<span style="font-size: 12pt;"></span>

Кто сказал, что нельзя увидеть границу между светом и тьмой?
Не прав ты, дядя…
Вот она настолько ощутимая, что можно вонзить в неё руку. И рука погружается как в холодную воду.
Или нет!
В ртуть. Он никогда не погружал руку в ртуть, но почему-то был уверен, что ощущения такие же. Пытался заглянуть с боку, чтобы увидеть - куда же она там погружается? Но не видел. Это же граница, а граница, как известно, на замке!
Он протягивал руку и вытягивал её снова.
Долго.
Бесконечно долго.
Процесс захватывал его целиком. При этом по телу разливалось счастье и спокойствие.
Всепоглощающее счастье и спокойствие.
Его счастье было как вселенная - бесконечно в пространстве и времени. Наверное, он был также счастлив когда-то давно - в утробе матери…
Быррр! Слово - то какое. Утроба… Не, некрасивое слово, портит всё. Покрывает его счастье фурункулами.
Просто - у мамочки. У любимой мамочки.
Так было здорово, когда она прижимала его и гладила ладошкой по голове. Вот так, прижавшись, можно было замереть и потерять время, выронить и не вспоминать, как о ненужном.
И всё отступало… Неурядицы, война в семье, очередной уход с работы. ВСЁ!
Но мамочки нет.
А значит и пожалеть, и увести из этого мира некому.
У изгороди корова продолжала доедать змею. Тонкую и длинную. Настолько длинную, что непонятно было - когда же она закончит. Тем же вопросом задавались, наверное, колибри, которые густым роем вились вокруг неё. Она лениво отмахивалась от них хвостом, но они не улетали, предчувствуя остатки её пиршества.
Корова начинала надоедать.
Солнце медленно уходило за холмы. Здесь оно всегда уходит за холмы - траектория такая. Об этом сказала гарпия. На вид злая, но на него никогда не нападала. Могла зашипеть в его сторону, погрозить корявым пальцем, но не более… О! Снова погрозила. Взгляд злющий-то какой.
Он глупенько хохотнул и двинулся вдоль кустов фиалок. На цветах гроздьями висели семьи каракуртов. Он собрал одну в горсть и отправил себе в рот. Пожевал. Тьфу! Кислятина. Ну почему все утверждают, что каракурты фиалковые - сладкие. Никогда не попадались - одна кислятина.
А ну их …
Счастье …
Счастье - жить. Жить и ни о чём не думать. Смотреть. Восхищаться. Пугаться. Летать. Плыть. Говорить с друзьями…
Но ни в коем случае не думать.
Думы поглощают счастье. Пожирают его как вечно голодный Минотавр - жертву. И тогда приходит беспросветная тоска. Давит и тем самым душит. Не даёт вздохнуть и самое страшное - МОЛЧИТ! Молчит как нападающий волк…
Как приходящая смерть…
Заходила на днях…
Сука! СУКА. С У К А!
Ждёт…
Краски начали тускнеть. Он беспокойно дёрнулся, словно пытаясь задержать это угасание.
Тщетно - все вдруг покрылось рябью, как в неисправном телевизоре и начала проступать новая картинка. Картинка, которую он ненавидел и всегда бежал от неё.
***
Всё-таки надо было пить две оранжевых, а не одну голубую. Или сразу три…
Точняк! Никого не слушать и сразу три…
И будет тебе счастье!