Это немыслимо, такого не бывает. По крайней мере, не в моей жизни. Не может мечта сбыться в одночасье. Однако же...
— Начнем занятия?— поинтересовался я, хотя и хотелось мне абсолютно другого.
Усаги. Я долго находился по близости, подглядывал, как это не прискорбно.
И вот она здесь, в моем доме, сидит на моем диване и пьет чай.
— Можно, наверное,— как-то неуверенно отвечает она и делает еще один глоток. Смешно щурится, обожала язык, наверное.
— Давай просто поговорим?— боже, что я несу, она же меня совсем не знает, но к моему безграничному удивления говорит.
— Давай.
И тихо, тихо, так что я едва уловил.
— Я так давно этого хотела.
Она. Она знает. Или у нее тоже...
Как много вопросов возникло в моей голове, знать бы еще на них ответы.
— Мамору, а почему ты решил преподавать?
Я не ожидал подобного вопроса и видимо изменения, произошедшие на моем лице, ей не понравились, так как Усаги тут же воскликнула.
— Извини, я понимаю, что это не мое дело.
Я не знал, как ее успокоить, ведь она неправильно все поняла.
— Да нет. Все в порядке. Тут довольно длинная история... Долго рассказывать.
Она совершенно искренне мне улыбнулась, точно также, как и тысячу раз до этого я представлял тебе.
— А я никуда и не спешу.
И я рассказал. Первый раз рассказал об этом кому-то. О смерти родителей, о одиночестве, о тяжелом детстве, потере памяти и многом другом, рассказывал, будучи твердо уверен, она поймет.
— И теперь, мне просто не на что жить,— закончил изливать душу я.
Усаги молча, взяла меня за руку и легонько ее сжала, давая понять, что понимает, что рядом. Я улыбнулся, по-настоящему, впервые, даже не знаю за сколько лет.
— Мамору,— удивленно протянула она и рассмеялась.— У тебя серьга в ухе?
Сначала я не понял ее вопроса, затем удивления в голосе, и смеха, прозвучавшего так по детски радостно и беззаботно.
— Тебе не нравится,— я просто спал с лица и потянулся расстегнуть украшение.— Сейчас сниму.
— Нет, нет что ты. Не снимай.
С пылом воскликнула она, хватая меня за руку. Покраснела, смущенно отведя взгляд.
— Мне нравится.
И все проблемы отошли на второй план. Сейчас была только она.
Мы говорили и говорили, и снова пили чай, с пирожными.
Я ни на минуту не выпускал руку Усаги из своей. Мне было приятно ее общество, что она рядом и не отталкивает меня.
Она рассказала мне о себе, своей семье, друзьях.
Мы слушали музыку, споря о наших предпочтениях, потом танцевали. Она совершенно не умеет танцевать, меня это кажется, поразило больше всего. А ее, то, что я умею готовить.
Усаги ела приготовленный мной рис с удовольствием. Встала и, подойдя ко мне, обняла.
Я обнял ее в ответ и прошептал, еще не понимая, что своими же словами рушу свое счастье.
— Я люблю тебя, Усако...