— А как будет «мама»? — спросила Кристабель.
— Maman.
— А «семья»?
— La famille.
— А «песня»?
— Chanson.
— А как будет: «Хватит заниматься ерундой»? — поинтересовался Лю, которому уже надоело слушать этих двоих.
Прошло чуть больше двух недель, с той минуты как они прибыли на Омегу. Очень редко к ним заходил Аскеис, и то ради того чтобы осмотреть Лю, нахмуриться, что-то пробормотать и уйти. Еще реже, а точнее только один раз, Кристабель спрашивала о Милене и Версе. По ходу девочке было достаточно одного ответа Корнелии «Они сейчас вместе с твоей мамой». После этого азари перестала о них спрашивать и очень заинтересовалась «мурлыкающим» языком.
— Assez disent des bê tises, — перевела Корнелия. — Что тебе не нравится?
— Без обид, человек. Но вы уже тут «мурлыкаете» целый час. Может, хватит?
— Кристабель? — спросила Корнелия.
— Нет, — ответила девочка.
— Получил?
— Ох, не к добру это, — покачал головой Лю и снова погрузился в чтение.
— Ты думаешь, что там что-то изменилось? — фыркнула Корнелия.
— Я просто не понимаю, почему за тебя так много платят? — озвучил свой вопрос турианец.
— А что? Завидно?
— Очень смешно. Между прочим, из-за этой циферки меня и…, — Лю замолк и, покосившись на девочку, перефразировал, — уволили.
 От такой трактовки, Корнелия фыркнула. "Скорее пожизненно отстранили от работы", — заметила она, но вслух сказала:
— Ну-ну. Ты ещё меня в этом обвини?
— С удовольствием. Ведь это за твою голову назначена такая умопомрачительная цена. Что же ты такое натворила?
— Скажем так… Не захотела кое-чем поделиться.
— И всё? Ради этого ты стоишь пятьдесят миллионов?
Корнелия вздохнула и, погладив Кристабель по голове, ответила:
— Мои знания и … имущество стоит гораздо дороже.
 Лю замолчал, переваривая полученную информацию. Девушка ещё раз вздохнула. «Порой эти секреты сводят меня с ума, но я упорно продолжаю молчать. Придет день, и я окончательно свихнусь».
— Ладно, Кристабель. Пошли спать, — заметила Корнелия.
— Не хочу, — девочка обиженно посмотрела на человека, расстроено надув губки.
— Значит, ты ляжешь сама? Без сказки? — улыбнулась девушка.
— Нет, — запротестовала Кристабель.
— Значит, идем спать?
— Да, — Кристабель встала и медленно поплелась в свою комнату.
Корнелия провела её взглядом и покачала головой. Она попросту избаловала Кристабель своими рассказами, колыбельными и другими вещами. «Ну, чем не Эния. Одна другой любопытнее».
Девушка вздохнула. Эния. «Прошло много времени, а ты всё ещё страдаешь. Раньше всё душевные раны заживали быстрее. Что же случилось?».
— Человек?
— А? Что? — Корнелия посмотрела на турианца.
«Он что, моего имени не знает? Или специально так поступает?». Однако пребывание на Омеге вместе с человеком, уже принесло свои плоды. Лю уже не так злобно рычал на неё и в его глазах уже не было того презрения, которое Корнелия заметила в день их знакомства. Турианец даже позволил ей заниматься его лечением, что, однако не мешало ему после процедур что-то злобно шипеть на турианском, при этом злобно смотря на человека. Что касается самой Корнелии, то ей было попросту плевать на жизнь турианца. Она просто делала то, что теоретически могло спасти жизнь этому «бездушному придурку». И пока это работало. «Надеюсь, Аскеис закончит свои исследования и наконец, озвучит свою теорию», — подумала Корнелия.
— Не заставляй Кристабель ждать, — напомнил Лю.
— Спасибо, что напомнил, — съехидничала Корнелия и, встав, направилась в комнату девочки.
— Всегда пожалуйста, — буркнул ей в след Лю. Кристабель уже лежала под одеялом и выжидающе смотрела на Корнелию. Та не сдержала улыбки и присела на край кровати.
— Ну что. Что ты сегодня хочешь?
— Песню.
— Какую?
Девочка задумалась, а затем неожиданно серьёзно попросила:
— Про тебя.
Корнелия перестала улыбаться и задумалась. «Вот мы и попались. А ещё говорят нас сложно поставить в тупик. И вот тебе раз. Настал этот час». Шутки шутками, а эта просьба действительно поставила Корнелию в тупик. Нет, она знала много песен, но, ни одна не могла охарактеризовать её. Хотя…
Немного подумав, Корнелия закрыла глаза и начала:
— Она носила цветы в волосах
 И ими играл он и еще ветер
Казалось, давно уже взрослые
 Но любили искренне как дети.
Открыты сердца, искренние глаза
Таких не так много есть в мире
Лились слезы счастья каждую ночь
Обещания навсегда любить.
«А всё же… в этом что-то есть, — подумала Корнелия, еле сдержавшись, чтобы не вздохнуть. — Чем не „характеристика”? Вроде бы такой наивной и искренней я и была. Когда-то».
— И вдруг все изменилось вокруг
Проблемы, цены, сны надежды
Разъехались как дети в школу
 Что первым было, стало последним…
 На этих строках Корнелия сжала кулаки и кое-как сдерживала саму себя, чтобы не заплакать. «Почему? Я даже не проронила слезу, когда умирала Эния, а теперь… Плакать из-за песни? Это глупо! Впрочем, глупо ли?».
— Куда ведут пестрые дороги
Почему вы заблудились в мире
 Вас сотни, тысячи, вас миллионы
 В Израиле, Канаде, на Крите.
Есть воспоминания о том, как было все
Надежды есть на то, как все будет
 Нас судьба стремительно течением несет
 Ибо мы есть не титаны, мы люди.
Кристабель с неподдельным восхищением смотрела на Корнелию. Она не замечала, что девушка ещё сильнее сжала кулаки, чтобы сдержать слезы, что её голос стал предательски дрожать. Девочка просто слушала песню, не замечая, что стоит Корнелии спокойно продолжать петь.
— Не обещай любить всегда
 Не обещай навечно
 Где твое — мое завтра
 В висках ветер свищет.
 Не обещай, зачем?
 Не обещай, не надо
Зависит время ближайшее
 Но не всегда от тебя.
Последние строки Корнелия спела на одном дыхании, уже едва сдерживая стоящие в глазах слёзы.
— Она носила цветы в волосах
 И ими играл он и еще ветер
Казалось, давно уже взрослые
 Но любили искренне как дети. (1)
Корнелия старалась дышать как можно спокойней, продолжая сдерживать слёзы. «Не здесь, не сейчас», — напомнила она сама себе и, открыв глаза, посмотрела на Кристабель. Девочка с неподдельным интересом наблюдала за ней.
— Ещё, — наконец сказала азари, после минуты молчания.
Корнелия улыбнулась. Слёзы ушли на второй план. Девушка уже начала стыдиться подобной слабости, но не показывала виду.
— А ты не «лопнешь»? — заметила человек. — Нет, солнышко. Пора спать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мама.
«Мама?» Улыбка снова исчезла с лица и Корнелия как-то по-новому посмотрела на девочку. Сложно сказать, что творилось в голове девушки: недоверие смешалось со стыдом, горечь объединилась с болью. Но над всем этим было что-то такое, что заставило девушку прошептать:
— Спокойной ночи, солнышко, — и, поцеловав Кристабель в лобик, быстро встать и выйти из комнаты азари.
Когда дверь за спиной Корнелии закрылась, то девушка остановилась и едва не заплакала. «Мама. Я… Нет, это не правильно. Из-за меня погибла Милена — единственная, кто мог о ней позаботиться. А наша первая встреча? Я могла её убить. Нет, нет и ещё раз нет». Однако самой себе сложно врать. Какая-то часть девушки ликовала. Никто, никогда не называл (да и, наверное, не назовет) мамой. Кристабель, сама того не зная, сделала самый дорогой и желанный подарок для Корнелии. «Но если нам так хорошо, то почему мне хочется плакать?»
— Знаешь…, — Корнелия вздрогнула. Она совсем забыла о присутствии турианца на корабле. Что-то ей подсказывала, что Лю всё это время подслушивал, но закатывать по этому поводу скандал не стала. — Кристабель даже Милену так не называла.
Девушка посмотрела на турианца. Тот сидел на своем месте и рассматривал поверхность стола. «Ну, хоть от блока отлип», — нашла что-то «хорошее» Корнелия.
— Хоть сейчас, пожалуйста, не издевайся надо мной, — попросила девушка, ненавидя дрожь в своем голосе.
— Тебе… больно, человек? — как-то удивленно поинтересовался Лю.
Корнелия отвернулась. Она больше не могла сдерживать слёзы, а давать турианцу повод поиздеваться над ней ей не хотелось.
— Да. Да, мне больно. Ты хочешь это услышать? — едва не переходя на крик, ответила девушка и быстрым шагом направилась в медотсек, который в последнее время служил ей комнатой.
Стоило Корнелии зайти в комнату и услышать шипение закрывающейся двери, как та, уже не сдерживая эмоций, заплакала. В последний раз она плакала давным-давно и поклялась, что больше ни одна слезинка не упадет с её глаз. Но, увы, все клятвы рушимы. Кто знал, что песня и слова Кристабель доведут её до такого?
«Никто. Даже мы».
— Не сейчас, — попросила Корнелия.
«Что не сейчас? Не забывай, что у нас давно поехала крыша, на прощание помахав ручкой. Ты разговариваешь сама с собой. Точнее, мы разговариваем сами с собой».
— Безумие — это меньшая из моих проблем.
«Правильно. У нас теперь их до фига. И всё из-за нашей…»
Прервав свой внутренний диалог, Корнелия вытерла слёзы и легла на одну из кушеток. «Мы плачем. Какой позор. Хорошо, что никто этого не видел. Я бы, наверное, со стыда сгорела. А что плохого в слезах? Это вполне нормальное явление. Для человека… Странно. А ведь когда-то, я не считала, что слезы признак слабости. Что же изменилось? Я или мир?».
 Так размышляя на тему «Слезы — слабость?», Корнелия не заметила, как провалилось в царство Морфея.
 ***
— Человек? Эй, человек?
— Donner dormir, — недовольно промурлыкала Корнелия.
— Я не знаю, что ты там промычала, но, прошу тебя, открой глаза. Мне нужна твоя помощь.
Корнелия вздохнула и, оторвав голову от теплой подушки, открыла глаза и посмотрела на турианца далеко не добрым взглядом.
— Что случилось? Пожар? Нападение? — с иронией поинтересовалась девушка.
— Человек, пожалуйста… Нет. Мы не горим, и на нас никто не напал. Это связанно с моим «увольнением».
— Угу. Решил поговорить об этом? — Корнелия потянулась и не так сердито посмотрела на турианца.
— Блин, человек. Дай мне закончить.
— Что ты все «человек»? У меня, между прочим, есть имя. Красивое и редкое…
 Тут до девушки кое-что дошло. Впервые за всё время знакомства с турианцем она услышала такие слова как «пожалуйста», «прошу тебя» и «нужна помощь», а в голосе едва улавливалась мольба. «Ого. Это что-то серьёзное»,- сделала вывод Корнелия.
— Что случилось? — уже без иронии поинтересовалась девушка.
— То лечение. Оно не помогает. Я не знаю, как это объяснить, но я снова чувствую ту остроту.
— Какую остроту?
— Когда я пил тот ликер… я думал, что это ликер… Неважно. Тогда я пытался сбить остроту той дряни ликером, что Верс прятал где-то на задворках. Но с каждым глотком она, наоборот, увеличивалась. Только потом узнал…
Дальше Корнелия бессовестно перестала слушать. То, что Лю так много не договаривал, немного злило девушку. Знай, она подобные вещи, то мигом бы вылечила и помахала бы ручкой, высаживаясь на какой-нибудь планете. Однако…
— Какую дрянь?- поинтересовалась Корнелия.
— Ту, что ты давала пить ещё на Сионе. Ты давала её мне и той азари, — пожал плечами Лю.
 Корнелия нахмурилась. «Слишком медленно до нас доходит,- заметила девушка. — Так и хочется сказать старую добрую фразу из рекламы Сникерса. Что мы там давали ему и Энии? Ничего острого не дава…».
Глаза Корнелии стали увеличивать в алгебраической прогрессии. Остатки сонливости как рукой сняло, а правая рука непроизвольно потянулась к татуировке на спине, однако, не пройдя и половину пути, остановилась.
— Il est impossible de, — в никуда прошептала девушка.
— Чего? — не понял Лю.
— Невозможно,- перевела Корнелия и посмотрела на турианца.
— Что невозможно? Человек, не пугай меня.
— Всего три случая,- пробормотала девушка. — Это четвертый.
Затем Корнелия закрыла глаза и, отвернувшись, почти приказала:
— Иди спать. Обещаю, что завтра ты будешь здоров.
 Лю подозрительно нахмурился, но всё же, не препираясь, вышел из комнаты. Корнелия открыла глаза и посмотрела на закрытую дверь.
«Кто бы мог подумать, что яростный противник людей, окажется четвертым из тех немногих», — пронеслась едкая мысль.
— Это какой-то бред.
«А давай ему расскажем. Вот он „обрадуется”. Только надо будет для начала убрать все режуще-колющие предметы. И то, на чем можно повеситься».
— Нет. ТАК издеваться я не буду, — твердо заявила Корнелия.
«Хорошо, только не кипятимся. Нам ещё этого идиота спасать надо… Кстати, а как мы его будем спасать?»
— Угадай?- едко заметила девушка.
«Мда. Знаешь, Смерть — гораздо гуманней. Давай его убьём. От нашего „спасения” легче тому не станет».
Корнелия вздохнула, признавая правоту своих мыслей. Смерть действительно была гуманна и смотрелась на фоне её «лечения» самым лучшим подарком. К своему немалому удивлению, девушка подловила себя на том, чтобы всерьёз убить турианца.
— Нет. Больше никаких смертей, — она поставила жирный крест на этой затее.
Затем, встала с кушетки и подошла к рюкзаку. Немного подумав, она открыла его и достала оттуда нож. В последнее время, тот без дела лежал либо на столе в медотсеке, либо где-то ещё. Девушка решила спрятать своё оружие от греха подальше, а точнее подальше от Кристабель. Немного полюбовавшись остротой лезвия, девушка вздохнула:
— Pardonnez-moi, Pè re, — и направилась к выходу.
«Знаешь, Лю. Ты больше не мой должник. Потому что ТАКОЙ участи, я даже врагу не пожелаю. Надеюсь, что ты никогда не узнаешь, что я сделала».
 
(1) — перевод песни Бумбокс «квіти в волоссі»