Уже который день небо было затянуто угрюмыми серыми облаками. Небеса словно прорвало, и дождь шел, почти не переставая, уже неделю. Сырой, промозглый ветер ворвался в полутемную спальню сквозь раскрытые ставни, и женщина, лежавшая на кровати в одной сорочке, поежилась. Она пролежала с открытыми глазами всю ночь, но так и не смогла заснуть. Вздохнув, она встала, накинула тяжелый меховой плащ прямо на сорочку и, закутавшись в него, вышла на балкон.
Сквозь свинцовые тучи с трудом пробивались отдельные лучи солнца – занимался рассвет. Дождевые капли барабанили по крыше, глухо стучали по мостовой, мягко шлепались на покрасневшие листья винограда. Женщина оперлась на мокрую чугунную решетку, и уголки ее губ поднялись в невольной улыбке. При взгляде на лозу, оплетавшую дом, ей сразу вспомнились виноградники и поля Тосканы. Она не часто выезжала куда-либо за пределы города, дом требовал постоянного внимания, но в те несколько раз, когда она все-таки выбралась, она была сражена пейзажем Тосканы. Тогда тоже была осень, вспомнила она, но ей повезло – день выдался без дождя. Тяжелые виноградные гроздья, солнце, игравшее на узких листьях оливок, золотистый цвет полей с поспевшей пшеницей – все это сливалось в одну неповторимую картину, заставившую ее полюбить Тоскану всем сердцем.
Входная дверь скрипнула, и послышалось несколько странных хлюпающих звуков, которые быстро замерли. Женщина обернулась и с облегчением воскликнула:
- Джованни!
Её муж как будто примерз к месту, не в силах оторвать глаз от жены. Спустя столько лет в браке он по-прежнему не мог не восхищаться ей. Женственная, величественная, властная – он знал, что без нее ему было бы куда труднее справляться с обеими своими профессиями. Пока он пытался делать что-то ради всех, она делала что-то ради него, ради семьи. Дом и семья держались на ней.
С Джованни ручьем текла вода, он промок до нитки, а у его ног уже успело натечь небольшое озеро, и, конечно, следовало позаботиться обо всем этом, как можно скорее – но, застывший, как статуя, он выглядел настолько забавно, что его жена не смогла удержаться от тихого смеха:
- Amore mio, не надо так смотреть на меня – ты заставляешь меня краснеть, – говоря это, она одновременно помогала снять ему промокшую одежду. Увидев несколько бурых пятен на сорочке, она мгновенно посерьезнела:
- Ты не ранен? – Джованни отрицательно покачал головой. – Не моя кровь.
Раньше, чем она успела убедиться в этом самостоятельно, Джованни притянул жену к себе, вдыхая запах ее волос.
- Мария… - пробормотал он, вкладывая в одно слово всю свою печаль от того, что пришлось расстаться и радость от того, что снова смог увидеть ее, вернувшись. Его жена лишь вздохнула в ответ и переплела пальцы правой руки с его рукой. Какое-то время они оба просто молча стояли, наслаждаясь присутствием друг друга в тишине спящего дома. Наконец, Мария отстранилась, и они оба сели на кровать.
Джованни больше не мог держать все в себе, ему просто необходимо было с кем-то посоветоваться, а жена всегда была его лучшим советчиком.
- Я упустил его, - выдохнул он. – Мерзавец был слишком осторожен. Я смог узнать только адресата.

- Но ты уже предупредил Лоренцо? – Джованни кивнул. – Тогда не о чем беспокоиться. У Лоренцо ди Медичи хватает шпионов, он не спустит с него глаз. Ты сделал все, что мог, – она ободряюще похлопала мужа по плечу.
- Да, все, что мог, - эхом отозвался он. – Но там был и во второй. Он отправится в Лукку через две недели…
- … И Лоренцо попросил именно тебя с этим разобраться? – в ее словах не было упрека, только горечь и принятие неизбежного.
-Tesora mia, - начал Джованни, но Мария перебила его:
- Не продолжай. Я знаю, что никто не сможет этого сделать, кроме тебя, я знаю, что это твой долг, просто… - она снова тяжело вздохнула, - трудно прощаться с тобой, каждый раз гадая, увижу ли я тебя снова, увидят ли тебя снова дети.
- Я знаю, знаю. Mi dispiace, - он взял ладонь жены в обе руки и поднес к губам.
- Я беспокоилась за тебя, - женщина посмотрела мужу прямо в глаза. – Ты и так достаточно небрежен, когда дело касается твоей собственной жизни, а при такой погоде… - она покачала головой, - это может стать смертельным.
Они снова замолчали, пока Мария решительно не заявила:
- Хватит об этом! Ты говорил, ты не знаешь, что подарить Эцио.
Джованни кивнул, благодарный за смену темы:
- Я хотел сначала обсудить это с тобой. – Его жена улыбнулась:
- Со мной? Ты не знаешь, что подарить сыну, которому исполняется 17 – при том, что все, и ты сам, в один голос говорят, что он – точная копия тебя в молодости?
Джованни усмехнулся:
- Именно поэтому я и хочу посоветоваться. Сначала я хотел подарить ему это… - он снял с шеи цепочку с простым медальоном, - но… я не уверен, пришло ли время. – Он сжал медальон в руке, в тысячный раз вчитываясь в надпись на обратной стороне. Мария также дотронулась пальцами до холодного металла, проведя ими вдоль выгравированных букв.
- Мой отец подарил мне его, когда мне было 7,… и тогда же он рассказал мне обо всем. Об Ордене. О Братстве.
- Ему 17, Джованни. Он достаточно взрослый, чтобы понять, – её муж покачал головой.
- Он еще не готов. Посмотри на него! Все, что его волнует сейчас – это как намять бока обидчикам, залезть в окно к девушке, а потом удрать от стражи. В его возрасте я уже был лишен такой беспечности. Я не хочу взваливать на него груз знания, - Джованни бессильно уронил руки.
- Но когда-нибудь все равно придется, – голос Марии прозвучал неожиданно твердо, и Джованни поднял на нее глаза. – Ты не можешь скрывать это бесконечно – ты знаешь, как это опасно. Это уже опасно.
Ее муж молча кивнул, все еще пребывая в раздумьях, и Мария не смогла сдержать любопытства:
-Но почему Эцио?
- Что?
- Почему Эцио, не Федерико?
Джованни пожал плечами и нахмурился.
- Не знаю, просто это казалось мне правильным решением. Обе мои профессии научили меня, что в некоторых моментах надо просто довериться интуиции. Кроме того, - он помедлил, - Эцио обладает Зрением.
- Зрением? Ты уверен?
- Почти. Я видел много признаков, указывающих на это, – он снова взглянул прямо на жену. – Так что же посоветуешь мне ты, amore? – его голос потеплел на последнем слове.
- Это не военная операция, Джованни, поэтому… реши сердцем, а не разумом, - она положила руку на левую сторону его груди. – Я знаю, что решение будет правильным.
Несколько минут лицо Джованни выражало серьезную внутреннюю борьбу, чувства сменялись одна за другим: грусть, гнев, радость, сожаление… В конце концов, его лицо прояснилось, в глазах появилась убежденность, и Мария поняла: Джованни принял решение. Он встал, сжимая медальон в руке, и твердо сказал:
- Еще не время, – однако, надевать цепочку обратно не стал; вместо этого старший Аудиторе подошел к большому прямоугольному сундуку и опустил украшение туда. Тяжелая крышка захлопнулась. Еще не время.
***

Мало знал Джованни о том, что время придет быстрее, чем ему бы хотелось. И что, хотя его сын проносит фамильную драгоценность совсем недолго, он запомнит ее в мельчайших подробностях. Простая цепь. Желто-красные полосы, орел на белом поле с красными квадратами – герб Аудиторе. И девиз, выгравированный сзади, который навсегда впечатается ему в память, станет частью его самого, когда он прочтет его, сжимая медальон в побелевших пальцах: Quis se non ego.