- Деда, деда, ты принес новую рыбку? Радостно прыгал ребенок вокруг старика со смотанными снастями на плече. Буря восторга отражалась в синих глазах, смотрящих на добытчика. В их деревне ловить рыбу считалось прерогативой сильнейших, и тот, кто этим занимался, был увенчан уважением, ведь в этих краях пропитание достать было крайне тяжело. Это занятие требовало немалой физической силы и храбрости, чтобы сражаться с водной стихией, необузданной, гордой, редко кому позволявшей использовать себя. А его, Карста, считали чуть ли не героем. Храбрецом, каких поискать, точно считали. А особенно восхищалась и гордилась им его маленькая внучка. И дед отвечал любовью этому маленькому существу, с которым они остались один на один посреди бурлящего моря жизни. Так уж вышло, что именно он взял на себя воспитание малышки после смерти родителей. Девочка скрашивала его вечера, слушая захватывающие дух истории о море и приключениях, она унаследовала вольный дух деда, любовь к морю и рыбам и, конечно же, сказкам, каких старик знал немало и был превосходным рассказчиком. Сегодня, в канун дня рождения внучки, дед приготовил ей особый подарок. Ребенок словно почувствовал грубый сверток небольших размеров сквозь кожаную куртку и внимательно наблюдал за родственником. Тот лукаво улыбнулся и протянул долгожданный подарок имениннице. Проворно разорвав незатейливую упаковку, девочка увидела браслет. Замерев от детского восхищения, она рассматривала нанизанные на простую темную нить рыбьи глаза. Они ей всегда нравились, и когда дед разделывал очередную рыбу, девочка просила оставить ей именно глаза, на память, так сказать. Эти глаза всегда смотрели словно в ее душу, такие же, как и при жизни. Словно видели все самые затаенные уголки сознания, любую, едва возникшую мысль, могли прочесть. Эти глаза были для нее лучшими друзьями, такими понимающими и всегда безмолвными. Но как же быстро они портились! Девочка оплакивала каждый и отдавала их морю, веря, что там они обретут новую жизнь рыбами. Браслет был особенным, сделанным дедом. Чем-то прозрачным покрыт был каждый глаз, так, что они бы не испортились. Это был чудесный подарок, и девочка поспешила примерить его. Видя особенную радость и счастливый блеск в глазах внучки, старик где-то в глубине души немного погрустнел. Той же ночью разыгрался необычайной силы шторм. Такого в их краях не было уже много лет, с той самой ночи, как погибли в бушующей пучине родители девочки. Словно целое море вылилось на головы бедных жителей, дом девочки и старика содрогался от бешеных порывов ветра, вот-вот, казалось, вместе с жилищем их попросту смоет, все вокруг рухнет и умчится в сумасшедшем водовороте, смешивая в единый поток обломки строений и их хозяев-людей. Сжавшись в комочек, накрывшись с головой тонким летним одеялом, девочка дрожала и про себя умоляла море успокоиться. Целую ночь она неустанно просила, не смыкая глаз и трясясь в страхе, и когда солнце пролило первые лучи на землю, просьба девочки наконец, исполнилась: буря унялась и Эмили сладко уснула под едва слышный теперь, сквозь тонкие стены, шум прибоя. Через несколько часов она приоткрыла глаза, жмурясь от золотого света солнца, что лился мерным потоком из щелок между занавесками. Невзгоды ночи миновали, теперь Эмили сможет снова бегать по песку, играть с волнами и рыбами, и с тем чудесным браслетом! Девочка попыталась встать и расправить руки, принимая в объятия лучи утреннего солнца, но ничего не получилось. Она не могла даже толком приподняться. Только сейчас Эмили поняла, что не чувствует собственного тела. На тумбочке стояло мамино маленькое зеркальце, немного усилий и она смогла бы взглянуть в него. Но стоит ли? Однако любопытство подгоняло, а паника сводила с ума. Поднатужившись, девочка слегка передвинула верхнюю часть тела. Голова лежала неудобно – вид одному глазу закрывала подушка. Еще немного манипуляций с телом, и Эмили наконец смогла увидеть свое отражение, и тут же она закричала от ужаса. Вернее, закричала бы, если бы могла. Вместо этого девочка лишь бессильно открыла и закрыла рот несколько раз. Сознание затуманилось, отказываясь верить в увиденное. Из зеркала на нее глядели матовые рыбьи глаза, тем самым пронизывающим взглядом с того света, безучастные к собственному безумию. Скрип двери пробудил сознание, но рыбье сердце продолжало учащенно биться, жабры иссохли, разум не оставлял смятения. Старик внимательно посмотрел на кровать, увидев там рыбу, взял ее в руки, погладив по перламутровой чешуе, вперился взглядом в ее глубокие, синие глаза, чья матовая поверхность теперь не выражала ровным счетом ничего. Рыбка трепыхалась в его руках, она была так мала и хрупка по сравнению с гигантским стариком! - Когда только Эми успела принести тебя? – Задумчиво спросил, вздыхая, старик, но рыба, как и следовало ожидать, не ответила. – И куда это она убежала в такую рань? – Снова вопрос старика остался без ответа, лишь маленькая рыбка отчаянно билась, силясь вырваться из рук родного человека. У малышки не было способа намекнуть деду на ужасное превращение, ее ждала судьба других морских обитателей, попавших в рыбацкие сети Карста. Сознание девочки отказывалось думать о ближайшем будущем, все вокруг плыло перед мертвенно-безучастными глазами от боли, вытеснившей на задворки сознания даже страх. Дед тем временем направился с рыбой в руках на кухню, где стены украшали самые разные «трофеи», какие только можно найти в рыбах, будь то челюсти, хвосты или сушеные жабры, всему здесь находилось свое место. Обычно девочка любила рассматривать эту коллекцию, восхищалась ею, но теперь, когда совсем скоро она могла стать ее частью, когда Эмили представила, как ее хребет или плавники, высушенные, висят на этой же стене, стало еще хуже. Дед положил полудохлую рыбу на стол и ненадолго скрылся из виду, по-видимому отправившись за разделочной доской и подходящим ножом. Собравшись с последними силами, рыбе удалось проделать несколько сантиметров вдоль деревянного стола и оказаться у края темной пропасти. Никогда раньше девочка не решилась бы прыгнуть с такой высоты, это была верная смерть. Но рыба может выжить после подобного падения. Во всяком случае, она на это надеялась. Эмили сделает все, чтобы не быть съеденной родным дедом, которого так любила. Даже думать об этом девочке-рыбе не хотелось. Голова и верхняя часть тела свесились с края столешницы, она перевела взгляд на потолок и нырнула в пропасть навстречу половицам. В падении у девочки словно выросли крылья, на миг она почувствовала свободу, а затем тело содрогнулось при столкновении с земной твердью. Но что делать дальше? Как не умеющая быстро передвигаться на суше рыба может исчезнуть из дома? Об этом Эмили не подумала. Было уже поздно. Старик нашел все необходимое, не потребовалось много времени, чтобы обнаружить беглянку. Карст положил ее на разделочную доску. Эмили поняла, что это конец. Если бы рыбы могли плакать, старик бы увидел прозрачные струйки, стекающие из глаз его будущего ужина. Холодная острая сталь распорола снизу вверх брюхо рыбы. Доску оросила рыбья кровь, старик пальцами достал внутренние органы, сгреб их в кучку и отложил к краю доски, затем сделал надрезы под верхними плавниками у головы с обеих ее сторон, и резким движением перерубил хребет, отделив ненужную голову от тела. Следом еще два разреза по хребту - и тот отделен от мяса. За ним следовали плавники, мелкие кости и чешуя. Провозившись еще некоторое время, Карст пожарил рыбу. Аппетитный аромат наполнил дом. Старик накрыл стол на двоих, разложил на тарелках угощение, плеснул себе в кружку крепкого рома, что пил лишь по праздникам. Напротив себя, на том месте, где должна была сидеть Эмили, он положил рыбью голову. Вновь смотрели на него эти синие глаза, не было в них только ни тени чувства. Лишь водянистое безразличие наполняло до краев. - Твоя плоть не хуже, чем у твоей матери. А вот у отца она была жестковата. Жаль, что ты не родилась похожей на него. Хотя бы внешностью. Тогда, возможно, всего этого не случилось бы снова. – Старик задумчиво отрезал куски жареной рыбы, отправлял их в рот, медленно пережевывал, не переставая думать о своем. – Хочешь, я снова расскажу тебе сказку? Ты ведь их так любишь… Любила. Слушай же. Много лет назад, что для одних стали жизнью нескольких поколений, а для других – мгновением, жил в одной рыбацкой деревушке молодой парень. Тот был талантливым рыбаком, море и его обитатели любили парня, буря не трогала его сетей, а русалки забавлялись с ним и подаренными этим человеком украшениями. Однажды он повстречал прекрасную девушку, что пленила его навеки самыми прочными нитями – нитями любви. Души не чаял он в любимой, и та отвечала взаимностью. Сыграли свадьбу, зажили счастливо, и все бы хорошо, но было у этой девушки слабое здоровье. Не могла она выносить ребенка, но и избавляться от него не стала. И день, когда на свет появилась дочь ее, стал для этой девушки последним. Ребенок был не похож ни на кого, столь пронзительных синих глаз еще не видел отец его. Скорбь в сердце мужчины росла день ото дня, становилось на душе так тяжело, словно на ней стояла самая высокая гора в мире. Но хуже всего было то, что эта скорбь начала перерастать в ненависть к ребенку, виновнику смерти любимой. Тогда попросил он помощи у русалок, с коими когда-то был дружен. Дали они ему браслет чудный из рыбьих глаз, и сказали: «Коли сгубить кого захочешь, пусть браслет этот наденет, со следующим заходом солнца превратится он в рыбу бессловесную, и если с лучами зари первыми не будет в сердце твоем раскаяния, так век свой в рыбьем образе человек тот и скоротает». Рыбак принял браслет, но все же не сразу ребенку отдал, пока семя сомнения в душе его не выжгли эти синие глаза. К тому времени, как это случилось, дочь его выросла, свою семью завела. Если бы не внучка того рыбака, что унаследовала от матери проклятые глаза, возможно старик и сдержал бы ненависть, не смог бы погубить собственных детей. Когда впервые подарок русалочий использовал, не смог он рыбой обратить и внучку, думал, что хоть ее жизнь не загубит. Время показало ему иной исход. Не сумел рыбак выдержать взгляда этих глаз, что отняли у него любимую. Конец сказки ты знаешь, и говорить, что рыбака того звали Карстом, думаю, излишне. Наконец со всей этой историей покончено. Карст объявит завтра деревне о пропаже внучки, скажет, что та утонула. Никто не станет спорить, даже если не поверит, ведь он, Карст – уважаемый рыбак. Старик, наконец, освободится от гнета ненависти, что выжгла душу изнутри, оставила после себя лишь пепел усталости. После окончания трапезы, Карст извлек из рыбьей головы проклятые синие глаза, и бросил их в весело потрескивающее пламя камина.