— Еще не знаю. Но скоро скажу. А пока предлагаю поужинать, а то я с утра голодная, — Мамору сочувственно на нее посмотрел.
— А ты что-то приготовила? Ни тебя ни меня ведь дома не было целый день, — Усаги тя-яжко вздохнула, и они с Мамору двинулись на штурм холодильника.
Спустя тридцать минут, две разбитых тарелки, стакан рассыпанной соли и много-много ругательств у них получилось нечто съедобное (что съедобное — проверили на себе). Мамору с нечего делать уселся за комп, а Усаги стала ждать Луну. Ждала-ждала, да и заснула. И приснился ей следующий бред: будто бы видит она широкую снежную равнину, но снег в ней не холодный, а словно бы из пуха, и посреди нее стоит она и оглядывается. Себя Усаги видела словно бы со стороны. Вот стоит она, переминаясь с ноги на ногу, и спрашивает голосом Мамору:
— Ну, а дальше что? — Усаги решила, что ей такой сон не очень-то нравится. Но выбирать не приходилось.
— Это я должна знать? — спросила она.
— Ну а кто еще? Царица Савская?! — голос Мамору фыркнул, — Ладно, замнем для ясности. Что искать? — А что б еще Усаги знала!
— Ты иди, — посоветовала она, — А там решим.
Мамору оглядел белые просторы совершенно безумным взглядом.
— Куда идти?
— А куда глаза глядят.
Мамору, проклиная всех демонов и юм, по колено в пуху, побрел в сторону горизонта. А Усаги тоже времени не теряла, она думала. И рассудила так: Раз уж это ее подсознание, то оно должно ее слушаться. В конце концов это же ее сон! И она изо всех сил пожелала быть там, где ответ на их с Мамору беды. Пейзаж мгновенно изменился. Теперь Мамору в теле Усаги находился в огромном зале. С виду он был похож на кафедральный собор. Мамору на такую перемену никак не отреагировал, словно бы и не заметил, и продолжал идти. Усаги только давала ценные советы: тут сверни, тут по лестнице вверх. Наконец парень оказался перед высокой двустворчатой дверью, украшенной резными панелями. Сделана она была вроде бы из дерева, но почему-то абсолютно белая. Усаги не сомневалась, что то, что им нужно, находится за ней. Мамору до этого тоже додумался, и. не дожидаясь понукания, вошел. Маленький зальчик со сферическим потолком и стрельчатыми окнами тоже был в светлых, жемчужных тонах. Из окон струился свет — не солнечный и не лунный. Навстречу пришельцу поднялась девушка в длинном белом платье, на которую Мамору уставился во все глаза, и, кажется, напрочь забыл, зачем пришел сюда. За спиной у девушки хмыкнули — в зальчике она была с кем-то. НО рассмотреть его не было никакой возможности: он сидел на фоне окна, так что видно лишь силуэт. Понятно только , что парень, в доспехах и плаще. Девушка в белом укоризненно посмотрела на него, а затем обратилась к Мамору:
— Чем могу быть полезна? — он молчал, кажется, и вопроса не расслышав. Потом очнулся.
— А… Нас поменяли телами, меня и хозяйку этого сознания. Что нам делать? — девушка склонила голову набок, так что хвостики заструились по плечам, и ответила нараспев:
— Вы вернетесь обратно, когда тот, кто больше всего вас любит (я имею в виду каждого из вас), пожертвует собой. Тогда проклятье теряет власть.
— Если вы думаете, что я что-то понял…
— Это все. Возвращайся.
Девушка повернулась к Мамору спиной и пошла к ожидавшему ее рыцарю. Чем дальше она оказывалась, тем размытее и расплывчатее становились очертания зала. Усаги, за время беседы не вымолвившая ни слова, не обратила на это внимания — может, так оно и должно быть. Но когда туман рассеялся и она открыла глаза, то оказалось, что она лежит на диване в гостиной у Мамору, а сам хозяин сидит напротив, обхватив голову руками. За окном занимался рассвет. Усаги села, потянулась и зевнула. Мамору хмуро на нее глянул. Усаги стало неуютно.
— Ну? — наиграно-весело спросила она, — Доволен?
— Нет, — лаконично отрубил Мамору.
— Что будем теперь делать? — он помолчал немного и не в тему спросил:
— Скажи, Оданго, у тебя есть кто-нибудь, кто любит тебя больше всего? — она пожала плечами.
— Не знаю. Никогда об этом не задумывалась.
— Я думаю, ты имеешь полное право оттаскать меня за уши, — вздохнул Мамору.
— Это еще почему? — изумилась Усаги, никогда прежде не слыхавшая из уст недруга своего такого тона.
— Потому что то, что с нами произошло — навсегда, — тихо, но твердо вымолвил он.
— Но… Почему? Хотя… — она опустила голову, — Ты, наверное, прав. Кто бы там ни был, я не хочу, что бы он собой жертвовал, любит он меня или нет. Пусть я навсегда останусь парнем… — Мамору невесело усмехнулся, глядя на свою подругу по несчастью.
— Кто бы ни был… Вот в этом вся Оданго. Ты намного добрее и лучше многих и многих, хоть это тебе и не поможет. Видишь ли, даже если ради тебя кто-то и пойдет на жертву — это не поможет.