- …Я просто представить не мог, что это будет так.
Шон растерянно умолк. Чем дальше, тем больше его выбивал из колеи этот разговор, слишком похожий на допрос. Циник, остряк, находчивый и жизнерадостный наглец Шон Гастингс впервые в жизни не мог подобрать слова – но всё, что он хотел сказать, читалось в его взгляде.
«Вы же меня понимаете? Ведь понимаете, да?»
Пол Беллами – мастер Беллами – нахмурился и смял в кулаке сигаретную пачку, стараясь унять растущее раздражение. Конечно, он понимал, ведь уже видел это сотни раз. На его глазах точно также ломались и британские рекруты под Багдадом, и мальчишки и девчонки из лагерей Братства: «Я убил! Своими руками! Живого человека…» – а дальше могло быть что угодно, от фальшивой бравады до откровенной и безобразной истерики. Обычно он даже истерику не осуждал. Первая жертва – всегда шок, даже для потомственных ассасинов в хрен знает каком поколении. Даже для тех, у кого с рождения отпечатано в подкорке мозга: «Ты должен убивать и ты будешь убивать, потому что…»
Вот теперь он понял, чем раздражён. Всё дело в этом самом «потому что». Надо собраться с мыслями и понять, что он должен сказать своему новому ученику. Вот этому хипстеру, примерному мальчику из уважаемой семьи. Чужаку в Братстве. Тому, кто в жизни не видел ничего страшнее потасовки в пабе, а теперь должен рвать людям глотки.
Сорокапятилетний сержант САС в отставке, ветеран первой иракской кампании Пол Беллами всегда знал, ради чего воюет. При этом его цели даже близко не совпадали с теми, ради которых брались за оружие однополчане. Беллами с усмешкой вспомнил отбор в спецназ и обязательную проверку политической благонадежности. Суровые парни с большими лычками промывали ему мозги два часа подряд, говорили много серьёзных слов о своей серьезной миссии, а потом по очереди спрашивали: «Зачем лично тебе это надо?» А он спокойно врал им в глаза. Да, сэр, я люблю свою страну, я хочу за неё воевать. Да, я хочу уничтожать врагов Британии, где бы они ни были. Защищать демократию, сэр, и приносить родине пользу.
Соврал он вполне убедительно, хотя это было непросто. Для ассасина понятие «патриотизм» – что-то слишком размытое, слишком второстепенное… слишком человеческое. Впрочем, и по человеческим меркам война в Заливе не имела никакого отношения к патриотизму. Нефть и деньги – вот и все вечные ценности, за которые спецназовцам предстояло бороться. Беллами знал политический расклад, понимал, что это чужая ненужная война – и в то же время не сомневался, что сделал правильный выбор.
Воспоминания об Ираке, короткие и яркие, как моментальные фотографии, до сих пор его не отпускали. Стоит закрыть глаза – и перед ним снова пустыня, тучи на горизонте и факелы буровых вышек. Жирная копоть, размазанная по лобовому стеклу хаммера. Тела на обочине, которые на жаре быстро пухли и чернели. Две сотни рыжих армейских берцов, чеканящих в пыли походный марш. Не сосчитать, сколько миль этих пыльных дорог прошла армия вторжения, и боец Беллами – тогда ещё рядовой – идеально в неё вписался. Он всему научился, решал боевые задачи с пугающей эффективностью: многим не нравились его методы, но даже старшие по званию не смели их оспаривать. Все знали, сколько для выживания их роты сделал этот нелюдимый чернокожий парень. Потом его работу оценили в верхах, рядовой быстро был повышен в звании, получил «Воинскую медаль» – и принял её с почти оскорбительным равнодушием. Чины и награды его не интересовали; он пошёл в армию не за этим.
Зачем молодой ассасин пошёл в армию, выяснилось, когда он окончательно сменил камуфляж на белую куртку с капюшоном. Вернувшись в Братство, он принёс с собой бесценный боевой опыт, который тут же разделил с братьями и сёстрами. Шесть лет Беллами работал в тренировочных лагерях по всему миру. Не будь ассасины атеистами – сказали бы, что он учитель от бога. Даже мастера Азии и Дальнего Востока, недоверчивые ревнители традиций, с уважением говорили об этом англичанине, который мог сделать воина из любого новобранца...
Точнее, почти из любого. Он терпеть не мог, когда среди новичков попадались кадры вроде Ханны Мюллер – чувствительные, как гимназистки, и мягкие, как дерьмо. Сначала казалось, что и нынешний ученик из этой породы… но, к счастью, Беллами быстро изменил мнение. Хотя события двухтысячного года показали, как он мог ошибаться в людях, Пол почему-то был уверен: Гастингс будет другим. Главное – у парня есть характер, есть надёжный внутренний стержень, а всему прочему можно научиться. Особенно при таких задатках. Учитель редко хвалил ученика, но молча восхищался его эрудицией, находчивостью, цепкой памятью, умением анализировать. Совершенная комбинация: природный талант плюс блестящее университетское образование. Последнему Беллами по-настоящему завидовал. Четвёртый сын в семье нищего и бестолкового суданского эмигранта, он окончил только муниципальную школу и во всём, кроме военного дела, был самоучкой. Работе это не мешало, но временами мастер чувствовал себя ущербным – особенно когда углублялся в историю ассасинов. Для него примером для подражания были не бойцы и диверсанты, а мыслители, духовные наставники Братства, сочетанием силы воли и разума напоминавшие титанов Возрождения. Такие, как Уильям Годвин и Николай Морозов, такие, как…
Он не хотел об этом вспоминать, но память всё равно подсказала: «Такие, как Учитель».
Лишь один раз ему выпала честь увидеть Учителя. Беллами кропотливо готовился к встрече, планировал, как будет себя вести, обдумывал вопросы… и разом всё забыл, едва переступил порог штаб-квартиры. Он был потрясён и сбит с толку. Этот таинственный и скромный Il Mentore – невысокий, пожилой, хрупкий на вид – был живым воплощением власти. Не той простой и понятной власти, которую давал высокий пост, а другой – необъяснимой, нечеловеческой, растворённой в каждом его слове и жесте. Беллами жадно слушал Учителя, не мог оторвать от него взгляд и не понимал, что происходит. Спецназовец с безупречной выдержкой впервые почувствовал, как теряет над собой контроль, а в сердце разгорается огонь дикой и искренней веры. Он чувствовал себя тем самым средневековым фанатиком-фидаином. Он хотел умереть за своего имама. А Учитель, само спокойствие, отвечал ему взглядом: не волнуйся, ученик, я тебе доверяю. Не стесняйся задавать вопросы – странные, неуместные вопросы, над которыми ты никогда раньше не задумывался. «Учитель, скажи, я правильно жил? Я столько лет воевал на чужой войне, убивал чужих врагов, соблюдал букву Кредо, но забывал про его дух. У меня всегда было оправдание – я приносил Братству пользу – но сколько стоит это оправдание, если судить по совести? Учитель, прошу тебя, будь моей совестью. Скажи, что мне делать дальше?»
Да, он получил ответ. То, что запомнилось навсегда: рука Учителя на его плече и странные русские слова, перевод которых он узнал много позже.
«Но если век скажет: «Солги», – солги. Но если век скажет: «Убей», – убей…»
…А потом они долго-долго говорили о насущных проблемах Братства: о закупках оружия, банковских счетах, системе связи, проектах новых убежищ. Многое было решено в тот день, но планы так и не стали реальностью. Дальше был проклятый двухтысячный год и «дело Дэниела Кросса».
Глядя отстранённо, призывая на помощь логику, Беллами понимал, что не мог предотвратить катастрофу. Кроссу поверили все и сразу: казалось, в тот год всё Братство тихо сошло с ума. Если все виноваты, значит, никто не виноват. Но мастер Беллами первым впустил это чудовище в Братство – и должен был заплатить за ошибку.
Он всегда был энергичным человеком. Чтобы чувствовать себя живым, ему постоянно нужно было что-то делать: путешествовать, учить других и учиться самому, изобретать и строить. Теперь ему выпало самое страшное наказание: видеть, как рушится всё, что он построил. После каждого известия о потерянном лагере Беллами чувствовал глухую физическую боль; ему казалось, что тамплиеры раз за разом убивают и его тоже. В прошлом году, стоя на развалинах аризонской «Фермы», он хотел лишь одного – пустить себе пулю в лоб. Остановила только простая мысль, что такой поступок сродни дезертирству. Он не имел права бросать своих. В то время, когда ассасины судорожно пытались восполнить потери и посвящали в Братство подростков-недоучек, каждый мастер был на счету.
В глубине души Беллами понимал, что его усилия, скорее всего, бесполезны. Время стремительно уходило – и для Братства, и для него самого. Всё чаще сдавали нервы, упало зрение, в учебных поединках он слишком быстро выбивался из сил. Но всё-таки продолжал драться и учить – сжав зубы, повторяя про себя, как заклинание: «Сейчас мы все должны быть бойцами…»
Все должны. Все. Даже этот нескладный очкастый парень, который сидит напротив.
Пол Беллами тяжело выдохнул: постепенно всё становилось на свои места. Сейчас мастер воспитывал не просто солдата, а будущего стратега и тактика. Этот ученик должен уметь драться; он должен знать, как его братья убивают других и сами гибнут, но он не должен об этом задумываться. Его дело – двигать значки на карте. Брат Шон быстро учится, скоро он привыкнет к своей работе, и на смену его весёлому подростковому цинизму придёт цинизм другой пробы. Он будет жить в мире, где нет понятий «жестокость» и «милосердие», а есть «эффективность», «стратегически выгодные решения» и «допустимые потери». Но после событий этого дня он всё-таки будет помнить – пусть даже неосознанно – что за каждым значком на карте стоит кто-то живой. Возможно, когда-нибудь это убережёт его от роковой ошибки в планах. А может, наоборот, ослабит… Кто знает? Оглядываясь на свой боевой путь, мастер Беллами не мог этого предугадать. Он всю жизнь боялся проявить слабость, гнался только за эффективностью, пытался просчитать каждый свой шаг – и всё равно непоправимо ошибался.
Сейчас он расскажет об этих ошибках. Прямо и честно. И может быть, тогда этот парень поймёт его, и они вместе правильно ответят на проклятый вопрос: «Ради чего всё это?»
Стараясь казаться невозмутимым, мастер подвинулся ближе к ученику и осторожно тронул его за плечо.
- Я всё понимаю, Шон. А теперь слушай внимательно…

The end

___________
Примечания:
САС – Special Air Service, подразделение спецназа Великобритании.
«Воинская медаль» – британская награда для рядового и унтер-офицерского состава. Существовала до 1993 г.
«Но если век скажет: «Солги»… – слегка изменённая цитата из стихотворения Э. Багрицкого «ТВС».