Что думают сестры милосердия во время войны? Они думают о раненных и сне, потому что работать приходится целый день, а спать – всего несколько часов, да и то у койки умирающего, поминутно вздрагивая от его стонов, когда страдания затягиваются на полчаса.

Что чувствуют сестры милосердия? Жалость. А жалость – ключ к сердцу женщины. Заставь ее испытать инстинкт матери, желание защитить и спасти – и она уже твоя. Она проигнорирует твою явную бесчестность, отдастся в самом неподходящем месте, проливая при этом горькие слезы. Ей жаль, что тебе нужно уйти туда, где обычно умирают. Что она перевязывала тебя, колола уколы, любила, и все для того, чтобы ты испустил дух.

Раненный телом не можешь ощутить раны души. Убивающие, разрывающие, режущие и стреляющие не имеют души. Только подвижный инстинкт сохранения, только страстное желание жить. Каждый день – последний. Каждый отдых – перевал. Это не искушение, это прямой императив, понятное указание, как следует поступать. А кто откажется – просто кретин.



Суета прожитого боя – ни с чем несравнимая суматоха. Когда собирают на поле раненных и убитых. Первых – в госпиталь, вторых – в мешок. Куда мертвых – одному Игнису известно. Принц не думает об этом. Со сквозной раной в боку, проливая горячую кровь – нет.

Но он сам добирается до станции и видит премилую картинку. Чьи-то принцессы испытывают угрызения совести и комплекс добродетели. Только смешно выглядят запачканные кровью розовые пальчики, солидно надвинутая на затылок шапка медсестры и фартучек. Взгляд у нее серьезный и заботливый – такой только женщина сообразит, когда находится при долге. Легко раненные с удовольствием подставляют свою царапины, ухмыляются и стреляют раздевающими взглядами, не пропуская ни одну мишень. Как только Танатос отступает, на поле выбегает нагой Эрос, разбрасывая ромашки.

Ноктис сжимает зубы, и хромает обратно, пытаясь скрыться… да хотя бы к этой костлявой сестре милосердия со взглядом столетней монашки. Только эти самые розовые пальчики, которыми он имел наглость любоваться, хватают его за плечо, осторожно сжимая. Селум вспоминает все известные ему проклятия. Он попался.

— Вы ранены? – и тонна участия в голосе. Ноктис Люциус Селум собирает тонну храбрости по крупицам, обдумывая, когда он сможет повернуться и посмотреть ей в глаза.

— Нет, я влюблен, — язвит он про себя, чтобы тем вежливее ответить:

— Легко. Легко ранен.

Стелла быстро осматривает его и вдруг охает – этак прерывисто глотает воздух, что любому человеку, даже принцу, стало бы лестно. Хорошо бы такой вздох приправить восхищением, да совсем по другому поводу.

— Я обработаю рану, — быстро предлагает она и уже перекидывает одну руку принца себе на плечо. На мгновение будущему королю становится жарковато: да, да, этот самый враг, который бегает с ромашками, неожиданно добрался до непробиваемого Ноктиса.

— Не стоит. Я пойду так, — попытался ретироваться принц, проливая совсем уже не голубую, а ярко-алую кровь.

— Нет, я Вам помогу, — и Стелла вычислила момент, когда следует перейти на быстрый шаг. В итоге удалось удачно отконвоировать «его высочество».

Ноктис сдался происходящему, мечтая лишь не совершать крупных ошибок.



Инициативные девушки – это сплошная беда. Они настолько серьезны, что только страх неминуемой смерти останавливает их светлые побуждения. Иных не останавливает даже страх.

Этро наделила Ноктиса способностью управлять кристаллом, но лучше бы она дала ему закристаллизованную душу – все было бы полезней. Принцесса Тенебраи, уже не надеясь на знаки внимания со стороны такого во всех отношениях привлекательного принца, запечатала первый поцелуй самостоятельно. Это было в больничной палате, отделенной от всех остальных коридором, напичканным охраной, камерами и чуть ли не минами под ковром. Флерет пришла навестить Селума, а кроме того, принесла бинты и новую порцию обезболивающего.

Во время перевязки, которую девушка делала хирургически точно, будто всю жизнь только и наматывала на бренные тела повязки, все и случилось. Сонный принц, сидя на постели, откровенно качался туда и сюда, слабый из-за потери крови. Принцессе быстро надоело, что земная тяга постоянно манила его обратно, на подушку, тем самым не давая ей закончить с разорванным боком раненного. Тогда она от нетерпения заставила пациента опереться лбом о ее плечо, а сама наскоро закрепила концы бинта.

Ноктис что-то невнятно пробурчал, пошарил рукой в поисках иной опоры, но натолкнулся только на коленку принцессы, от чего замолк и руку быстро убрал.

Стелла, рассерженная на поползновения руки принца, толкнула его на подушку, наплевав, что несчастному может быть больно. Принц совершенно без умысла, рефлекторно не захотел терять равновесия и куда-то падать. Он вцепился в талию девушки и утянул ее за собой, но тут же врезался в твердь кровати и стиснул зубы, чтобы не вопить. Да, это действительно было больно, тем более что девушка не была перышком.

Тенебрайская принцесса еще никогда не видела своего врага так близко. Он был, конечно, бледноват, а глаза были неосмысленны, да еще он кривился от боли, но все равно был удивительно красив. Пальцы ощущали гладкую кожу рук и груди, где билось горячее сердце, отдаваясь в жилке на шее. Стоило только потянуться, и можно было провести по жестким темным волосам, торчавшим так забавно у висков и в то же время строго. Тяжелый вдох обжег щеку Стеллы, и она невольно залюбовалась линией тонких губ. Дальше с природой было бесполезно спорить, и девушка просто поцеловала принца.

Тот с минуту не сопротивлялся и не подавал признаков жизни, в то время как Флерет распалялась все больше, возмущенная монолитным холодом этого воина и бесконечно совершенного правителя. Если он потратил все чувства и всю страсть на такую ерунду, как трон и власть, то его стоило минимум убить.

Но он тихо застонал, когда от досады девушка поудобнее попыталась устроиться на нем, и при этом особенно ощутимо задела рану. Этого и не хватало, дабы углубить поцелуй, что принцесса и сделала. Скорее всего, Ноктис такой наглости не ожидал, тем более что любой у портрета Энтро мог поклясться, что принцесса – сущий ангел, и так скромна и добродетельна…

— Что решает со всем этим добром расстаться при первой возможности, — мрачно домыслил принц, принимая щедрые ласки Стеллы. Она не сдавалась, пока не получила своеобразный ответ: очень слабый жест, выраженный прикосновением к ее волосам, а после – к щеке. Тогда она мягко отстранилась, остро взглянув в синие мутные глаза.

Тишина после такого звучала особенно подло.

— В любом случае, следует подождать, — хрипло высказался принц и поспешил сбежать в царство Морфея. На его боку расплывалось яркое кровавое пятно.





И вот, собственно, у них все предельно ясно. Ничего между ними не осталось: недоразумения были сняты вместе с одеждой. У Ноктиса в голове вертелась какая-то поэтическая чушь, этакая пара строчек особенно ярких стишков древности, а надо бы подумать о чем-то более насущном. Или вообще не думать, что правильнее.

Его убивала мыслишка, что уж слишком доверяет ему девушка. Уверенная, что он ничего ей не сделает, в смысле, не навредит ей. Да так, что она отчаянно прижимается к нему, старается крепче обнять, как будто проникнуть сквозь кожу. Это, конечно, глупость, но ее желание быть ему ближе, проникнуть в его внутреннее пространство настораживает. Сколько любовниц убивало своих королей именно при такой близости? Масса.

И черт с ней, пусть ведет, потому что ему еще хочется поудивляться. Потому что страстей в нем действительно нет, только сплошная аккуратность. Сплошной контроль, даже если ей вздумается выкинуть еще что-нибудь: когда его ласково куснули за ухо, это было нечто.

Принцесса действительно гибкая, действительно белая, как лилия и действительно нуждалась в нем. Трепетно, почти невесомо скользят пряди волос по его коже, вызывая теплые мурашки на спине и животе. Кисти рук и шея пахнут тонко и сладко. Сладкими оказываются и губы. Селум неторопливо изучает, прислушивается, целует уголок рта, наблюдает, как она теряет терпение первая, отчаянно требуя, обрывает его инициативу.

Инициативные девушки – это беда…



Утром невозможно от нее отвернуться, спрятаться за одеялом, поспать, в конце концов. Это девушки такие энергичные, настойчивые и жадные, а ему еще утром смотр войск и Игнис с его отчетами. Конечно же, стратегический план у принцессы – разворошить его с утра, поэтому пальчики легко находят то, что вчера изучили и запомнили, и теперь Ноктис впервые на грани того, чтобы смеяться, потому что ему вдвойне щекотно: нервам и телу, собственно.

Приходится вставать, слушать насмешки Стеллы по поводу его вида. Зеркало отражает печальную лохматость и в общем ошалелый взгляд.

Здесь все еще война, все еще шанс быть мертвым, но есть беспрестанное упоминание жизни, постоянный ключ, бьющий сквозь корку из пепла и отчаяния. У него есть принцесса, обнимающая его, прижимающаяся к его спине щекой. У него есть шанс обрести еще что-то кроме власти.