Серебристые короткие волосы трепет ветер, а большие лазоревые глаза лучатся нежностью. Дождь закончился и показавшееся за далекими, изломанными грядами гор солнце, окутывает ее хрупкую фигурку золотистым светом.
— Нацу, обещай мне, что когда мы вырастем, ты возьмешь меня в жены.
Она смеется, но ему отчего-то совсем не весело. Он растерянно молчит и густо краснеет.

Эльфман сжимает тоненькую светловолосую девушку в объятиях. На глазах у самого мужественного мага «Хвоста Феи» слезы радости. Мира подкладывает в ее тарелку еды, умиленно вздыхает. Макао, Вакабе, и Кана окружают ее, добродушно улыбаются и говорят что-то. И даже Хеппи восторженно кружит над ее головой.
Ты вернулась, Лисанна.
Она была первая, кто, после исчезновения Игнила, мог заставить его растягивать губы в счастливой улыбке. Она была первая, кто поверил в него, и к кому ему хотелось возвращаться после тяжелых, изматывающих заказов. Она была первой девушкой, в которую он влюбился. И первой, которую он потерял.
Нацу помнил, как стоял под проливным дождем у ее могилы, и его соленые горячие слезы мешались с дождевыми каплями, а душа разрывалась от безысходности и тоски. Она была первой, кто открыл для него отчаянье. Она первая заставила его поверить в чудеса.
Теперь сидя за столом в огромном зале гильдии, поглядывая на Лисанну, Нацу чувствует легкий трепет внутри. Он ловит радостный лазоревый взгляд и чуть кивает в ответ. Лисанна тоже кивает, оборачивается и рассказывает о чем-то сестре, а Нацу скосив глаза, рассматривает склоненный над столом белобрысый затылок
— Люси, — голос у него звучит необыкновенно серьезно, с легкой хрипотцой, — Люси…
Она отвлекается от увлеченного сочинительства, привычным жестом прикрывает записи, недовольно хмурится.
— Что?
— Люси, обещай мне, — Нацу от волнения сжимает и разжимает кулаки под столом, пристально вглядывается в темные, цвета горького шоколада, глаза – но в них лишь нарастающее раздражение. Она нетерпеливо стучит кончиком пера по столешнице.
Нацу облизывает пересохшие губы, язык словно онемел и сердце в груди бухает часто-часто. Как выразить вслух, те чувства и эмоции, что переполняют его. Как? Он и слов то таких не знает. Люси уже давно и незаметно стала его жизнью, и пусть по большей части она только кричит, ему нравится, как иногда она нежно произносит его имя. Он любит все выражения ее милого личика – от смущенно-счастливого, до досадливо-разозленного. От нее всегда пахнет вкусно и сладко, и он проклинает свое обостренное обоняние; когда она близко, он буквально кожей ощущает исходящее от нее тепло, такое манящее, что ему огромных усилий стоит сдержится и … а дальше он и сам не знает. В самых смелых мечтах он прижимает ее к груди, к беспокойно бьющемуся и жаждущему ее тепла сердцу; запускает пальцы в мягкий шелк волос; и целует… целует пухлые податливые губы.
Обещай никогда не оставлять меня.
Нацу раз за разом прокручивает эту фразу в голове, набирается решимости произнести, но с губ срывается невнятное мычание.
— Что? Нацу, говори яснее!!!
— Обещай, что мы всегда будем командой! – скороговоркой отвечает он и глубоко вздыхает, пытаясь успокоится.
Хартфилия безразлично пожимает плечами: «Хорошо, обещаю!», торопливо склоняется над бумагами.

А маленькая девочка с короткими серебристыми волосами все еще смеется, но так и не дождавшись ответа, задорно прибавляет:
— Да ладно, я пошутила!



Кап-кап-кап…
Стучат в стекло упругие струи дождя.
Кап-кап-кап…
Катятся и падают на пыльный пол слезы из глаз.
Кап-кап-кап…
Тихо шепчет она по привычке.
Сегодня господин Грей целый день провел в гильдии. Большую часть времени он дрался с Нацу, спорил с Эльзой, шутил с Люси, пил пиво с Макао, сбрасывал с себя одежду, заставляя ее сердце пропускать удары, а щеки полыхать от смущения. И снова господин Грей даже не взглянул в ее сторону.
Кап-кап-кап…
Стучат в стекло упругие струи дождя.
Кап-кап-кап…
Катятся и падают на пыльный пол слезы из глаз.
Кап-кап-кап…
Огромная клепсидра за ее спиной отсчитывает дни, но ничего не меняется.
Кап-кап-кап…