли, эмоции...
"Он такой... Добрый. Больно невинный. Немного строгий. Он гений. Он знает, что делает. Он... Мой друг."
И именно в этот момент глаза Эцио чуть приоткрылись, а губы растянулись в улыбке, больше похожей на змеиную. Коварную. Загадочную. Но, по прежнему, обворожительную. Леонардо чуть приблизился к Эцио, заводя бинты через плечо, на спину, обводя вокруг талии, и он повторял это снова и снова.
-Леонардо... — загадочным тоном шепнул Эцио и, во время очередного приближения светловолосого объекта в достаточно близком интимном расстоянии к телу ассасина, убийца незамедлительно обхватил руками мужское тело, заставляя примкнуть к себе всем весом. Да, было больно, но зато сейчас он мог заглянуть в широко раскрытые от изумления глаза Леонардо. Художник замер и он тщетно мог рассчитывать на то, что это просто эффект от боли, что это просто некое подобие агонии, что расслабляющие действие чая подействовали немного не так. Стоп. Не так? Эта мысли заставила Леонардо напрячься, он ловким жестом затянул узел на плече Эцио и попытался вырваться. На лице мелькнула улыбка, будто бы он подумал, что Аудиторе шутит, но... Как бы не так. Тот тут же сильнее сжал руки, заставляя художника уперется ладонями в плечи ассассина, в надежде оттолкнуться. Лицо мужчины опустилось и снова попытка вырваться, но все не так, не хватает сил.
-Cosa stai facendo? Эцио!
-О да, Леонардо, сопротивляйся, ничего не выйдет... Друг.
-Эцио! Отпусти, nel nome del Signore!
-Он тебе не поможет...
Аудиторе решился на отчаянный шаг, ловким жестом он повалил Лео на кровать, крепко прижимая того за запястья. Он ловил испуганный взгляд художника, но он не мог уловить легкую насмешку, которую исказили его губы. Леонардо был в сильном напряжении, он был готов сопротивляться, прекрасно осознавая то, что Эцио не в состоянии вести сейчас серьезную игру. Попытка вырвать руки провалилась, более того, хватка стала сильнее. Это вызывало боль, заставляющую вздрогнуть и понять, что лучше не сопротивляться, а не то, будучи в таком состоянии, Эцио может что-нибудь сломать не на шутку.
-Эцио, по хорошему прошу, отпу...
-Лео, Лео... — перебил ассасин -...Неужели тебе все еще не ясно, что я к тебе испытываю? Я всегла хотел прикоснуться к тебе, хотел ощутить аромат твоего тела! А в итоге получаю лишь поверхностные касания, передавая страницу или просто проходя мимо, или обнимая тебя при встрече!
И тут Леонардо не на шутку был удивлен. Не смотря на то, что художник привык к таким "выходкам" со стороны его знакомых, друзей, близких почитателей, но он не ожидал подобной реакции от Эцио Аудиторе. Он воспринимал его всегда, как друга. И вот, он ощутил дыхание на своей шее. Губы Эцио были так близко к подрагивающей жилке, это ощущалось щекотанием по всему телу, приятной дрожью. Руки Лео были освобождены, но Эцио провел руками по груди, талии, прессу, бедрам, шепча прямо на шею Леонардо:
-Я всегда был благодарен тебе, не просто, как другу, Леонардо.
Ассасин сел на кровати и со всей силы махнул рукой так, что все миски и чашки слетели со стола, падая, они разбивались на множество мелких кусочков. Прекрасные узоры были уничтожены, лекарственные растворы были разлиты и их аромат тут же начал распространяться по комнате. Крышечки укатились под кровать и где-то в углу слышался убывающий звук раскрутившейся деревянной, полукруглой миски. Момент, и он остановилась, заставляя тишине овладеть комнатой.
Леонардо еле дышал. Поднявшись на ноги, он начал собирать обломки посуды и миски в ткань, которую разложил на ладони. Художник молчал, он не знал, что ответить. Эцио тяжело дышал и сжимал пальцы на боку, бинты на котором начали пропитываться кровью. Глаза ассасина были крепко закрыты.
-Эцио я...
Леонардо уверенно повернулся лицом к Эцио, но тут резко раскрыл глаза, ведь ассассин схватил художника за запястье и резким, уверенным жестом потянул на себя, заставляя светловолосого мужчину упасть в крепкие и сильные объятия. Странное ощущение разошлось по телу. Тут уже был и не страх, и не удивление. Это было некое подобие наслаждения... Оно было прекрасно. Оно раскрывалось, как прекрасный яркий бутон, но тут же опадало, как лепести с падшей розы.
-Помалкивай лучше, Леонардо да Винчи
И оба замолчали. Снова эта тишина. Снова осколки упали на пол. Снова странные мысли охватывали сознание. Тишина... Покой... Мир...

***
На следующее утро Эцио очнулся в той же кровати. Разбудило его солнце, яростно пробивающее свои лучи через чуть приоткрытое окно.
-М... Что.. Что такое?
Леонардо стоял в соседней комнате и беседовал с лекарем. Высокий мужчина в белой маске кивал и жестами что-то пояснял. Что то передав тому в мешочке, Леонардо улыбнулся, попрощался и тихонько прикрыл за ним дверь. На лице художника снова сияло счастье, а еще он был чем то доволен. Но чем?
-О, Эцио, ты очнулся! Как ты себя чувствуешь?
Леонардо чуть ли не занесся в комнату. Художник был достаточно активным, везде успевал, все делал, располагал свое время так, как было удобно не только ему. Удивительная способность.
-Лучше, чем в ту ночь. А... Что произошло?
Взгляд ассассина коснулся чуть порезанных пальцев художника, но Лео, заметив этот взгляд, тут же, словно стыдливый ребенок, убрал руки за спину и широко улыбнулся, как ни в чем не бывало.
-Ты пришел ко мне поздно ночью, тяжело раненый и еле живой. Ты что-нибудь помнишь?
-Нет, ничего, совершенно. Я помню только стражников в мощных доспехах, помню тебя, как ты меня встретил, а потом... Потом ничего не помню.
Эцио вздернул бровь и почесал затылок. Но устроившись поудобнее в уютной кровати широко улыбнулся, ощущая явный прилив сил. Ему было достаточно хорошо, боль в боку практически не ощущалось, а под боком всегда был живехонький Леонардо, который всегда может помочь.
-Я даже не знаю, что бы без тебя делал, Леонардо! Ты меня так выручил. Grazie, amico!
Леонардо же присел рядом и приподнес Эцио чашечку простого горячего чая. Они продолжили вести беседу, но Лео тревожила одна мысль: помнит ли он инцидент ночью или нет? Но, совсем недавно, когда в мастерскую пришел лекарь, художник поинтересовался, что за травы были даны пострадавшему. Леонардо, предоставив их, познал их тайну. Эти травы обладали не только успокаивающим свойством, но еще и заставляли человека почувствовать себя, как говорится, "на седьмом небе от счастья", они были чем-то, вроде дурмана, позволяющего человеку выплеснуть все свои потаенные мысли наружу, ощутить себя в прекрасном состоянии. Но сейчас Эцио ничего не помнил, но, возможно, вспомнит подобное когда-нибудь. Но Леонардо не забудет те яростные глаза, сильную хватку и этот пыл. Он не будет напоминать Эцио об этом, он будет продолжать жить дальше, пропуская все так, как должно быть, помогая и изучая старинные записи, создавая новые картины, заканчивая старые, и он будет помнить то, что Эцио таит внутри себя. Эта шкатулка откроется сама, без всяких трав, когда придет время. А пока жизнь ассасина пойдет по своему руслу, так, как это было всегда.