Через две недели, как и обещал Мордин, я выздоровела. Микстура действовала замечательно, и я даже перестала обращать внимание на её вкус. Вот только... Об этом до сих пор сложно говорить. Самого Мордина уже нет с нами. Он умер на прошлой неделе. С момента уничтожения Базы Коллекционеров прошло больше четырёх лет, ему тогда было уже около сорока... Саларианец навсегда остался в нашей с Джоном памяти — вечно улыбающийся и весёлый неунывающий саларианский профессор, поющий арии Герберта и Салливана. Запись его исполнения хранилась у Джона на инструментроне.

Мелон довёл лекарство для кварианцев до совершенства. Генофаг был ослаблен им же.
Так же ученик Солуса выпустил лекарство, разработанное Мордином, в продажу на Цитадели, потому что сам Мигрирующий флот выкупили волусы для своих коммерческих целей. Сами же представители моей расы переселились на планеты рядом с Лионой. В системе, в которой находилась Лиона, все планеты были похожими на Лаэлу. Это похоже на сказку.

Рядом с нами живут и другие кварианцы — тётя Шала, например, вообще наша соседка. На деньги, которые волусы перевели адмиралам Мигрирующего Флота за все корабли, включая «Райю», адмиралы смогли обеспечить лекарствами «Мелон & Мордин» всех кварианцев. Детям теперь при рождении дают дозу лекарства. Хотя, матери теперь рожают детей с каким-никаким, но иммунитетом.

— Тали? — прервал мои размышления Джон. — Смотришь новости? — он указал на включённый голотелевизор.

— Ага, — ответила я, допивая чай. — Как здорово, что Мелон всё-таки выпустил это лекарство в продажу! Причём всего лишь за 150 кредитов! Он затратил столько времени и денег на исследования... разработку...

— Но теперь хотя бы кварианцы свободны! Глянь в окно!

За окном на площадке бегали дети, девчонки визжали, а мальчишки бегали за ними, крича. Самое удивительное — это кварианцы. Те самые пленники скафандров. По моим губам скользнула улыбка.

Кстати, о детях. Тётя Шала также предложила Кэлу поселиться рядом с нами. Хотя, он и сам был этому рад. Кэл часто заходил к нам со своей женой Таэль и дочерью, которую они назвали... Тали, в честь «Самого лучшего друга!» — как выразился Ригар.

Поэтому я решила усыновить ребёнка. Так как война со Жнецами уже позади, (а батарианцы подобрали свои мерзкие четырёхглазые морды с трибуны суда, как всегда добавляет Джон в разговорах), много детей-кварианцев остались без родителей. Их тоже переселили на Лиону, в приют.

Я выключила голотелевизор и села за терминал.

— Что будешь делать? — спросил Джон, хрустя своим любимым шоколадным батончиком, запас которых всегда носил в кармане. Этот хруст меня раздражал. Шепард, как назло, наклонился и глянул на голограмму через моё плечо.

— О! — снова хрустнул он. — Это ведь приют, да? — он откусил порядочный кусок батончика, отчего на меня посыпались кусочки глазури, и глянул на меня.

— Да, — терпеливо ответила я, смахивая с блузки кусочки шоколада. — Мы завтра поедем туда.

— Ты хочешь усыновить кого-то?

— Да. — Я улыбнулась. — Просто... Когда я смотрю на дочку Кэла, и... Ты же знаешь, у нас не может быть своих детей. Это единственный выход.

— Знаю. Смотри! — Джон указал остатком батончика на фото.

На нём был изображён малыш, с виду ему не было ещё и года... Он лежал в маленькой кроватке и зачарованно смотрел на персонал-азари большими голубыми глазёнками. Волосы ребёнка были такого же цвета, как и у меня. Улыбка на моём лице стала шире, а Джон от умиления даже прослезился.

— Похож? — спросила я у Шепарда.

— Конечно. Похож! На тебя. — Как то обиженно произнёс Джон, умяв последний кусок батончика.

— А глаза твои, — я взяла Джона за руку. Он повернулся, чтобы поцеловать меня, но я приложила палец к его губам и взяла во вторую руку салфетку.

— Что ты де... — договорить он не успел. Я вытерла его лицо, покрытое шоколадом, салфеткой и чмокнула Джона в щёку.

— Ну Та-а-али! — протянул Шепард как маленький.

— Не — а! — улыбнулась я, и вернулась к фото.