— Аллен-кун! Аллен!
Она в отчаянии тормошит его, но бесполезно — лишь мокрые пряди волос чуть колышутся от слабого дыхания.
— Аллен-кун, ну пожалуйста...
Она утыкается в его рубашку, насквозь пропитанную свежей кровью, и беззвучно рыдает.
Белесые ресницы вздрагивают — с еле слышимым стоном он открывает глаза.
— Лена... Ли...
Вздрогнув всем телом, она поднимает взгляд — он смотрит на нее.
Пытается улыбнуться, но разбитые губы лишь кривятся в жалком подобии улыбки.
— Никто не... пострадал?..
Судорожный всхлип.
— Мы справились, все уже...
Одновременно с необходимостью отвечать к ней приходит и способность анализировать ситуацию.
— Аллен-кун, как ты?..
Вздох облегчения — и он медленно заваливается набок.
— Аллен-кун!
Она подхватывает обмякшее тело, вздрагивает, когда ее пальцы, тянувшиеся к спине, на пару сантиметров погружаются во что-то мягкое и липкое.
Нервно сглатывает.
"Что же?.."
Прислоняет его к стене, тормошит.
Тихий стон.
— Аллен-кун, я сейчас позову врача... Дождись, обязательно дождись, слышишь?
Затихающий стук каблуков.

Едва заметный кивок.
— Слышу...

***

— ...не приходит в себя уже третий день. Надежды мало.
Она услышала это, подходя к палате, и вздрогнула, поняв, к кому это относится.
Ускорила шаг.
— Можно?
Невозмутимо-вежливая медсестра, улыбнувшись, кивнула и вышла.
— Аллен-кун...
Сердце мучительно сжалось, как и в первый раз, два дня назад, когда после битвы с Четвертым уровнем его доставили в медицинский пункт.

Запах чистоты, пустой, как дыра в листе бумаги, оставленная ластиком.
Множество странных и непривычных устройств, стоящих вдоль стен и ехидно подмигивающих разноцветными лампочками.
Табличка с надписью "Реанимация", угрожающая, словно способная в любой момент отобрать надежду — последнее, что у нее осталось.
Гулкое эхо собственных шагов, тоже почему-то кажущееся стерильным.
Пустота внутри.

Непонятные провода, трубочки, нитями расползающиеся по всему его телу.
Красные, зеленые, оранжевые лампочки, погасающие и вновь загорающиеся на панелях.
Экраны, заполненные какими-то графиками, из которых она могла распознать только сердцебиение.
Ну и ладно.
Жив.
Ей этого достаточно.
"...Надежды мало".
Она поежилась, вспомнив слова кого-то из врачей.
"...мало".
Зажмурилась и помотала головой.
Случайно задела какую-то подставку.
Услышав жалобный звон, замерла, пригляделась.
Все на месте.
Хорошо.
Он жив.
Иначе и быть не может.

***

Дверь открылась.
— А это снова я.
Она улыбнулась, хотя на душе скребли кошки.
Никакого ответа.
Пятый день.

Конечно, его навещали.
Брат старался заходить к нему каждые два часа, Лави заглядывал раза четыре в день, Джонни трижды сбегал из своей палаты, даже Канда как-то раз поинтересовался его состоянием.
Она приходила в шесть часов утра и оставалась на весь день.
Никаких изменений.
Только однажды, к концу третьего дня, его состояние резко ухудшилось.
Ее выгнали, дверь захлопнулась.
Загорелась красная лампочка.
Три часа.
Она не помнила, что она делала все это время.
Только перед глазами постоянно вспыхивала, издеваясь, красная лампочка.
— ...получилось.
Услышав эти слова, она наконец-то пришла в себя.
Получилось.
Жив.

***

Брат снова заглянул в его палату, встретился с ней взглядом, кивнул.
— Никаких прогнозов.
Она вздрогнула.
"Никаких прогнозов" — значит, неизвестно, выживет он или нет.
Опять ожидание...
— Ленали, сходи в город, погуляй...
Она мотает головой.
Брат снова поднимает взгляд на графики, лампочки и еще что-то, задумчиво вглядывается в его лицо, переводит взгляд на нее, печально улыбается и выходит.
Она остается с ним.

— Эй! А вот и я!
Жизнерадостная улыбка и нарочито шутовский тон никак не сочетаются с перебинтованной головой, рукой на перевязи и беспокойством в глазах.
— Лави, разве тебе уже?..
Кивает, ухмыляясь.
— Меня там надолго не удержать!
Ее губ тоже касается слабая улыбка.
— Потише только, хорошо?..
— Угум.
Кивает, разом став серьезным, оглядывает приборы, присвистывает.
— Ну вашу ж... Он так и не приходил в себя, да?
Кивок.
— Ладно, я пойду...

Канда зашел в столовую, по привычке внимательно оглядев помещение, отметил про себя странный факт — огромной горы посуды поблизости не наблюдалось — и отправился добывать дополнительную информацию.
— Ленали.
Она оторвалась от ковыряемого вилкой салатика и устало взглянула на него.
— Куда мояши подевался?
Она чуть сгорбилась и выдавила:
— Аллен-кун... Он еще не приходил в себя...
— Уже четыре дня?
Она кивнула и продолжила ковырять салат.
Дюжиной минут позже кто-то из медсестер видел, как Канда зашел в палату, бросил беглый взгляд на приборы, просмотрел диагноз, скептически хмыкнул и вышел.

***

Одна из лампочек вдруг пискнула и загорелась зеленым.
Она, вздрогнув, подняла голову.
Помимо воли взгляд сразу метнулся в его сторону.
— Аллен-кун?
Нет, конечно, опять...
...бинты на правой руке немного сдвинулись, один палец чуть дернулся.
П-показалось?..
...он попытался глубоко вдохнуть, сморщился от боли и растерянно захлопал ресницами, стараясь привыкнуть к свету.
— А-ал...
Она осеклась, захлебнувшись в потоке внезапно вернувшихся чувств, так тщательно подавлявшихся в течение долгих пяти дней.
Тревога, временами сменяющаяся паническим страхом, злость на себя, обида, надежда...
Она сделала неуверенный шаг.
Ноги были ватными.
Второй.
Споткнулась.
Всхлипнула.
И буквально подлетела к нему, уцепилась в край одеяла, вздрогнула всем телом, прижалась лицом к его слабой руке...
Он удивленно посмотрел на нее своими глазами цвета осеннего дождя, приобнял свободной рукой и мягко улыбнулся краешком рта.
— Ленали, почему ты плачешь?

[конец, однако]