Сижу на скамейке в парке и плачу. Может быть, кто-то думает — глупо, кто-то скажет — сочувствую. А мне самой все равно. Как он мог, как мог поступить со мной так бесчеловечно. Любит, он меня любит. Черт.
— Усаги, прости меня,— он шепчет и осторожно обнимает меня за плечи.— Прости, я дурак. Я не должен был вот так, сразу.
— Ничего... Я понимаю,— говорю, улыбаясь сквозь слезы.— Я все понимаю.
— Я не прошу тебя отвечать,— вдруг говорит он.— Я не хочу давить на тебя. Просто прими это как данность.
— Я знаю и это,— моя улыбка становится шире.— Ты, правда, дурак, Чиба Мамору. Но все равно я...
Он не дает мне договорить, крепко прижимая к себе, и я благодарна за это. Да, это может показаться странным, но для меня сказать люблю, даже родной матери, это очень нелегко. Раньше было проще и яснее, а с тех пор как я оказалась здесь. Хм, даже не знаю, как это объяснить. Вроде бы это мой привычный мир и в тоже время, я здесь чужая. Он не принимает меня точно также, как и я не принимаю его.
Какие же глупости лезут в голову, когда человек счастлив. А я счастлива, очень. Мы сидим на скамейке, Мамору сжимает меня в объятиях, мы молчим.
Мне с ним хорошо и спокойно. И я люблю его. Я чувствую себя защищенной и в тоже время ужасно сильной.
Его теплое дыхание шевелит мои волосы, его пальцы сжимают мои и больше ничего в этом мире не имеет больше никакого значения.
— Пойдем, я провожу тебя,— говорит он, поднимаясь и подавая мне руку.— Уже темнеет.
— Я не хочу уходить,— да я смущена и это прекрасно видно.— Хочу побыть с тобой. Сегодня.
— Но как же...
— Не волнуйся,— перебиваю, доставая из кармана мобильный телефон и набирая номер мамы.
— Мамочка, ты будешь очень сердиться если я останусь ночевать у Нару?— мне страшно услышать ее ответ и сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
— Спасибо, спасибо. Ты самая лучшая мама на свете.
Я весело хлопаю в ладоши, боже, какой я все таки ребенок и набираю смс для Нару. Ответ приходит практически мгновенно, и я устремляю сияющий взгляд на своего спутника.
— Мамору,— зову я.
— Какой же ты еще ребенок,— повторяет он мои мысли с легкой едва различимой улыбкой.
И мы пошли, сначала гуляли по округе, сходили на пруд, кормили голубей, играли в догонялки — мы были счастливы.
Потом пошли к нему домой, он все-таки очень вкусно готовит. Мы смотрели на закат, я облокотилась на балконные перила, а Мамору обнимал меня так, что даже прохладный ветер не имел своей власти, было тепло.
Смотря на его лицо окрашенное лучами заходящего солнца и пыталась понять, как это получилось, в одночасье я обрела то, на что и надеяться уже не смела.
Я не знаю, о чем тогда думал Мамору, но хочется надеяться, что и он думал о том, же самом.
— Я люблю тебя. Я только тебя,— и мои слова разнеслись по вечернему Токио.