Сон — естественный физиологический процесс пребывания в состоянии с минимальным уровнем мозговой деятельности. В состояние сна входят все живые организмы в Галактике. Кроме гетов. Зачем вообще нужен сон, ученые до сих пор не знают.

«Как и я», — подумала я, потянувшись.
Я прислушалась. За довольно толстыми стенами был едва слышан гул аэрокаров. На улице уже кипела жизнь. «Сегодня же суббота», — позволила я себе заметить и легла на бок. Всегда ненавидела вечную суету и шум. Больше люблю одиночество. Не гордое, а простое и нудное одиночество. Хотя...

Я лениво приоткрыла один глаз и не смогла сдержать смешка. Рядом со мной тихо посапывала Эния. У неё в последнее время появилась очень вредная привычка поджидать, когда я усну, и засыпать рядом. Я не возникала, не устраивала сцен, но и не поддерживала такую «компанию».
Эния что—то невнятно пробурчала и обиженно надула губки. Я криво усмехнулась. «Сколько ей? 150? Такая кроха», — промелькнуло у меня в голове, и открыла второй глаз. Прошло уже почти пять месяцев с тех пор, как она сделала тот значимый звонок, позволивший мне избавиться от одиночества и вырваться из объятий вечного отчаяния. Кривая ухмылка сменилась на более мягкую и приятную. Кажется, именно такую ухмылку любила Эния.

За всё время нашего знакомства, азари с чересчур рьяным интересом спрашивала меня о нашей культуре. Я спокойно и вкрадчиво давала ей нужные ответы, дополняя своим мнением. Эния внимательно слушала, не перебивая и не задавая лишних вопросов. Правда в последнее время у неё появилась очень вредная привычка поспрашивать что—нибудь обо мне. На что я давала не слишком четкие ответы и погружалась в свои грёзы.
Я слегка встряхнула головой. «Что—то с тобой не то, ангел мой. Может, стоит сходить к врачу? К психологу?». Ухмылка исчезла с моего лица. Я ещё некоторое время рассматривала Энию, а затем аккуратно, чтобы не разбудить ее, встала и направилась на кухню.
«Так. Я только вчера покупала кофе. Где оно?». По странному стечению обстоятельств, пакетик оказался в холодильнике. «Блин. Сколько говорила Энии, что кофе в холодильник НЕ НАДО класть. Так нет же. Ну не убивать же её за это?» Пить такой кофе не хотелось. Однако, желания побеждают всё, и я, медленно бормоча ругательства, начала готовить себе кофе.

Приготовив желанный напиток, я вышла на балкон. Видок был ещё тот. Всюду кипела жизнь, что было сродни муравьям в муравейнике. Всё блестело и мне приходилось щуриться, чтобы полюбоваться пейзажем. Я отпила немного кофе. Напиток разлился приятным теплом по телу, заряжая его бодростью и уничтожая последние очаги сонливости.
Когда я в последний раз была на Элизиуме, то на кофе у меня попросту не хватало времени. Тем более, что тогда была настоящая война за эту планету.

Я помню тот день. Тогда я впервые покинула Землю и решила посетить это процветающее место. И ровно тогда, четыре года назад, прошла операция, названая Скиллианский Блиц. Пожалуй, самым запоминающимся моментом был тот, когда какой—то солдат не верил, что Альянс успеет прийти к нам на помощь. Я дала ему оплеуху и на повышенных тонах спросила:
— Имя?
— Что? — непонимающе спросил солдат.
Оплеуха.
— Имя? — повторила я.
— Джон. Джон Шепард.
— Значит так, Джон. Не смей распускать здесь нюни. Взял винтовку в зубы и вперед. Альянс придет. Главное продержаться как можно дольше. Ясно?
— Ясно, — уверенно сообщил солдат.
— Тогда вперед. Pour l’Elysée! — крикнула я, и под боевой клич тоже начала сражаться.

Прошло четыре года. Теперь здесь всё гораздо красивее. «Тебе так кажется, потому что ты когда — то дралась за эту красоту», — предположила я, делая ещё один глоток. Может быть. А может и нет. «Интересно. Как дела у этого Шепарда?» — подумала я, с интересом разглядывая горизонт. Может быть, я могла стоять так часами, если бы не...
— Доброе утро, — чьи-то руки обвили мою шею.
Конечно эти «чьи-то» могли принадлежать только одному существу.

— И тебе доброго утра, Эния, — ответила я, делая еще один глоток кофе.
— Тебе пришло сообщение, — сказала она, потеревшись щекой о мое плечо.
— От кого?
— Не знаю, — её пальцы прошлись по правой лопатке. — Знаешь, я никогда не замечала у тебя этой татуировки.
— Я её никому не показываю, — пояснила я.
— Ясно, — пальцы начали гладить спину, повторяя контуры моего тату. Я едва не замурлыкала от удовольствия. — Тем не менее, она очень красивая.
Пальцы прикоснулись к «глазу» и я очнулась от полудремы и вывернулась из рук Энии. Та не сопротивлялась, лишь обиженно на меня взглянула. Я не ощутила укола совести. Я допила кофе и, бросив взгляд на Энию, пошла проверять почту.

Как, оказалось, проверить действительно было что.
«Уважаемая Габриель Фламель.
Вы приглашены на ежегодный концерт „Опера"...»
Дальше я не читала. «Значит „Опера". Блин. Если бы не Эния, я бы поехала. Но бросать ее здесь, даже для меня это перебор».
— Ну что там? — спросила Эния, снова обняв меня за шею.
— Приглашение на концерт, — ответила я.
— Концерт? Ты что, поёшь?
— Можно и так сказать. Раз в год на Земле проходит концерт, и я в нём участвую. Правда, походу, в этом году я не смогу поучаствовать.
— Почему?
— Из — за одной азари, которая попросила у меня помощи, — заковыристо пояснила я.
— Из—за меня? — в голосе Энии послышалась обида и грусть.
— Да.
— Так давай полетим.
«Чего?»
— В смысле? — недоуменно спросила я, повернувшись к Энии.
— Давай полетим. Я давно хочу увидеть Землю, — улыбнулась азари, все еще обнимая меня за шею. — А сейчас есть повод: я хочу послушать, как ты поёшь.

Я задумалась. Мне определенно хотелось лететь и то, что Эния меня поддерживала, имело свои плюсы. Однако что—то мне говорило, что лететь не стоит.
— Даже не знаю, — замялась я.
— Ну, пожалуйста, — последнее слова она так жалобно протянула, что отказать ей было кощунством.
— Ладно, уговорила. Иди, собирай вещи, — вздохнула я, и Эния обрадованно отпустила мою шею и побежала собираться.

«Снова на Землю. Что же в ней такого особенного?»
— Это мой дом, — шепотом ответила я.
«Слишком долго это место было нашим домом. СЛИШКОМ долго».
— Да пошла...я, — сообщила я, и пошла собирать вещи.

— Как она? — спросил чей—то хриплый и грубый голос.
— Этот считает, что она будет жить. Рана глубокая, чувствуется, что она пыталась себя подлатать, — второй голос был каким—то тягучим, словно сироп.
— Я не это хочу знать, — сообщил первый голос.
Корнелия тихо лежала на чём—то мягком и не выдавала то, что пришла в себя и слушает их разговор. — Этот считает, что она придет в себя.
— А можно поконкретнее? — попросил третий голос. Сиплый, но зато имеющий какую — то странную силу.
— Очень скоро.

Тем временем Корнелия ощутила что кто—то очень аккуратно и не спеша перебирает её волосы. Это было довольно таки неприятно, но она продолжала притворяться спящей.
— Кристабель, — сделал замечание грубый голос. — Не трогай её и отойди.
— Хорошо, — согласился слабенький и почти детский голосок и «кто—то» перестал перебирать волосы.
Вот только предупреждение запоздало.

Корнелия быстро села и схватила шею этого «кого—то». Этим «кем—то» оказалась девочка-азари. Голубые испуганные глазки взирали на девушку и медленно наполнялись слезами. «Она ещё ребёнок», — промелькнуло в голове у землянки, когда она посмотрела в глаза маленькой азари.

— Отпусти её! — приказал грубый голос.
Корнелия повернула голову в сторону источника приказа.
Трое. Грубый голос определенно принадлежал взрослой азари. Выглядела она довольно грозно, в чем ей очень помогал нацеленный на девушку дробовик. Хищный разрез глаз, делал её похожей на большую кошку. В этом очень помогали зеленые глаза, которые блестели от переполняющего её гнева.

Вторым был ханар. И смотрелся он не особо угрожающе. Даже пистолет не делал его грозным. Скорее комичным. Сценка называется «Оружие в щупальцах медузы-переростка».
Третьим был турианец. Два синих глаза, не уступающих насыщенностью цветом глазам нашей героини, с напряжением осматривали Корнелию. Дробовик в его руках, так же не делал его угрозой. Куда больший интерес вызывало то, что вокруг его кулака искрилась энергия.

«Биотика».
Корнелия повернулась к девочке-азари, которую держала за шею. Та тихо поскуливала и испуганно смотрела на землянку. В какой—то момент показалось, что она вот-вот расплачется.

— Отпусти её! — повторила азари.
— Как тебя зовут? — мягко спросила Корнелия у своей «пленницы».
Та удивленно поморгала и ответила:
— Кристабель. Меня зовут Кристабель Дрей.

— Отпусти её! — ещё раз сказала азари.
— Да отпущу я её, — ответила ей Корнелия. — Только скажите мне, кто вы?
— Милена Дрей, — ответила азари, и, немного погодя, добавила, — Спектр.

— Я думала, вы работаете поодиночке? — заметила землянка.
— Работаем. Вот только есть один маленький нюансик. Вот это, — она кивнула на ханара, — моё здоровье. Это, — кивок в сторону турианца, — моя совесть. А то, что ты держишь за шею — моё милосердие.

Корнелия слушала это, не особо вникая в смысл слов.
— Эния, — словно вспомнив, прошептала она и отпустила шею Кристабель.
-Эния? Это твое имя? — спросила Милена, опуская дробовик.
— Нет. Это имя моей подруги, которая попала в беду, — пробурчала Корнелия и вновь посмотрела на Спектра. — И мне нужна ваша помощь.

— Эния? Эния!
— М—мм, — простонала та, с трудом открывая глаза.
— Эния, слава богу. Ты жива.

Азари не знала имени этой женщины, но все же она была рада тому, что её хоть кто—то разбудил. «Странно, я помню, что шла к медблоку, и помню как нашла панацелин», — Эния села и попыталась восстановить картину прошедших событий, но в этом ей мешал сладковатый привкус крови во рту и гул в голове.

Она осмотрела помещение. В темной и тесной комнате были люди: женщины, девушки, девочки. И только одна азари, она. «Корнелия», — подумала она, оглядев комнату. Её нигде не было видно.
— Ты Корнелию не видела? — поинтересовалась она у женщины, которая её разбудила.
— Нет, не видела.
Эния ещё раз осмотрела комнату, в надежде увидеть черную гриву волос. От бессилия и одиночества в глазах азари появились слезы.
— Корнелия, — прошептала она и, не сдержавшись, заплакала.