Малик с ночи на ногах. Когда ты живешь в крохотной комнатке, единственный вход в которую - через крышу, у тебя появляются свои собственные представления о времени. Снаружи, может быть, бушует день в самом расцвете, а Малик думает, что только-только собирается распуститься рассвет. Время - самая относительная из всех вещей, открытых человеком, Малик это понял с тех самых пор, как лишился руки.
Это был День Потерь, и вряд ли Малик может представить себе день хуже. Многие из его братьев теряли друзей и остатки родственников. Малик подходил к ним, разбитым вдребезги, как шлюпка, сходу налетевшая на подводные скалы, вместе со всеми, клал ладонь на плечо и старался смотреть не сочувственно, а ободряюще - потому что эти ребята наверняка и без чужой жалости чувствовали себя паршиво. Кто-то произносил несколько более-менее нейтральных слов, кто-то молчал, но все чувствовали чужую проблему так же остро, как свою собственную.
А потом Малик сам понес потери. Сам ощутил себя сбитым с ног, поверженным, развалившимся на кусочки; он и подумать не мог о том, что несчастье может иметь такую глубину. Потеря руки означала то, что он уже не ассасин, а всего лишь рафик - иными словами, крот, сидящий в вечной темноте, будто бы пришитый к одному и тому же месту. Но смерть Кадара была финальным ударом по Малику - этот удар перебил ему ноги, опрокинул на спину и словно бы отколол от него кусок души вместе с чувствами и мыслями. Тот, кто никогда не терял, не в состоянии понять, насколько эта потеря горчит и просто-напросто лишает уверенности в завтрашнем дне. Один, совсем один.
Еще хуже было то, что виновником оказался Альтаир. И Малик искренне верил в то, что этот человек, по силе почти что равный Аль-Муалиму, а по величию и вовсе превосходящий его, никогда не допустит ошибки, которая будет стоить другому жизни. Малик надеялся на то, что Альтаир со всеми его недостатками вроде гордости, спесивости, высокомерия и колкой агрессии будет верен если не Кредо, то хотя бы себе - ведь сколько раз он презрительно проговаривал, обращаясь к другим: "Я не буду забирать жизнь невинного человека".. Малик верил. И в тот же день, когда он потерял руку и брата, разбилась и его вера, и это было последним возможным ударом по его миру - ибо больше бить было некуда.
Ничто не залечивало раны лучше, чем время. И хотя время от времени он ощущал острую необходимость почесать несуществующую левую кисть, а всякий раз, когда в бюро входил Альтаир, у Малика брови автоматически сходились на переносице, все-таки душа потихоньку заживала. Более того: Малик даже смог в конце концов потопить в себе эту ужасную обиду на Альтаира, чего он никак от себя не ожидал.
И, конечно, Малика грели теплые чувства. К примеру, он любил карты.. очень любил водить пальцами по гладкой бумаге, слегка смазывая очертания земель - иногда Малик мечтал о том, чтобы посмотреть на эти земли, но рафик одергивал себя всякий раз, когда снова думал об этом. Карты были удивительно разговорчивы; размеченные тонкими серыми стрелками, с нанесенными алыми чернилами пунктирными границами, они охотно рассказывали Малику о самых невероятных походах и завоеваниях. Карты были полностью пропитаны историей - годы, нет, столетия, заключенные в линиях рисунков, видели все - и смелость, и трусость, и отчаяние, и жестокость. Весь спектр чувств - в картах, за это Малик и любил их.
Но была одна вещь, которую он любил больше карт. Это был небольшой измерительный циркуль, уже не блестящий, но по-прежнему великолепно работающий. Малик трепетно брал его в руку и с максимальной осторожностью раздвигал ножки циркуля в стороны, словно боясь что-то повредить. Металл под его подрагивающими пальцами быстро нагревался, и Малик практически чувствовал, насколько восхитительна эта вещь.. они были как меч и ножны - циркуль идеально ложился в его руку. Изгиб ладони Малика словно был создан для изящного корпуса. Наверное, глупо было говорить и даже думать о чем-то подобном, но.. Малик чувствовал настоящую связь с этим предметом. Все в нем было идеально - матовый металл с небольшой цилиндрической головкой, которую так удобно было держать в пальцах, крохотные шурупы, намертво закреплявшие ножки циркуля, тончайшие иглы, который так четко вышагивали по нарисованным странам и морям.
Малик смотрит на измерительный циркуль, понемногу выныривая из своих мыслей. По его расчетам сейчас - утро, пора наносить новые отметины на карту. Рафик задумчиво улыбается и берет с края стола футляр для размешивания краски.
- Разве мог бы я полюбить кого-то так же сильно? - бормочет Малик, ни к кому конкретно не обращаясь.
Стройная ножка циркуля отвечает ему смущенным бликом.