Стою, совершенно одна в прихожей твоего пентхауса. Как бы не любил публичности для меня, свое причастие к этому ты скрывал от общества – исключение составляли лишь доверенные и близкие для тебя люди и те, кто был связан с тобой контрактами о неразглашении. Поэтому Роберт – твой водитель, привез меня не к центральному входу отеля, а на подземную парковку, откуда к твоему шикарному номеру вел индивидуальный лифт. Мне показалось, что лифт ехал бесконечно медленно, потому что за время этого полета вверх я измучалась ждать, испытывая невероятное томление и желание поскорее увидеть тебя.

Ты вышел лишь на полминуты, окинул меня пристальным взглядом, от которого мое сердце громко ухнуло, а в животе словно скрутился узел. Это был непривычный для меня взгляд, такой которого я никак не ждала. В тебе не было обычного презрения, но ты и не был удивлен, ты знал, что я приду и в точности выполню твои условия. Ты приказал мне раздеться и ждать тебя здесь.

Поэтому я стою посреди шикарной прихожей в одних лаковых туфлях, как ты сказал. Жду давно. Мне немного неловко. Вокруг на стенах зеркала, и я много раз отражаюсь в них, обнаженная. Даже не смотря на то, что я стараюсь не смотреть, но скука заставляет оглядываться вокруг и взгляд то и дело падает на одно из отражений – я вижу себя абсолютно со всех сторон – зеркала создают целые тоннели моих отражений с разных ракурсов. В одном из них я вижу твое клеймо на моей спине, и тут же замечаю, как сладостно, бессознательно улыбаюсь мысли о том, что этот знак неотделим от меня, а значить память о тебе будет всегда со мной, хотя бы этим шрамом на теле. В прихожей висят часы, и я знаю, сколько времени я уже здесь – второй час моего ожидания медленно, с едва двигающейся секундной стрелкой приближается к концу. Ожидание томит и будоражит меня, но я не спешу, предвкушение, порой слаще, чем само событие.

Ты выходишь не один. Мужчина, с которым вы все еще продолжаете светскую беседу, замечает меня. Он не удивлен, но заинтересован – взгляд его скользит по моему телу, и похотливый блеск вспыхивает в его глазах. Я видела такой блеск не раз, я знаю, что это значит, я готова принять его в свое тело для тебя. Он тихо спрашивает у тебя то, что мы оба знаем, ты отвечаешь немного громче, достаточно, чтобы расслышала я:
- Не сегодня.

Твой партнер понимающе улыбается и протягивает тебе ладонь. Вы пожимаете руки, и гость проходит к лифту. Он задерживается лишь на секунду около меня, пристально вглядывается в мое лицо, всем видом показывая, что за то, что мой хозяин отказал ему сегодня, когда я все же окажусь в его руках, то я захлебнусь в слезах. Я радуюсь и этому. Все, что доставляет тебе удовольствие я приму с радостью и благодарностью.

Ты жестом приказываешь мне войти в комнату. Там я опять жду посреди громадной гостиной, пока ты, наливаешь себе виски, куришь сигару, запивая ее коричневым напитком и раздумывая над чем-то, долго смотришь в окно. На меня находит страх, что ты передумал. Я ищу ответ в твоих жестах, взгляде, но не найдя впадаю в самую настоящую панику.

Паника сходит на нет, когда ты, открыл маленький чемодан, и я увидела в нем такие знакомые до боли вещицы. Ты не раздумывал и через секунду уже держал в руках стек. Эта штучка может иногда принести очень сильную боль, все зависит от того, захочешь ли ты этого.

Ты медленно подходишь и пристально смотришь мне в глаза, мне, как всегда хочется отвести взгляд, но ты не позволяешь мне сделать это, пальцами толкнув мой подбородок вверх.
- Почему ты здесь?

Я удивленно смотрю на тебя, и вижу, что ты хочешь услышать ответ.
- Ты сказал мне прийти. – я пытаюсь оправдаться, и тут же охаю и вздрагиваю от боли. Стек с громким шлепком ложится на мою ягодицу, обжигая кожу.

- Почему ты здесь?

Я не знаю ответ и беспомощно смотрю на тебя, а ты зло выгибаешь бровь.
- Ты сказал, что трахнешь меня!

Еще удар, куда более болезненный, стек даже просвистел в воздухе, прежде чем ударить другую ягодицу. Руки непроизвольно тянутся к обожженной болью коже, и, я получаю два хлестких удара по тыльным сторонам обоих кистей.
- Почему ты здесь?

Что ты хочешь услышать? Я не знаю! Правду? Я сама ее не знаю! Разум подсказывает мне держаться от тебя подальше, после всего, что ты сделал со мной. После того, как ты растоптал меня, уничтожил и разрушил мою сущность, я должна ненавидеть тебя! Поверишь ли ты, что я могу любить тебя?
- Я хочу быть здесь, с тобой.

За эту свою дерзость я получаю три удара. Ты стараешься бить во все еще зудящую кожу от прежних ударов. Не мне решать, хочу я или нет! Мое мнение не имеет значения!

- Почему ты здесь?

Ты играешь. Твой стек движется по моей спине, вдоль позвоночника и чувствую, что чем дольше я молчу, тем жесте становиться нажим.
- Потому, что ты хочешь, чтобы я была здесь! – почти выкрикиваю я, пытаясь выкрутиться из ситуации. Ты на секунду замираешь, и снова бьешь. Я не сдерживаюсь и всхлипываю, а из глаз брызгают слезы.

- Почему ты здесь?

Потому, что ты – это все, что у меня есть! Потому, что изломав меня, ты уничтожил все, что было раньше, и создал что-то новое. Ты мой Создатель, ты мой Бог. Моя жизнь ничего не стоит без тебя. Когда тебя нет рядом, меня не существует. Все, что ты делаешь со мной, делает меня счастливой, потому что это нужно и тебе. Унижай меня, бей, терзай, отдавай другим, себе в радость, ибо, когда ты улыбаешься, я могу позволить себе быть.
- Потому, что я твоя собственность.

Я впервые говорю это тебе. Вот так, вслух. Ты тысячу раз повторял эту фразу, но я не принимала ее на веру. Сначала я отрекалась от твоих слов, а когда я стала меняться, то не позволяла сама поверить в это. А теперь поверила и приняла. Я твоя. Безусловно и бескомпромиссно. Я безвольна, моя воля это ты.

Ты ласково касаешься моего лица и нежно целуешь в лоб. Это благодарность, как сладость для собачки за удачно проделанный трюк. Я благодарна тебе за этот поцелуй, он приносить мне тысячу воспоминаний, напоминая кто я, и тем самым ставя меня на место и не позволяя расслабляться. Ты целовал меня так, всякий раз, когда причинял мне боль, когда отдавал другим мужчинам, когда жестоко унижал. Эта нежность - знак конца, финиша, твоей очередной игры. После этого наступал покой и умиротворение. Эти поцелую всегда приносили мне невыносимую эйфорию.

Ты все еще не отпускаешь мое лицо, и мне даже кажется, что в глубине твоих глаз теплиться что-то прекрасное.
- Если ты знаешь, что ты моя собственность, почему ты спросила, зачем я приехал? Неужели ты не знаешь меня достаточно хорошо, чтобы знать, что я вещами не разбрасываюсь?

Мне становиться стыдно за мое вчерашнее поведение, и я опускаю глаза. Ты смеешься, а знаю, что ты не спустишь мне мое хамство и наглость, и я еще наплачусь. Но у меня есть довод оправдаться:
- Ты сам выгнал меня! Выкинул как ненужную вещь! Помнишь, я молила тебя этого не делать?

Как я молила тебя отпустить меня, как просила не возить в бордель, как рыдала, извиваясь под плетками – это было ничто по сравнению с тем, как я ползала у твоих ног, умоляя не отпускать меня.

Ты тогда был так холоден и безразличен к моим мольбам, что я сделал для себя самое страшное открытие. Твоя месть состояла не в том, чтобы унизить меня, погрузить в самую грязь, а в том, чтобы приручив к себе, сделав зависимой от тебя, выкинуть меня из своей жизни. Боль, которую я тогда испытала не сравнить ни с чем и никак не вытравить из моей души.

Ты напрягаешься и хмуришь брови. Мне даже становиться страшно. А вдруг то, что я сказала тебе неприятно слышать? Если ты меня сейчас прогонишь, я умру!

Но ты, неожиданно для меня, не злишься, а напротив, обхватив мое лицо руками шепчешь:
- Как ты не понимаешь, что все это я делал только для тебя! Только для нас! Чтобы могли быть вместе! Чтобы не было мыслей о том, что что-то могло быть иначе и лучше. Я позволил тебе уйти, чтобы ты могла решить, какая жизнь тебе ближе, та, что даю тебя я или та, что ты сама для себя строишь.

Я плачу. И слез не остановить. Я признаю верность твоего, хоть и жесткого, решения. Свобода не сделала меня счастливой.
- Спасибо… - едва слышно шепчу я, и в первый раз в жизни, ты легонько касаешься моих губ. Я захлебываюсь от ощущений и собственных слез, а ты тихонько давишь мне на плечо, заставляя присесть.

Я сажусь на пол, вернее на собственные пятки, широко расставляя колени. Ты отходишь от меня всего на минуту, чтобы взять расческу в ванной. Ты тщательно расчесываешь мои волосы и собираешь их в высокий хвост, неизвестно откуда взявшейся резинкой для волос. Ты медленно проводишь пальцем по моему выбритому затылку и даже отходишь назад, чтобы полюбоваться. Как то ты сказал, что выбритый затылок визуально делает шею длинней, а тебе это очень нравится. Я хочу нравиться тебе, и сделаю для этого все, что ты захочешь.

Ты подходишь со спины и больно хватаешь меня за волосы, заставляя развернуться. Мне больно, но я делаю это. Ты прижимаешь мое лицо к своему паху; сквозь ткань я чувствую твой твердый от возбуждения член. Я захлебываюсь слюной в предвкушении. Я сосала, наверное, тысячу членов, и почти всегда с презервативом. В тех редких случаях когда ты делал исключение для своих близких приятелей и мне приходилось брать делать миньет без защиты, вкус и запах члена вызывал у меня отвращение до тошноты, а когда в рот попадала сперма, меня вообще выворачивало на изнанку. Но сейчас я знала точно, что твой запах и вкус мне понравится безусловно. Я с наслаждением высосу из тебя все до капли. Больше всего я сейчас боюсь, что ты побрезгуешь мной и наденешь резинку. Я тянусь к твоей талии и начинаю расстегивать ремень. Ты резко хватаешь мои руки, блокируя мои движения. Сердце мое обрывается вниз. Слезы от твоего отказа обжигают глаза.
- Стоп!

Ты отходишь от меня, а я обессилено роняю голову вниз. Чувствую себя раздавленной. Но я понимаю, как противны тебе мои прикосновения. От той грязи, которой покрыто мое тело не отмоешься.
- Ты должна отчетливо понимать, что если я трахну тебя, то ты уже никогда не сможешь уйти от меня. Даже если ты этого захочешь.

В первые секунды я не понимаю смысла твоих слов, но когда до меня доходит, поднимаю глаза и смотрю на тебя, чтобы удостоверится в серьезности и честности того, что ты говоришь. Твои глаза искренни.

Ты не отказываешься от меня! Ты хочешь подарить мне возможность быть с тобой! Как ты мог подумать, что я хотела бы чего то иного?
- Я не захочу! Никогда! – клянусь настолько искренне, насколько это возможно.

- Ты должна понимать, что ничего не измениться! – ты строг и тверд в своем решении. У меня пересыхает в горле.

- Наказания? Плетка? Растяжки? – пытаюсь прощупать почву, чтобы понять, что ты имеешь в виду.

- Да.

- Одежда?

- Если ты имеешь в виду ее наличие, то нет.

- Другие мужчины?

- Да.

Это принять сложнее всего. Губы начинают непроизвольно дрожать, а по щеке сбегает предательница-слеза.
- Ты можешь отказаться и пойти домой. – спокойно отвечаешь ты. Как ты можешь быть таким спокойным? Как я могу вернуться к Алексу и отказаться от тебя?

- Бордель? – спрашивая, я до смерти боюсь услышать ответ. Если разовые акты с твоими приятелями и сотрудниками я еще могу перетерпеть, то добровольно согласиться на сексуальные марафоны с мерзким контингентом борделя сверх моих сил.

- Да. – отвечаешь ты. Я не могу сдержать себя. Чувствую, как мое лицо искажается от гримасы боли и слез уже не остановить.

- Оу… - простонал ты. Мне показалось, что мои слезы ранили тебя. Ты садишься рядом, снова берешь мое лицо в руки и посыпаешь его поцелуями. Я тянусь губами к твоим губам, и мы соприкасаемся. Меня обдает жаром, пока твои губы собственнически тискают мои. Твой язык проталкивается в мой рот, скользит по зубам, деснам, встречается там с моим языком и ласково его гладит. Ты разрываешь поцелуй, а я с мольбой смотрю на тебя.

- Бордель?

- Я подумаю... – с недовольством отвечаешь ты – Но…

Что-то мешает тебе говорить, какие-то твои внутренние демоны. Ты стыдливо прячешь глаза, по неведомым мне причинам. Но, похоже, пришло время признаться и ты и ищешь в моих глазах ответ – готова ли я услышать правду.

Ты берешь меня руки и несешь к дивану. Аккуратно устроив меня между подушек, ты подкуриваешь для меня сигарету. В баре ты наливаешь два бокала виски, один подаешь мне. Ты заметно нервничаешь.
- Все, что я делал – ты начинаешь говорить резко, неожиданно, видимо боясь смолчать. Это как исповедь. Ты смотришь на меня как священника, признаваясь в грехах.

- Все, что я делал, я делал для тебя. Для нас. Все, абсолютно. Ты была королевой школы, а я.. Я был никем, ничтожеством. Мне было не дотянуться до тебя. Я понимал… Я думал, что если смогу предложить больше, чем есть у тебя, то смогу завоевать тебя. Знаешь, каково это мальчику из трейлера, с матерью-официанткой и отцом-алкоголиком стать владельцем такой корпорации? Я не брезговал ничем. Я обманывал, воровал, ломал жизни. Я убивал. Я много достиг и нашел тебя. Посмотрел со стороны на такую же гордую, с твоими великолепными и успешными любовниками, и понял, что должен предложить еще больше. Я вернулся ни с чем и снова продолжил идти по головам. Ты даже не можешь представить, скольких проституток, внешне похожих на тебя я изувечил, чтобы не просыпаться от ночных поллюций после эротических снов о тебе. Я возвращался к тебе снова и снова, и всякий раз понимал, что мне никогда не стать равным тебе, после всей той грязи, в которой я испачкался, пока стремился к достатку. Тогда-то я понял, что я должен сделать, чтобы мы могли быть вместе.

Я внимательно слушала тебя, и когда ты замолчал, я закончила за тебя:
- Если не можешь достигнуть своей цели, опусти ее до своего уровня.
Теперь я поняла, зачем ты показал мне «Плохого парня» Ким Ки Дуна. Чтобы я поняла. Какой я была глупой – не было бы этого расставания в три года!

Ты унижал и проституировал меня не для того, чтобы поставить меня на место, а лишь для того, чтобы ты мог быть со мной на равных. Тебе не отмыться от старых грехов, и остановиться ты тоже уже не сможешь, поэтому и я не могу позволить себе очиститься, иначе между нами снова наступит неравенство.

Я вижу в твоих глазах вопрос, ты боишься моей реакции. Я даю тебе ответ молча. Встаю, подхожу к тебе, не сводя с тебя глаз, расстегиваю брюки, и, опустившись на колени, глубоко заглатываю твой член. С неистовством сосу его, делая все, что умею, чтобы доставить удовольствие. Ты стонешь под моими губами и языком, больно дергаешь меня за волосы, тарахаешь мой рот. Когда ты изливаешься в меня, я не выпускаю из своего рта ни одной твоей капли, глотаю твою сперму, словно живительный эликсир.

Ты наклоняешь меня на стеклянный стол, заставляя стонать от неприятного ледяного касания его поверхности к моей возбужденной и разгоряченной груди. Ты бьешь меня плетью, что есть силу, предварительно вставив в мой рот кляп. Я плачу и извиваюсь от боли. Мои ягодицы горят огнем. Отбросив плеть, ты врываешься в мой анус. Он подготовлен втулкой, но недостаточно для твоего размера. Тебе туго и больно входить; ты стонешь, но настойчиво продолжаешь. Мне тоже безумно больно, но эта боль божественна.

Последний раз ты берешь меня на балконе, прямо на бетонном ограждении. Под нами целый город, а надо мной твое лицо. Ты счастлив и от этого я плыву от блаженства.

Мы засыпаем в одной кровати. Ты клянешься, что это в последний раз, и мне предстоит спать на полу у твоих ног. Я верю тебе и засыпаю на твоем плече. Ты сказал, что все будет как прежде. Я знаю, ты не врешь. Ты докажешь мне это утром.

Ты разбудишь меня совсем рано, когда солнце едва начнет свой путь, я проснусь не выспавшаяся, измученная, с болезненными ощущениями во всем теле, но счастливая. Ты будешь хмур, как всегда по утрам. В дверь постучат – это принесли заказанный тобой завтрак. Ты откроешь, и официант с поразительной исполнительностью вкатит свою тележку в гостиную.
- Как тебя зовут, парень? – снисходительно спросишь ты.

- Тед. – с готовностью ответит служащий, улыбаясь во все тридцать два зуба. Это его работа – улыбаться. Шире улыбка – больше чаевые.

- Милая, - ты обратишься ко мне – Тебе не кажется, что Тед хочет миньет?

Тед будет в недоумении и шоке. Он решит, что ослышался. Но мы с тобой лишь хитро переглянемся, и я, скинув с себя одеяло, под которым я, конечно же, совершенно нага, похабно двигая бедрами, продефилирую к побелевшему от ужаса Теду, чтобы встать возле него на колени, и принять его плоть в себя, в угоду моему Господину.