Медленно прихожу в себя, несчадно гудит голова, а веки словно налиты свинцом, но надо их открыть. Через некоторое время мне все же удается это сделать, и я слышу его голос.
— Добрый день, моя Богиня.
— Ты… Ты… Мамочки…— только и смогла пискнуть я.
Он смотрел на меня с нескрываемым вожделением и заинтересованностью, но по какой-то неизвестной для меня причине молчал и это неимоверно угнетало. Мне было не просто страшно, у меня начиналось самая настоящая паника. Взглядом я обводила помещение к котором находилась пытаясь найти пути для возможного побега, но как назло не было ни малейшего намека на спасение.
— Кто ты?— я понимаю, что глупый вопрос.
— Бог,— и снова на его губах усмешка.
— Скажи, что тебе нужно? Я все сделаю, только отпусти!
— Мне нужна ты!— от его голоса по моему телу бегут марашки, я ужасно его боюсь.
Он разворачивается ко мне, и я еле сдерживаюсь от крика, он ужасен. Я не хочу так. Он совсем близко, а я вжалось в стену боясь пошевелиться.
Только не это, он обвел контур моего лица, дотронулся до губ, не трогай меня, шея, мне так хотелось вырваться, но я словно приросла к месту.
— Отпусти,— едва слышно шевелю губами, а из глаз текут слезы.— Прошу отпусти.
Он отшатнулся от меня как от прокаженной.
-Нет,— голос грубый и сиплый.
— Отпусти, мне плохо здесь,— я уже умоляю.
— Ты моя. Там тебя никто не ждет.
— Я тебе не верю, не верю, не верю,— как мантру повторяю я непереставая качать головой.— Не верю, не верю…
Он смотрит и молчит, а меня охватывает отчаяние по силе способное остановить сердце.
— Пожалуйста,— сил не осталось, и я опускаюсь перед ним на колени.— Пожалуйста.
Он молчит, одним сильным рывком ставит меня на ноги. Словно куклу покрутил вокруг своей оси, критически осматривая. Каждый раз, встречаясь с ним взглядом, я вздрагивала, а к горлу подступала тошнота. Его руки заставляли меня сжиматься подобно винограду, раздавленному в ладони.
Когда он потащил меня к огромной кровати застланной черным шелком меня, словно током ударило и, крича до хрипоты, я стала вырываться, но его хватка была словно сталь.
— Не надо, я не хочу, пожалуйста…
Ему было все равно на то, что мне больно, на то, что он мне противен, его волновали лишь его темные желания.
Когда моя спина соприкоснулась с кроватью, у меня перехватило дыхание и больше не звука, словно его выключили, не сорвалось с моих губ. Он практически не держал меня, но мои удары не причиняли ему абсолютно никакого вреда.
Он поцеловал меня, грубо прикусив губу, не до крови, слизывал с моих щек слезы и хмыкал. И целовал, целовал…
Я пыталась столкнуть его с себя, и когда он начал стягивать с меня водолазку, с невероятным усилием ударила по лице, на что услышала только его безумный смех. Смех, который ознаменовал конец всему.
— Я же говорил, ты будешь моей,— прошипел он, проводя языком по моей шее. Меня передернуло, а он смеялся и целовал снова и снова, шепча.
— Моя Луна, моя… Луна…