Август подходил к концу. Всегда ненавидела этот месяц. Сейчас особенно. Именно он отнял у меня тебя.
Ты приходил ко мне вчера. Ты всегда приходил по субботам, но август сбил эту чёткую схему, сделав её рваной, но не лишив смысла. Эта новая схема делилась на «до» и «после».
Вчера ты приходил ко мне в последний раз. Больше ты никогда не придёшь, я это точно знаю. Смотрю в серое, почти осеннее небо. Дождь плачет по тебе, но я не плачу. Теперь моя очередь приходить к тебе, вот и всё.
Ты сумасшедший. Я всегда это знала. Возможно, ты был опасен для меня, но я не верю в это. Я тоже ненормальная. Я знала, что август заберёт тебя у меня, как и знала, что подарит весна.

… Май выдался необычайно тёплым. И этот дождь был необычайно тёплым, а все, глупые, попрятались под зонтиками, разбежались по домам, подъездам, магазинам. А я, наоборот, выбежала из дома встречать его. Его, не мелкую моросящую осеннюю дрянь, а настоящий ливень, смывающий с Лос-Анджелеса всю его грязь, хотя бы на миг очищающий этот город. Я слышала его мелодию, его ритм…
«Раз-два-три-ча-ча-раз…»
В этот раз я услышала ритм ча-ча-ча. Музыка дождя очаровывала меня, и я поддалась ей. Люди бы подумали, что я сошла с ума, но лишь старый парк видел мой безумный танец.
И один человек.
Не знаю, сколько времени он смотрел на меня. Для меня тогда вообще не существовало такого понятия, как время. Не знаю, как он появился в парке. Я заметила его случайно, когда едва не споткнулась об камень и на миг очнулась от опьяняющей мелодии дождя.
Высокий сутулый парень с лохматыми тёмными волосами и чёрными глазами. Хм, а он недалеко ушёл от меня, сумасшедшей: на мне безразмерная футболка и узкие шорты, на нём тоже безразмерная футболка плюс штаны, которые ему явно великоваты. И оба мы босиком.
— Привет, — улыбаюсь я.
— Привет, — слегка удивлённо произносит он.
Молчание. Мы стоим и улыбаемся.
— Что ты делала?
— Танцевала.
— Почему?
— Я счастлива.
— Почему?
— Не знаю.
— Странный танец.
— Ничего странного. Это ча-ча-ча.
— Ча-ча-ча?
— Да, сегодня дождь звучит так. Такой ритм: «раз-два-три-ча-ча-раз…»
— Бесполезно. Я его не слышу. Мне медведь на ухо наступил.
— Мне тоже, — смеясь, признаюсь я. – Как тебя зовут?
Секунду он медлит, потом отвечает:
— Рюзаки.
— А если честно?
Удивление мелькает в чёрных глазах:
— Как ты узнала?
— На лице написано.
— Что, написано, как меня зовут?
— Нет, только написано, что ты не Рюзаки.
— А как зовут тебя? – игнорирует он мою фразу.
— Алиса.
Он улыбается:
— Правда. На лице написано, что ты Алиса, — странный красноватый отблеск мелькает в твоих глазах.
— У меня нет причин врать.
— Счастливая. Откуда у тебя столько счастья? Ты словно светишься.
— Не знаю. А ты несчастен?
— Не знаю, — опять улыбается. – Поделись, если его у тебя так много.
Подхожу к тебе и целую тебя прямо в губы.
— На счастье, — шепчу тебе тихо и убегаю. Если нужно, ты сам найдёшь меня.

Суббота. Выходной. Обожаю субботу до безумия, как и весну. Пора превращать беспорядочный и грязный бардак в мансарде в чистый и упорядоченный. Врубаю магнитофон – старенький компьютер уже месяца два как сдох, а на зарплату официантки его не починить. Ставшие бесполезными диски с аниме убираю подальше, чтобы не расстраиваться лишний раз. Музыка вновь захватывает меня, и я вновь пропускаю твой приход. Ты ненормальный, раз влез в окно.
Наша первая суббота. Нет, вторая, если считать парк. Наша вторая встреча.
— Марш на диван, я только что полы вымыла!
В который раз вижу удивление в чёрных глазах. Не так должна реагировать нормальная девушка на появление в своём доме полусумасшедшего парня, с которым виделась лишь раз и даже не знает его настоящего имени. Наверное, я ненормальная. Ничего, привыкнешь.
— Будешь кофе?
Кивает, продолжая изучать меня взглядом. Немногословный. Впрочем…
— Почему без сахара?!
— Обойдёшься. И так джем специально для тебя купила, а если ещё и сахар покупать…
— С чего ты взяла, что я люблю клубничный джем?
— На лице написано. А что, не любишь? Тогда отдай, я соседке снизу продам, она просто обожает, — тяну банку из твоих рук. Ты отчаянно сопротивляешься. Смеюсь:
— Хочешь, шоколадкой поделюсь. Я не жадная, а шоколад с кофе – это нечто!
— Нет, — обиделся. Придётся всё же купить и сахар. Отродясь не было, а теперь вот…
Ты так нелепо сидишь. Хотя, кто бы говорил… Я вообще не могу усидеть в одном положении и трёх минут, принимаю самые разнообразные позы. Два сапога пара. Но что же ты так странно смотришь, сапог?
— Не вздумай меня целовать.
— Почему?
— От тебя пахнет клубничным джемом. Ненавижу.
Последнее слово договариваю, будучи плотно прижатой к полу тобой.
— Думаешь, мне нужно разрешение?
Я не отвечаю. Твоё лицо так близко, что я легко могу провести языком по испачканным джемом губам. Что я и делаю.
— Фу, гадость, — интересно, ты разозлишься или нет?
Впрочем, в следующую минуту мне это уже неинтересно. И на вкус джема мне уже плевать. Теперь ты проводишь языком по моим губам, а затем целуешь, сначала легко, затем постепенно углубляя поцелуй… Я чувствую, что теряю над собой контроль, то есть банально начинаю кусаться. Помню, как Джону это не нравилось, но я просто не могла удержаться. Как и теперь. Однако и ты в ответ слегка прикусываешь мою нижнюю губу, язык… Это немного больно, но ещё больше сносит крышу. Где— то на краю сознания промелькнула последняя на сегодняшний день мысль о том, как этот странный парень отнесётся к тому, что я в 19 лет до сих пор девственница… Впрочем, уже не важно.
У тебя нежные руки, но действуешь ты грубо. Мне немного больно, но это мне нравится. Ты не снимаешь с меня одежду – ты просто рвёшь её, благо ткань тонкая. Жаль, что я не могу так же. Нежные руки грубо ласкают грудь… Никогда не думала, что это сочетание возможно…
И снова этот красный блеск… Я обожаю красный цвет…
— Как тебя зовут? – шепчу я свои последние слова на сегодняшний день.
— Бейонд, — едва слышный ответ…

Схема сбилась ещё в конце июля. Ты пришёл не в субботу, выпил кофе с шоколадом (всё-таки я тебя приучила), поцеловал меня и ушёл.
Объявился ты на следующий же день. Ты пришёл под утро, и, как необычно, позвонил в дверь. Что-то в тебе было не так. Ты был слишком чистый, словно всю ночь мылся и при этом израсходовал всё мыло. Такие нелепые мысли… И с порога ты набросился на меня. Всё как всегда, жестко, немного больно и сводит с ума. Только что-то изменилось. Но… я почти никогда не спрашивала тебя ни о чём. Не спросила и в этот раз.
Я знала, что ты видишь имена людей и время их смерти. Знала, что ты сумасшедший. Знала, что ты не хочешь быть копией.
И знала, что никому не нужна, кроме тебя.
Утром, когда ты уходил, я протянула тебе ключ. Ты молча взял его и ушёл.
Ты больше не будешь залезать в окно. Ведь теперь я не знаю, когда тебя ждать.
Днём я узнала о первом убийстве серийного маньяка, оставлявшего соломенных кукол на стенах комнат.
Ненавистный август начался, потихоньку отбирая у меня тебя. В моём сознании он странно смешивался с красными отблесками в твоих глазах.
Во второй раз ты пришёл опять лишь ненадолго. Вошёл в дверь. Я сидела на полу и наблюдала, как ты ел джем. Всё же я ненавижу этот запах.
— Клубнику надо есть с сахаром и сметаной. И свежую, а не убитую и сваренную.
— Маньячка. Съедаешь клубнику живьём, любуясь её страданием…
— Зато вкуснее, чем клубничные трупы, сваренные в сахаре.
— И всё равно маньячка.
— Кто бы говорил…
Ты расхохотался, и от этого хохота у меня по телу побежали мурашки. Но я тоже рассмеялась, только почти беззвучно. Но и тебя почему-то испугал мой смех. Ты замолк и внимательно посмотрел на меня. Странно, мы так боялись смеха друг друга сейчас, хотя раньше могли смеяться даже без причины.
Ты вернулся на следующий день. Меня не было дома. Вернувшись, я услышала шум воды в ванной. Ты мылся долго, я успела приготовить ужин. Хотя, когда ты вышел из душа без одежды, поняла, что зря старалась. Мы благополучно про него забыли. Утром я стирала окровавленные тряпки, когда-то бывшие твоей одеждой. Тоже зря – ты её потом сжёг.
Оставалось ещё две встречи, разделённые на «до» и «после». Всего четыре. Нет, три. Я знала, что четвёртого «после» не будет. Ты тоже знал, поэтому встреча затянулась до поздней ночи. Ты ушёл в душ, а я достала из холодильника клубнику, полила её сметаной и посыпала сахаром. Хватит тебе есть этот дурацкий джем.
— Вкусно…
— Ну вот. А ты говорил…
— Неужели идёт дождь? Неприятно…
Я закрываю глаза и слышу неистовую, дикую музыку. Ритм чёткий, мелодия разлуки, танец противостояния, танец сумасшедшей страсти с запахом крови, ребёнок аргентинских кабаков…
— Танго… — шепчу я.
— Сумасшедшая… — уходя, шепчешь мне ты.
Дверь закрывается. Я улыбаюсь:
— Уж кто бы говорил…

Теперь моя очередь приходить к тебе. И в этот раз нет никакой чёткой схемы. Меня иногда даже не пускают. Вот и сегодня бы не пустили, я полчаса пыталась пробиться, но помог какой-то старик. Видно, важная шишка, потому что пропустили сразу же. Может, поговорить с ним, добиться более частых встреч, вдруг пожалеет и поможет.
На улице весна… С момента нашей встречи прошёл почти год. Каждая весна дарит мне счастье, эта не стала исключением. Ты уже сидишь на кровати, правда, с трудом. Ты страшен, но я не боюсь смотреть на тебя, хотя ты порой просишь этого не делать.
— Привет.
— Привет, — едва слышно отвечаешь ты. И опять удивлённо – ведь я не одна.
— Познакомься с ней.
— Я не вижу её имени…
— У неё пока нет имени. Ты можешь дать его ей.
— Пускай её зовут… Мэй.
— Пусть. Мне нравится.
Вдруг твои глаза расширяются от ужаса, и ты судорожно вздыхаешь.
— Что с тобой?
— Ничего, — но я в первый раз вижу твои слёзы. – Дай её мне…
… В августе в моем доме произошёл взрыв. В квартире снизу. Меня не было, с Мэй осталась моя подруга. Подруге повезло. А Мэй забрал август. Мой самый нелюбимый месяц…
Выхожу. На улице этот старик, и, судя по всему, он ждёт меня.
— Можно с вами поговорить?
Киваю.
— Это его дочь?
— Да. Мэй.
— Красавица. Похожа на него в детстве.
— Вы его знали? – странно, почему мы избегаем имени?
— Да. Он мой воспитанник. Рос в моём приюте. И боюсь, это я виноват в том, что с ним случилось…
Старик что-то говорит, но я его не слушаю. Может быть, виноваты люди, я даже знаю, кто, но его у меня отнял август.
— Никто не виноват. Он выбирал сам. Он просто всегда хотел выбирать сам.
Кажется, я сильно удивила старика.
— Вы любите Бейонда? – вопрос застаёт меня врасплох.
— Люблю? – ведь мы никогда не говорили об этом, откуда я знаю?
Старик словно не замечает вопросительной интонации в моём вопросе. Он краснеет и лезет в карман, достаёт бумажный свёрток и протягивает мне, что-то невразумительно бормоча. Я беру. Я не в том положении, чтобы отказываться. У меня дочь, а ещё я так хочу в Японию…

… Я не знаю, почему я должна была прийти сегодня. Просто мне так захотелось. Я замёрзла, и теперь ты греешь мои руки. Я принесла клубнику.
— Прости, что без сахара.
Ты улыбаешься. Берёшь одну ягоду и медленно ешь.
— Всё равно вкусно.
Охранники смотрят на нас в изумлении. Они до сих пор не привыкнут к тому, как этот опасный и жестокий маньяк разговаривает со мной. Я и сама не знаю, почему так. Ведь мы никогда не говорили об этом…
— Я тебя люблю… — шепчешь ты одними губами. Я бережно держу тебя на руках.
— И я тебя люблю…
Ты медленно улыбаешься и закрываешь глаза. В последний раз я вижу в них отблеск столь любимого красного…
Врачи говорят, что его забрал сердечный приступ. Люди – что Кира. Они все лгут. Его забрал август.

…Я неисправима. Я беспечна. Всё, что у меня есть – безразмерная футболка, узкие шорты, обратный билет, немного денег и рюкзак, набитый аниме и мангой. На японском. То, что я не знаю японского, я как-то призабыла. Ну не удержалась.
А японцы такие же глупые, как и американцы. Спрятались под зонтиками, разбежались по домам. И лишь цветущая сакура видит танец безумной девушки. Танец в ритме дождя.
И один человек.
Я не знаю, как долго он наблюдал за мной. Не знаю, как он появился. Я заметила его случайно. Высокий сутулый парень с лохматыми тёмными волосами и чёрными глазами. Хм, а он недалеко ушёл от меня, сумасшедшей: на мне безразмерная футболка и узкие шорты, на нём тоже безразмерная футболка плюс штаны, которые ему явно великоваты. И оба мы босиком…
— Привет, — улыбаюсь я.
— Привет, — слегка удивлённо произносит он.
Молчание. Мы стоим и улыбаемся.
— Что ты делала?
— Танцевала.
— Почему?
— Я счастлива.
— Почему?
— Не знаю.
— Странный танец.
— Ничего странного. Это ча-ча-ча.
— Ча-ча-ча?
— Да, сегодня дождь звучит так. Такой ритм: «раз-два-три-ча-ча-раз…»
— Бесполезно. Я его не слышу. Мне медведь на ухо наступил.
— Мне тоже, — смеясь, признаюсь я. – Как тебя зовут?
Секунду он медлит, потом отвечает:
— Рюзаки.
— А если честно?
— Как ты узнала? – снова вижу удивление в чёрных глазах.
— На лице написано.
— Что, написано, как меня зовут?
— Нет, только написано, что ты не Рюзаки.
Он улыбается. Да, я знаю, кто ты. Ты не Рюзаки. Ты лишь прячешься за этим именем. И никто не знает твоего настоящего имени.
— А как зовут тебя?
— Алиса.
— Алиса в стране чудес…
Ты словно всё знаешь. Возможно…
Говорят, что его отнял ты. Неправда. Это всё август.
— Откуда у тебя столько счастья? Ты словно светишься.
— Не знаю. А ты несчастен?
— Не знаю, — опять улыбается. – Поделись, если его у тебя так много.
Подхожу к тебе и целую тебя прямо в губы.
— На счастье, — шепчу тебе тихо. Подхватываю свой нелепый набитый рюкзак и убегаю. Ты всё равно не будешь искать меня. Тот, кому я была нужна, меня уже нашёл.