Когда за горизонтом одно за другим пропадали оба солнца, тени на песке становились сначала лиловыми, потом синими, а потом пустыня остывала и превращалась в перламутрово-серую. И тогда маленький серебряный кораблик, спрятавшийся среди дюн, делался совсем неразличимым. Огней команда не зажигала, и если не знать, где искать, его можно было не заметить вовсе.
Далеко отсюда светился грязно-оранжевым светом порт Мос Эспа - окраины спали, но в центральных кварталах даже ночью не затихало неровное, как больной пульс, биение жизни: сабакк, выпивка, разноязыкие проклятья и пронзительный хохот. Дальше, черные и угрожающие, лежали поселения дикарей-тускенов, а еще дальше в обманчивом спокойствии громоздились дворцы хаттов. 
Но здесь было тихо. Небольшая ящерица взбежала на песчаный холм и замерла, вглядываясь в темноту бессмысленным круглым глазом. Дарт Маул в первый раз за минувшие два с половиной часа переступил с ноги на ногу, и ящерица, вздрогнув, повернула к нему плоскую морду. 
- Ххшссс, - ласково поманил ситх. 
Ящерица помедлила еще полмгновения и шмыгнула прочь, только осыпался с сухим шорохом песок. 
Что-то отозвалось в течении Силы приглушенным звоном, словно задетая струна. Дарт Маул перевел взгляд туда, где прятался набуанский корабль. Неподалеку на фоне зыбко светящегося песка вытаяли два силуэта. Ситх не шевельнулся, лишь плотнее сдвинул щиты, становясь почти невидимым. 
Значит, это и есть защищавшие королеву джедаи. 
«Что ты чувствуешь?», - спросил внутренний голос голосом учителя. Знакомый вопрос. Верным ответом было: «Ненависть». Дарт Маул склонил голову к плечу и усмехнулся. Учитель был далеко. Ненависти не было, как и страха, однако вопрос требовал ответа. 
Ему приходилось встречать джедаев раньше. Учитель называл их слабовольными глупцами, прячущими свою никчемность во лжи о бескорыстном служении. Дарт Маул, внимательный и почтительный ученик, не спорил. Как он мог спорить с мастером Сидиусом, по мановению руки которого обращались в прах императорские династии и рушились межпланетные корпорации? Однако порой он думал, что знает о джедаях нечто, чего не знает даже его наставник. 
Мастер Сидиус звал их безликим стадом. Говорил, что они словно фишки для игры в аш, одинаковые и одинаково дешевые - одну так легко заменить другой. Дарт Маул не возражал. Джедаи и впрямь были похожи друг на друга, о да, но совсем иначе. Как звезды, если смотреть на них с земли, сливаются в мерцающее облако, но если присмотреться, каждая начинает светить по-своему. 
Он вздохнул чуть глубже и сжал пальцы в перчатках. Незнакомые структуры их ментальных щитов притягивали его, словно изысканные головоломки, а боевые приемы разных орденских школ нравились, как простому человеку могут нравиться красивые сложные механизмы. Джедаи были достойными соперниками - быстрыми, сильными. Изобретательными. Вспомнив о нескольких выпавших на его долю поединках с рыцарями Храма, он прикрыл глаза от удовольствия. Сразить джедая было честью. 
Учитель, вне всякого сомнения, презрительно вскинул бы тонкую бровь и назвал это мальчишескими забавами, недостойными его положения. Но мальчишество или нет, узнав, что беглянку королеву сопровождают джедаи, Дарт Маул почувствовал себя так, словно получил неожиданный и не вполне заслуженный подарок. 
Он успел понять, что эти двое были учителем и учеником, но вместе видел их первый раз. Они стояли неподвижно, только ветер слабо шевелил длинные плащи. Ни темнота, ни расстояние не были ему помехой - Дарт Маул рассматривал их, замечая малейшие детали. Старший был высоким и широкоплечим, его резко очерченное лицо могло бы показаться недобрым, если бы не было таким спокойным. Младший, почти на голову его ниже, ясноглазый, со взъерошенными рыжеватыми волосами, напоминал тянущийся вверх огонек свечи. Огонек этот сейчас окружало мутное облако беспокойства. Ученика джедая мучили неясные предчувствия - он ощущал опасность, но не мог разобрать, откуда она исходит. 
Причина его смятения, стоявшая от него на расстоянии полвыстрела, невидимая и неосязаемая, снова сжала пальцы и прислушалась.
- Как только механики закончат монтировать генератор и еще раз проверят системы, - сказал старший джедай, как видно, отвечая на какой-то вопрос. - Скорее всего, к утру.
Младший вздохнул и задержал у лба сложенные ладони. 
- Беспокоиться не о чем, Оби-Ван, - сказал старший. - Скоро мы будем в безопасности.
- Но раньше произойдет что-то дурное, - у ученика джедая был красивый, немного напевный голос. - Я чувствую странные колебания в Силе.
- Живая Сила все время что-то шепчет, падаван. Порой мы понимаем истинный смысл предупреждения лишь позднее, и он бывает совсем не тем, каким казался сначала. 
- Простите, учитель. Мне не по себе. 
- Ты можешь рассказать, что именно чувствуешь? 
- Я не знаю точно, - мальчишка потряс головой. - Как будто что-то за спиной, а обернешься, и ничего нет. Никаких отчетливых видений. Просто… опасность. Темнота, страх, - он передернул плечами. - Смерть.
- Падаван, - едва заметно улыбнулся старший джедай. - Я не слишком потрясу твое воображение, если скажу, что мы все когда-нибудь умрем?
- Я не хочу думать, что это случится сейчас, - тихо сказал младший и спрятал руки в широкие рукава так, словно ему было холодно.
Глубокое молчание повисло над песками. 
- Даже если этому суждено быть, ты знаешь, что на все воля Силы. 
Ученик покосился:
- Не сочтите за дерзость, учитель. Это слабое утешение. 
Дарт Маул удивленно повел головой. Посмей он так ответить мастеру Сидиусу, его ждала бы, самое меньшее, пощечина. 
Старший джедай дотронулся до подбородка мальчишки, поднимая ему голову. Огонек свечи вдруг заплясал, будто сражаясь с порывом ветра. Ситх чуть подался вперед, вглядываясь. Между ними было что-то: горячее и темное, жаркое как ненависть, и горькое как память о былых неудачах. Но не то и не другое, а что-то еще - смутно знакомое, но до того неожиданное, что он никак не мог вспомнить нужного слова. 
Они отражались друг у друга в глазах золотом, лазурью и бесконечными потоками чистого прозрачного света. Дарт Маул нахмурился. Слишком яркий свет слепит и скрадывает детали. Но если чуть пригасить его, набросить на эти сияющие души тонкую вуаль тьмы, свет станет не просто белым и безликим, в нем появятся полутона и оттенки, и тогда станет видно то, чего не видно было раньше… 
В чашу его терпения, и без того не особенно глубокую, упала последняя капля. Учителю необязательно об этом знать, подумал он, мечтательно улыбнувшись, - и позволил джедаям увидеть себя.

Они обернулись почти одновременно - Оби-Ван всего на долю секунды позже.
Колебания в Силе, до этого ощущавшиеся, как назойливое треньканье капель, внезапно обернулись ревом водопада, на мгновение ослепив и оглушив. Черный силуэт на фоне блеклого ночного неба возник из ниоткуда, будто всплеск сумрачного пламени, осыпавшийся пеплом на песок. Колыхнулись длинные рукава - незнакомец развел руки, показывая пустые ладони. 
Он был невысок и изящно сложен. Причудливые татуировки не позволяли различить его истинных черт, а точные плавные движения выдавали в нем воина. И у него был знак Силы, отчетливый, как росчерк туши на стекле, и бездонно черный, как воронка урагана. 
- Ночи здесь такие ясные, - непринужденно сказало темное создание и подняло глаза к небу. - Даже Альтейру видно. 
- Кто ты? - спросил Квай-Гон и потянул Оби-Вана за плечо, заставив сделать два шага назад.
Ответом ему был учтивый наклон головы. 
- Я не причиню вам вреда
- Что ты здесь делаешь? 
- Скажем, ищу ответов, мастер джедай. А вы? 
Оби-Ван покосился на учителя. Тот с обманчивой небрежностью опустил ладони на пояс - что, как знал Оби-Ван, не помешало бы ему мгновенно выхватить клинок. 
- Скажем, исполняем свой долг.
Темное создание поднесло кулак к подбородку и рассмеялось. Смех был тихий, и по спине от него пробежал холодок.
- Никто не сомневается, что джедаи всегда говорят правду. Как при этом они умудряются не сказать ровно ничего стоящего - вечная загадка. 
- Правда - понятие относительное. Многие истины, что кажутся нам непреложными, на самом деле - всего лишь точки зрения.
- Это утверждение предполагает знакомство с другими точками зрения. 
- Что в этом странного? 
- Разве не один из ваших магистров сказал, что излишняя ученость застилает взор и питает гордыню, а бесхитростному сердцу легче понять веление Силы? 
Квай-Гон склонил голову к плечу, и Оби-Ван едва не застонал в голос. Должна же тяга учителя к любопытным формам жизни иметь хоть какие-то границы? Одно дело подбирать на каждом повороте всяких нелепых тварей, но разговаривать с тем, от кого так веет Тьмой, - что если не чистое безумие? 
- Цитата безупречна, - поднял бровь Квай-Гон. - Но этому диспуту больше восьмисот лет. 
- В самом деле, - удивилось существо. - Разве с годами что-нибудь изменилось? Все знают, что джедаи - хранители традиций. 
- Поиск знаний никогда не считался в Ордене ни пороком, ни преступлением. 
- Мне казалось, ваши максимы с успехом избавляют вас от этой необходимости.
- Напротив. Это не только необходимость, но и удовольствие.
- Поиск удовольствия, - в глуховатом голосе послышалась улыбка, - способен превратить лекарство в яд, не говоря уже о том, чтобы заставить усомниться идеального ученика и сбить с прямого пути безупречного рыцаря. 
- Это утверждение, - прищурился Квай-Гон, - также предполагает знакомство с предметом?
- Отчего же нет. Ведь не каждый способен сравниться с джедаями в умении закрывать глаза на то, чего они не хотят видеть. 
- Можно не видеть вовсе, а можно созерцать молча. Это не одно и то же.
Существо тихо фыркнуло, словно порвался шелковый лоскуток. 
- Видеть тоже можно по-разному. Говорят, будто луч света небесного, упавший на дно ада, кажется его обитателям зловонной лужей. 
Оби-Ван не понял, почему от этих слов учитель вдруг вспыхнул, словно факел в ночи, яростной сосредоточенностью. Как будто ему назвали какой-то шифр. Таким он становился, когда мозаика очередной интриги складывалась перед глазами в единое целое, и от разгадки тайны его отделяли один или два шага.
- Что удивляет мастера джедая? - насмешливо спросило темное создание. 
Квай-Гон помедлил, словно выбирая слова. 
- Я никогда не встречал таких, как ты. 
Тень улыбки тронула татуированные уста.
- Нас только двое. 
Оби-Вану показалось, будто что-то жуткое прыгнуло ему на спину и мягкой тяжестью пригнуло к земле. Призрачное ледяное дыхание ударило в затылок, поднимая волосы. 
- И чего же ты хочешь от нас? - ровно спросил Квай-Гон.
- Ничего, - небрежно пожал плечом ситх.
- Это не ответ.
- Это ответ. Просто не тот, которого ты ждал 
В наступившей тишине было слышно, как далеко-далеко, за многие мили от них подвывает среди дюн безвестная одинокая тварь. Оби-Ван глубоко вдохнул, стараясь не подпустить цепенящий ужас - и вдруг почувствовал, как ситх мысленно тянется к нему. Не произнося ни слова, темное создание что-то безголосо нашептывало, и он не был уверен, слышен ли этот шепот кому-то еще. Темнота обвивалась вокруг него, застенчиво, как влюбленная девушка, прося впустить и приласкать. Оби-Ван содрогнулся. Перед глазами у него колыхалась черная кисея, и казалось, что зыбкий ночной полумрак медленно гаснет. 
- Не бойся тьмы, падаван, - негромко сказал Квай-Гон. 
- Не бойся тьмы, - эхом отозвался хрипловатый голос. - Она в тебе.
Он не сказал «Нет», потому что знал, что это правда. Тьма была в каждом. Он находил ее в себе, иногда замечал в старших рыцарях и наставниках, почти неуловимую, скользящую, будто тень на краю заката, видел ее в Квай-Гоне, обольстительно опасную, словно запертый в клетке зверь, которому никогда не быть на свободе. 
- Если это так, - сказал Квай-Гон, - то в тебе должен быть свет?
Хищные янтарные глаза блеснули насмешливо:
- Ты его видишь? 
Нет. Оби-Ван видел только тьму - живую, перетекающую тьму, разворачивавшую вокруг него траурные ленты и рассыпавшую горячий пепел, жадную и нежную. Никогда в жизни он не чувствовал себя более беспомощным. Он стоял по колено в кипящем черном дыму и как завороженный смотрел на возвышавшуюся перед ним огненную фигуру с пылающими глазами. Руки в перчатках поднялись и бережно развели стеклянные створки, струи дыма потекли между бесполезными сияющими зубцами и окружили мерцающий огонек свечи. Оби-Вану показалось, что его ударили трезубцем, пронзив насквозь. Боли не было, но в невидимую рану хлынула вязкая горячая тьма. Прежде чем он успел понять, что это означает, и испугаться по-настоящему, на плечи ему легли знакомые тяжелые ладони, и дышать стало легче.
Квай-Гон был рядом, как всегда. 
- Есть вопросы, - произнес ситх медленно и будто бы мечтательно, - ответы на которые можно получить только в темноте. 
- Что же это, - голос Квай-Гона над ухом стал совсем тихим, - о чем ты не осмеливаешься говорить при свете дня?
- Спроси своего ученика, - шепнул ситх и протянул руки. - Он знает.
Оби-Ван не понял, как вышло, что их пальцы переплелись. В промежутке между двумя ударами сердца все изменилось. 
Ветер, дохнувший ему в лицо, был неожиданно свежим и горьким, и пах морем. Колонны уходили ввысь, теряясь в зеленоватом сумраке, лучи водянистого света ложились на каменные полы холодных залов и коридоров. На ветру развевались черные вуали, а в ушах таяло заунывное безголосое пение. Он помнил опасность, боль, пустую ярость неудач, презрение к себе. И стремительную тень, могущественную, жестокую, обожаемую, с голосом сладким, словно темный мед, - своего учителя… 
Нет, подумал он, нет, все не так, все должно быть совсем не так… 
Он подумал о солнечном свете в высоких окнах, о звонких голосах младших падаванов, поющих детям в яслях, о последнем учебном бое, который выиграл у Гарена. О привычке Квай-Гона мимолетно касаться пальцами его щеки. О недавней миссии на Дет Бетерут, когда они под ураганным огнем уносились из захваченного дворца на крыше общественного ховеркара, лихо встававшего на крыло на крутых поворотах - внутри вопили перепуганные пассажиры, а учитель одной рукой прижимал к себе двух юных фрейлин, которые рыдали, размазывая синюю и алую тушь по его светлой тунике. О том, что он отдаст что угодно, чтобы быть таким, как Квай-Гон. И о том, что у него никогда это не получится. Он просто не сможет. 
«Ты сможешь, - возразил нежный змеиный шепот. - Ты можешь стать лучше него. Занять его место. Сразить его в поединке, упиться его болью, отомстить за все…» 
Это было все равно что тонуть в чернилах. Обрывки воспоминаний, непонятно, своих или чужих, мелькали перед глазами. Безответное влечение, перебродившее, как забытое вино, обернулось жаждой убийства, до поры пригашенной, но готовой вознестись костром до небес когда придет назначенный час. Оби-Ван отшатнулся в ужасе, и ситх сжал его руки, не давая упасть. 
Он вспомнил о тех временах, когда самым большим его страхом было оказаться недостойным. Ненужным. Прикосновение чужого разума, ласкающее, как скольжение разогретого масла по коже, вытягивало из мыслей то давнее болезненно-тихое жжение, что было растворено в медитациях, свернуто, словно листок бумаги, запечатано серьезными строгими словами и сочтено забытым. Как лихорадочно он хотел получить подтверждение, что его желание, наконец, исполнилось, и отныне он всегда будет принадлежать тому, чьи синие глаза и спокойный голос отнимали у него дыхание. Как отчаянно он желал быть взятым и заклейменным. И был согласен на что угодно, но вместо того чтобы подчинить его и отметить как свою собственность, руки учителя раскрывались: лети. Будь свободным…
Щекотка под языком отдалась в кончиках пальцев, - такая, как бывает, если дотронуться перышком до губ, и которую можно унять только поцелуем. Реальность извивалась, вкладываясь сама в себя, как головоломка о-чер. В горле застрял горько-соленый вкус морского ветра. 
«Нет эмоций, - отчаянно скрипнул зубами Оби-Ван, - есть покой…». 
Горящие глаза смотрели сквозь него, не столько добивались правды, сколько соблазняя солгать, и он знал - они видят то же, что, непрошенное, явилось его закрытым глазам.
… Чистый утренний свет падает квадратами, просвечивая зеленые листья за окном и стеклянные флаконы на подоконнике, тень накрывает его, широкая ладонь обхватывает лодыжку, скользит вверх, лаская гладкую кожу, под колено, и белые складки покрывала тянутся следом… 
«Нет невежества… есть познание…» 
Ощущение рук Квай-Гона на плечах отдалилось, татуинский песок потек прочь из-под ног. Как издалека он увидел, что опускается на колени, и ситх, шелестя черными одеждами, вместе с ним. Тьма свилась кольцом, втягивая его в себя.
… выше, выше, тяжелая ладонь опускается на пояс, прижимая, а тень склоняется, спутанные со сна волосы, знакомо пахнущие высохшей на солнце травой, засыпают приподнятые плечи, печатью между лопатками ложится горячий поцелуй…
«Нет страсти… есть безмятежность…»
… в ответ он прогибается, без слов убеждая в своей покорности, тая, растворяясь в косых солнечных лучах, и кусает губы и беспомощно дышит, уткнувшись в согнутый локоть, в такт обжигающим медленным касаниям … 
«Нет… есть… нет … нет!..»
Оби-Ван судорожно глубоко вдохнул, пытаясь отогнать предательские видения. Один раз, другой, но на дне каждого вдоха таилась та же щекочущая, обманная сладость. Она поднималась неотвратимо, как волна, идущая к берегу. Стараясь задержать ее, он весь сжался, от пальцев, намертво заломивших затянутые в перчатки пальцы ситха, до скрещенных смертельным замком лодыжек, и рывком, словно просыпаясь, метнулся из бесплотного мира в реальность...
Которая оказалась неизмеримо ужаснее.
Расписанная головокружительными зигзагами маска застыла в дюйме от его лица, так близко, что он мог разглядеть две алых солнечных короны в янтаре безумных глаз. Ситх медленно наклонился к нему, и он оцепенел, позабыв, как дышать. Длинный, словно у змеи, язык мелькнул, вычерчивая быструю восьмерку на его сомкнутых губах. Оби-Вану показалось, будто его поцеловала сама Сила - до того глубоким и ни на что не похожим было это ощущение. И все смешалось. Волна наслаждения обрушилась на него, он запрокинул голову, не в силах даже вскрикнуть - и мир рассыпался каскадом сумрачных звезд.

Квай-Гон замер, завороженный красотой неожиданного зрелища. 
Оби-Ван изогнулся, едва не касаясь затылком каблуков, тонкая косичка упала на песок. Черный огонь разгорелся в нем фейерверком - первая вспышка осыпалась искрами в сведенных сладкой судорогой бедрах, вторая ударила там, где сходились ребра, следующая полыхнула в горле, а последняя почти в тот же миг расцвела между глазами, озарив его черты призрачным сиянием. 
Какая ирония, подумал Квай-Гон, падая на колено, чтобы подхватить ученика. Кодекс гласит, что рыцарю не пристало испытывать гнев, страх, ненависть. О любопытстве не сказано ни слова, однако оно, кажется, способно завести на темную сторону едва ли не быстрее всего вышеперечисленного, вместе взятого. Какой человек в здравом уме позволил бы ситху прикоснуться к своему ученику? Но несколько мгновений назад, прильнув друг к другу у его ног, они были словно тот древний символ, обозначающий равновесие света и тьмы, во плоти, и у него не хватило решимости разрушить явленное его глазам совершенство. 
Оби-Ван раскрыл глаза, глотнул воздух ртом, приходя в себя. Потом, словно обжегшись, отдернул руки. 
Ситх вскинул голову, с убийственной точностью поймав взгляд Квай-Гона, и тот не без труда подавил желание попятиться. Или хотя бы отвести глаза. Заряд яростной нежности едва не сбил его с ног. Его желали, страстно и безоглядно, но не так, как его ученика, в обманчивых видениях, переплетенных ласками и шепотом, а в бою, под захлебывающееся восторженное пение клинков. Воздух между ними искрил и потрескивал.
- Время джедаев скоро придет, - сказал ситх спокойно и без злости. - Тот, кто слишком занят, отгораживаясь от воображаемой тьмы, может не заметить, что она уже у порога... И ждет своего Избранного. 
Оби-Ван мимолетно прижался щекой к его плечу, и Квай-Гон подумал, что если ситх решит напасть сейчас, это будет чертовски некстати. 
- Не сейчас, - прошелестел ситх. - Но судьба ваша все же предопределена. 
Они поднялись одновременно, так быстро, словно собирались броситься друг на друга, но вместо этого застыли, только ночной ветер подхватывал полы их плащей, рукава, и трепал длинные волосы Квай-Гона.
- Ты получил ответ на свой вопрос в темноте? - спросил он.
- О да, - ситх сжал и разжал пальцы. - И охотно выслушал бы его еще раз. А ты? 
- Я ни о чем не спрашивал. 
Темное создание усмехнулось, будто шелк соскользнул по лезвию. Квай-Гон почувствовал, как передернуло рядом Оби-Вана.
- Потому что страшно услышать правду? 
Квай-Гон сдул с глаз упавшую прядь. Едва заметный жемчужный отсвет на краю неба совсем погас, над песками разлилась чернильная тьма.
- Потому что я и без того ее знаю.
Ситх склонил голову, пряча улыбку.