«У Фацио». Пожалуй, единственное место в Риме, не принадлежавшее никому, а полностью независимое. Хозяина сего кабака как-то обходили проблемы других: Борджиа никогда не драли с него огромные налоги и никогда не заставляли шпионить, а ассасины не пытались склонить его к сотрудничеству. В этом кабаке каждый вечер собирались толпы народу с разных сторон Рима – несмотря на то, что преобладали простые крестьяне и ремесленники, не брезговали этим кабаком ни купцы (здесь был весьма и весьма симпатичный винный погребок), ни даже некоторые дворяне. Здесь могли собираться и воры, и куртизанки, и убийцы… Однако здесь они не были ни теми, ни другими, ни третьими – они были обычными людьми. Это и было главное условие кабака. Переступив его порог, каждый должен был забыть о своей профессии и социальной принадлежности – здесь встречались, пили, разговаривали и наслаждались обществом друг друга люди, а не ассасины, тамплиеры, воры, кузнецы, пастухи или торговцы. И все старались поддержать этот хрупкий мирок, где никому нет дела до того, кем ты являешься за его пределами. Даже в историях – непременном атрибуте этого места – рассказчик не должен был касаться своих профессиональных дел. Вот сей кабачок и славился на весь Рим – и каждый знал, что может прийти сюда, дабы поделиться своими проблемами с такими же, как он сам.

Той ночью кабак был почти пуст. Так, пара завсегдатаев в уголке, воркующие в уголке вор с куртизанкой, какой-то старик за стойкой и молодая девушка со светлыми волосами в симпатичной шляпке. У неё в руках была большая кружка пива – не самый обычный выбор для девушки, — однако она даже не прикоснулась к нему. Она невидяще смотрела, как медленно понижается уровень пенки и тяжело вздыхала. Старик, уже пару минут с любопытством поглядывающий на неё, наконец не выдержал:
— Мадам, Вас что-то гложет?
— А? – Фаустина встрепенулась. Она оказалась здесь случайно. Видимо, не особо ясно соображая после того, что произошло, она решила, что немного алкоголя не повредит, а единственным кабаком, ближе всего к её жилищу, оказался этот. Безусловно, она знала об этом месте и раньше и понимала его… значение (поэтому никогда и не работала здесь), однако, естественно, считала себя выше его посещения – во всех смыслах. Она может справиться со своими проблемами и сама. – Нет… Нет-нет, у меня всё нормально.
— Я же вижу, что у Вас явно есть какая-то история… И Вы просто обязаны нам её поведать, это своеобразная традиция этого места.
— Поверьте, я знаю, — воровка грустно улыбнулась и поднесла кружку к губам. – Но… у меня неинтересная история. Банальная. Если вкратце: я думала, что между нами что-то есть, но на самом деле была для него всего лишь очередной. Вам будет скучно.
— Такая красивая девушка? Очередной? – старик усмехнулся. — Я слышал много историй на своём веку, и вот что скажу Вам: Вы рассказываете историю не для своих слушателей, а для себя. Рассказав её, Вы сумеете лучше разобраться в себе и понять, чего Вы хотите на самом деле.
— Может быть… — Фаустина вздохнула. – Мне так грустно. Я чувствую, что… что теряю контроль над собой.
— Выговоритесь, и Вам будет легче.
— Да, какого чёрта! В общем, всё было просто.

Ни черта не было просто. Вот укусила же её какая-то муха стать членом банды Ченто Окки. Была бы она просто обычной воровкой, не встревала бы в эту войну между тамплиерами и ассасинами, не встретила бы Его. Но нет – она захотела большего. А потом – ещё большего, не понимая, что в неведении благо. И теперь она не какой-нибудь карманник, а настоящая убийца, которую, мало того, покрывает само государство. У неё было чувство, что она влипла по-крупному, и теперь из этой паутины ей никак не выбраться. Но до недавнего времени всё это имело смысл. Она готова была терпеть кровь на своих руках и муки совести, ибо там был Он. Ради Него она была готова на всё, что угодно. Проблема была в том, что Ему-то было как будто всё равно… Хотя, может быть, Он просто не замечал её. Может быть, если она покажет Ему себя, Он почувствует то же самое. Как же она ошибалась…
А ведь начиналось всё так хорошо. Им дали задание убрать одного священника, продающего секреты, выданные на проповеди, ассасинам. И они вместе выполнили его – более чем успешно. Она сама убила его – элегантно, быстро и красиво, стремясь понравиться Ланцу. И тот заметил это. Каким взглядом он смотрел на неё – сердце ухнуло в пятки, к щекам прилила краска, и она смущённо опустила голову.
— Хорошая работа, — ради одобрения в его голосе она была готова на всё.
А затем они начали встречаться. Сначала – лёгкие, несмелые поцелуи с её стороны, возможность любоваться им вблизи, его руки – на её талии. Затем поцелуи углублялись, к возможности любоваться появилась возможность трогать, а руки притягивали всё ближе и сжимали всё крепче. И времени они стали проводить куда больше — он был куда выше её по рангу и мог повлиять на распределение заданий, так что теперь они почти всегда работали вместе.
Однажды после одного такого задания они вернулись в логово банды – большое трёхэтажное здание на берегу Тибра уже за пределами Рима – дабы отчитаться перед вышестоящими и отдохнуть. Ланц справился быстро, вышел из комнаты и, приобняв Фаустину, повёл её за собой – в небольшую комнатку почти под чердаком. Наконец-то! Они свободны от заданий и они наедине. Как долго она этого ждала!
— Милый… Я… я хочу, чтобы это случилось сегодня. Чтобы ты… — она припомнила выражение, то ли вычитанное, то ли услышанное где-то, — сорвал мой цветок.
— Так ты девственница, — Ланц удивлённо воззрился на неё, а затем в его глазах мелькает… понимание.
— Да. Прости, что не говорила раньше…
— Ничего страшного, что ты. Просто… если ты хочешь этого, то я готов, но знай, что будет больно, — на его лице была… тревога, ведь так, тревога?
— Я готова к любой боли, лишь бы с тобой… Я люблю тебя, — на секунду она прочитала в его взгляде удивление.
— Я тоже, — он ухмыльнулся и прижал к себе ещё плотнее. – А вот… и наша комната, — он прижал её к неприметной двери и, вынимая ключ, мягко прикоснулся своими губами к её. Пока он левой рукой пытался попасть ключом в замочную скважину, правая переместилась чуть ниже и нежно сжала ягодицу. Поцелуй всё углублялся – и как только воздуха стало не хватать, замок щёлкнул и дверь раскрылась. Они ввалились внутрь.
Небольшая тёмная комната – маленькое окно, узкий стол у стены, небольшая кровать с грязными простынями. Но какая разница?
— Л-ланц, — она тяжело дышала.
Он подхватил её на руки и усадил на стол. Они продолжали целоваться, пока он быстро раздевал её: в сторону полетела шляпка, рваный камзол и нижняя рубашка. Его рука почти профессионально сжала её грудь, большой палец лёг на сосок, и она, закрыв глаза, подалась вперёд с еле слышным стоном. Он хмыкнул ей в губы и продолжил массировать грудь, пока вторая его рука опускалась к тесёмкам на его штанах. Что-то упругое и немного влажное коснулось её живота, и она широко раскрыла глаза. Её руки, до этого лежащие на плечах Ланца, спустились вниз, задерживаясь почти на каждом, даже самом небольшом шраме, и сомкнулись на его члене, увитом венами.
— Ну, чего ты ждёшь? – подал он голос.
— Я..?
— Хочешь доставить мужчине настоящее удовольствие – возьми его в рот.
— В рот?
— Давай уже!
Она спустилась со стола на колени, поудобнее перехватила ствол одной рукой, посмотрела Ланцу в глаза и медленно, несмело, коснулась языком головки. Ланц вздрогнул от возбуждения, а она уже осторожно сомкнула губы и, протянув левую руку к низу живота, несмело сделала несколько сосательных движений. Хриплый стон показал, что она на верном пути. Внезапно его руки легли на её затылок и начали буквально насаживать её на головку члена – больше в рот не вмещалось. Через несколько минут она закашлялась, но Ланцу, видимо, уже было достаточно – он поднял её и снова бросил на стол, срывая с неё брюки. Одна его рука легла на её грудь, пальцы другой – очутились в ней.
— Узкая… и влажная, — удовлетворенно заметил он и спустил свои штаны пониже, чтобы проникать было удобнее. А затем её тело пронзила боль, и всё удовольствие ушло. Она знала, что первый раз будет таким, но он мог бы потерпеть, правильно? И не двигаться так резко, так сильно… Но в этот момент на её щеку легла его рука и она открыла глаза. Его взгляд… Она тонула в его голубых глазах, чувствовала, как боль уходит, как на смену ей снова приходит бескрайнее обожание. Ради этого она была готова терпеть всё, что угодно…
А он уже изливается в неё с глухим рыком и без сил валится на кровать. Она утирает слёзы около глаз и, встав со стола, ложится рядом с ним. Он удивлён, но старается не показать этого.
— Ничего, дорогой. Я знаю, ты не хотел причинять мне боль.
А потом, когда боль и жжение проходят, она снова ласкает его всем телом – и он принимает эту игру. Его пальцы снова в ней, но на этот раз это приятно. Она вспоминает, что приятно мужчине и снова спускается на колени. Его член медленно поднимается, пока она ласкает его, и это возбуждает ещё сильнее. А затем он приподнимает её, его руки – на её плечах, затем талии, бёдрах… и он насаживает её на его стоящий колом член, заполняет её до конца, и ощущение невыразимого удовольствия захватывает её. Она подмахивает ему, двигается так быстро, как это возможно, впивается ему в губы, потом в шею, ласкает его грудь. Он – крепко держит её, каждый раз проникая всё глубже и глубже, пытается поймать губами сосок, и она тонет в его глазах, наполненных похотью. Она кончает, почти крича, чувствует, как волны удовольствия бегут по всему телу, и валится без сил ему на грудь. Тогда он переворачивает её на спину и снова входит в неё. На этот раз скорость больше, левая его рука гладит её щёку, правая – ласкает сосок, и она снова возбуждается… но тут его глаза затуманиваются и он, сделав несколько последних движений, со стоном кончает и валится на кровать.
— Люблю тебя, — стонет она, теребя клитор и кончая за ним.
Он что-то неразборчиво мычит.
А затем она просыпается посреди ночи. Он покидает комнату, стараясь не шуметь и она, ещё не проснувшись окончательно, спрашивает:
— Куда… куда ты?
Он замирает.
— Я… Эм… Извини, но… Прощай.
— Постой, постой! Я… я всё понимаю, но скажи – разве ты когда-либо чувствовал себя лучше?
Она жалобно смотрит на него, но он отворачивается, у неё нет возможности поймать его взгляд.
— Это ничего не меняет.
— Но ответь!..
Он точно знает ответ…и потому выбегает из комнаты, поскольку осознает, что она предназначена ему судьбой, он чувствует это, но это значит, им будет хорошо вместе, а он столько всего наделал, что не хочет, чтобы ему было хорошо. Ему жутко хочется смерти, избавления от мук, но… он не может позволить себе уйти так просто. Он и не может раскаяться, не может просить прощения, никак не может искупить грехи. Он знает, что теперь она снова наденет свою маску безразличия и жестокости, и что эта ночь никогда не повторится и, выбежав и здания, останавливается в каком-то переулке и без сил опускается на землю. За что? Почему так? Они прокляты. Они все… прокляты.

— Вот и вся история, — она смущённо улыбается, чувствуя, что ей стало куда легче. – Спасибо, что выслушали.
— Всегда пожалуйста. Твоя жизнь не закончена, ты ведь знаешь, да?
Она поправляет шляпку.
— Может быть… Но, честно говоря, мне и одной неплохо.
— В Любви – смысл жизни. Один из смыслов. И если ты нашла того, кто, как ты считаешь, предназначен тебе судьбой, то не отпускай его. Борись! Без борьбы любовь не будет настоящей.
Она хмыкнула.
— Наверное… Но… это не суть, — она мотает головой. – Извините, мне надо идти. Работа.
Она могла бы догнать этого купца за тридцать секунд и прервать его жизнь одним точным ударом. Но она подгоняет его метательными ножами минут десять, а затем, когда он, ослабевший от потери крови, падает на колени, она сперва наносит ему несколько ударов в тело, заставляя его кричать от боли, и лишь потом прерывает его жизнь. Хм. Пожалуй, теперь она достаточно спокойна.