Я любил тебя всегда. Всю жизнь. До и после нее. И между. Ты была самой-самой для меня. Тоже всегда. Хотя сколько раз даже Мотаки недоумевал, почему я не отобью у Харуки Мичиру или просто не найду себе девушку поприличней. Но все очень просто — я действительно тебя люблю. Как есть. Шумную, неряшливую, неорганизованную сладкоежку. Люблю, Усако, правда. Ты лучшее, что было у меня в жизни. Что не удивительно, ведь кроме тебя у меня никого нет. Да, я сам виноват. Я оградился от всего мира, замкнулся в себе, как улитка в ракушке. И у меня никогда не было друзей.
Своих я похоронил под стенами Лунной столицы много тысяч лет назад. Память немилосердно напоминает мне о том, как все случилось. Они погибли тогда, когда Берилл заменила их живые человеческие души демонами. Что я должен был сделать, когда мой лучший друг, названый брат, правая рука попытался лишить тебя жизни?.. Но я потерял вас обоих. А потом — остальных, еще и еще. Поэтому и не связываюсь ни с кем: за мной по пятам ходит пустота, и выкашивает любого, кто мне дорог. Ох, Усако...
Я живу на этом свете, чтобы помогать тебе. Защищать тебя и твоих близких. Когда ты улыбаешься, на душе светлеет. Ты счастлива — счастлив и я. Ты — смысл моей жизни; ты и есть моя жизнь. Моя душа. Моя любовь. Моя Усако. Мне больно думать о тебе, но это лучшая в мире боль. Я не умею приносить тебе счастье, и доставляю одни только неприятности. Прости родная. Ты — яд, от которого невозможно отказаться. Это словно наркотик — я даю себе слово не искать с тобой встреч, мучаюсь, схожу с ума, и, наконец, срываюсь. Нахожу тебя, и вновь переживаю упоение встречи. Снова раздражаю. И опять даю слово... Я знаю, что если бы действительно захотел забыть тебя — забыл бы. Но я не хочу. Я и так позабыл слишком многое.
Иногда просто хочется расплакаться. Но этот вид эмоциональной разгрузки был утрачен для меня навсегда. Это очень глупо — любить девушку, и намеренно вызывать ее неприязнь. Еще глупее заключать в этой девушке свой мир. Рассматривать реальность сквозь нее, словно сквозь призму. Хорошо, пусть я шут. У шута всегда есть веселая маска, и он хохмит через силу. Он — я — прячется за ней.
Любимая, чего бы я не дал за возможность обнять тебя! Прижать к сердцу, спрятать от всего мира, и подарить себя... Я принадлежу тебе как брошь для перевоплощений или коллекция манги. Я — твой, мыслями, душой, телом. Я ищу для тебя Серебряный Кристалл, говоря, что хочу вернуть свои воспоминания. Те самые, которые я с удовольствием похоронил бы на дне подсознания. Я отдам эту чертову стекляшку тебе, и, возможно, ты не будешь гнать меня, как обычно. Говорят, лучше быть нужным, чем свободным. Это не так. Лучше быть кем-то, чем быть никем. Без тебя меня нет.
А я — я никогда не смогу рассказать тебе об этом. Я не знаю как. Я просто люблю тебя — как умею. Мне ничего не надо взамен. Просто разреши мне быть безнравственным человеком, который тебя любит, зная, что это бессмысленно.
Мысли нестройно роятся в воспаленном мозгу. За окном занимается рассвет, и я снова его встречаю стоя на балконе, глядя на восток. Встает солнце этого мира. Я говорю так, потому что мое солнце — это ты, Усако. Любимая. Единственная.

* * *

— Луна! Опять этот сон! — девушка обхватила голову руками, — Что со мной происходит?!!
— Не пугайся. Просто в прошлой жизни у Эндимиона и Серенити была телепатическая связь, и теперь она дает себя знать. Когда принц думает о тебе, ты это чувствуешь. Особенно если при этом он что-то переживает.
— Принц? Ты уверена? — блондинка свесила босые ноги с кровати
— Абсолютно, — авторитетно кивнула Луна.
— Тогда я должна спешить! — одеяло полетело в сторону, погребая под собой кошку. Та выбралась с трудом и изрекла:
— Наконец-то ты поняла необходимость правильного распорядка! Поторопись в школу!
— В школу? — удивилась Усаги, — Но я не туда, я к нему! — и вылетела за дверь, спеша как никогда в жизни. И уж конечно, предупреди кто Усаги заранее, она не одела бы для встречи с принцем школьную форму!
Мамору был еще дома. Он открыл ей дверь. Девушка заметила, как расширились его глаза при виде неё. Дороги назад уже не было — только вперед. И Усаги решилась.
— Я пришла спасти тебя — произнесла она.
— От чего? — не понял парень, вглядываясь в её лицо.
— От тебя самого, — Усаги, в которой умер страх быть понятой неверно ещё тогда, в последние минуты сна, вошла в дом, притворив дверь. Обняла парня, и долго стояла, уткнувшись лицом ему в грудь. Вслушиваясь в стук сердца. Чувствуя, как его дыхание шевелит ее волосы — Мамору наклонился к ней, и его губы касались виска блондинки.
— Усако... — она погладила его по щеке.
— Не надо. Тебе больно говорить. Я сама все скажу. Я даже объясню тебе все. Только потом, хорошо?
— Конечно... Как пожелаешь... Все, что захочешь... Усако... — лихорадочно-горячие губы и дрожащие кончики пальцев ласкали прядь её волос
— Я рядом, — заверила она парня, — Идем. Мне есть, что сказать тебе, — Мамору судорожно сжал её в объятиях, когда любимая немного подалась назад.
— Я не ухожу, — твердо и вместе с тем ласково сказала она, — Честное слово. Я с тобой. И никуда больше не исчезну, — её теплая ладонь легла ему напротив сердца, — Я согрею тебя.
— Но... Зачем? — Мамору тщетно пытался логически проанализировать происходящее. — Я... Всегда только дразнил тебя, — ком в горле мешал ему говорить. Усаги снова прижалась к парню и улыбнулась.
— Я поняла, что всю жизнь мечтала именно о тебе. Дразни меня, сколько влезет, — Мамору покачал головой.
— Я больше не буду, — сокрушенно пообещал он, — Я никогда больше не заставлю тебя сердиться или плакать. Я люблю тебя, Усако.
— Я тоже люблю тебя. Я твоя, мой принц. Я принадлежу тебе мыслями, душой и телом — как твои алые розы.
— Ты будешь завтракать? — внезапно спросил Мамору
— Буду. Потом. С тобой. И завтракать, и посуду мыть. И радоваться. И поддерживать, когда тебе грустно. И целовать, и ласкать. Потом.
— Лучше сейчас, — тихо отозвался Мамору, — Я не выдержу больше.
— Да, ты прав, — согласилась Усаги, — Я тоже. Сейчас намного лучше, — и притянула парня к себе, падая куда-то в небеса.