На то, чтобы жизнь, пусть и обновленная, потекла по ровной колее, времени понадобилось немного. Хагир приезжал через день, ворчал, привозил для Йазу растирания, требовал от Нэлле бросить курить. Йазу послушно принимал лекарства, но вот в еде оказался капризен невероятно. Конечно, то, от чего он отказывался, подъедал Лоз, но кости сквозь кожу светятся не у Лоза! Нэлле уже почти отчаялась. От Кадажа помощи было немного - они с Лозом целыми днями пропадали где-то, стараясь, правда, приезжать на ночь.

Сказки вслух казались Нэлле малоподходящим методом уболтать Йазу и впихнуть в него лишнюю ложку творога или овощного пюре. Все-таки не младенец. Но чего не сделаешь с отчаяния? Сказок Нэлле, профессиональная переводчица детской литературы, знала множество. Так что одним прекрасным утром Йазу пришлось завтракать про историю о барсуке и улитке. Это была маленькая и очень чистая победа.

А потом ей не заплатили вовремя за перевод. И текущий счет был выметен почти дочиста, а продавать ренту - это слишком долго. Будь она одна, она бы переждала эту несчастную неделю. Много ли ей надо? Но мальчики… Курс приема антибиотиков прерывать нельзя. И им нужно нормально питаться. Мальчики-мальчики…

Нэлле не знала, что делать.

***

Это оказалось очень неплохо - жить в доме, где Нэлле заботится о Йазу и готовит правильную еду. Однако ничего не бывает просто так. Кадаж знал это прекрасно. Но не представлял, что попросит Нэлле.

Более простой Лоз, приметив с утра, что Нэлле в грустях, спросил:

- Помочь? Чем помочь?

- Все в порядке, - Нэлле улыбнулась, потому что Лоз всегда огорчался, если огорчались другие. - Пойду покурю.

Она вышла во двор. Ей лучше думалось с сигаретой в руке, а курить в доме было нельзя. Лоз проводил ее взглядом и пошел к Кадажу.

- Что-то плохо?

- Похоже, - фыркнул Кадаж, - не в порядке - уж точно.

С чего чудесная Нэлле может дергаться? С чего-то совершенно простого и очевидного? Конечно. Опасность, еда?

...Еда. Деньги.

О деньгах Кадаж вспоминал редко. Братья были выключены из нормального товарно-финансового­ обмена. Они просто приходили и брали.

Нэлле выкурила полдюжины сигарет и вернулась в дом. Что делать, она решила. Конечно, больших денег за старинный вутайский фарфор не дадут - время перелома обогащает только спекулянтов. И очень не хочется продавать воспоминания. Но память - это не вещи.

Нэлле решила начать с синего чайного комплекта.

На пороге ее встретили оба здоровых брата. Довольные, собравшиеся в дорогу. Нэлле улыбнулась им. Хорошие мальчики. Единственное, что имело для нее значение.

Надо было что-то сказать.

- Нэлле, - сообщил Кадаж, - ты лучше сразу говори, когда что-то кончается.

Нэлле удивленно подняла бровь. Поправила очки. Они были дети, она - взрослая. И вся ответственность, пока они были здесь, лежала только на ней.

- А то ты для нас все делаешь, а мы просто катаемся, - продолжил Лоз в своей обычной манере, не обратив внимания на холодный предупреждающий взгляд брата. С точки зрения Кадажа, они явно не "просто катались".

- Так что мы поехали за деньгами, - закончил бесподобное логическое построение Кадаж.

Нэлле опустила очки на кончик носа. Присмотрелась к довольному - очень довольному собой, причем в совершенно хагировом стиле, - Кадажу.

Зверя в прыжке не останавливают.

- Будьте осторожны.

Кадаж кивнул коротко и резко, Лоз - радостно. Байки взревели и умчались на запад. Нэлле проводила их взглядом и пошла в дом. На всякий случай стоило привести в порядок сервиз. Посмотреть на новый заказ. И Йазу ждал сказки.

Нэлле рылась на книжной полке.

- Что же тебе почитать?.. - спросила она Йазу, не слишком рассчитывая на внятный ответ.

Йазу прищурился: с кровати названия книжек было видно плохо, а вставать ему не давали - все по очереди. Сказал неожиданно и очень тихо, как прошелестел:

- Стихи.

Нэлле повернулась к нему с удивленной улыбкой. Этот мальчик все время ее поражал. Плюшевая зверюшка на подушке и пистолет под подушкой, капризы в еде и дисциплинированный прием лекарств, любовь к книгам, старательно скрываемая от братьев, замкнутость, маскируемая невероятным обаянием и не то чтобы скрытность, но погруженность в себя.

- Хорошо.

Стихи она могла читать по памяти. Самые разные. Нечаянно вырвался - самый больной и яркий.

Где встретились - не помню, но пришлось,
В слепом апреле бешеного года,
Где волю называли непогодой,
А крылья - тучей. Мы летели врозь

И даже если линии полета
Пересеклись, уже не разберешь.
И он пропел: Потом меня найдешь! -
...Мой хриплый крик ему напомнил что-то...

Йазу смотрел куда-то очень далеко.

- Еще? - спросила Нэлле и, не дождавшись ответа, продолжила:

О, как ты рвешься в путь крылатый,
безумная душа моя,
из самой солнечной палаты
в больнице светлой бытия!

И, бредя о крутом полете,
как топчешься, как бьешься ты
в горячечной рубашке плоти,
в тоске телесной тесноты!

Иль, тихая, в безумье тонком
гудишь-звенишь сама с собой,
вообразив себя ребенком,
сосною, соловьем, совой.

Поверь же соловьям и совам,
терпи, самообман любя, -
смерть громыхнет тугим засовом
и в вечность выпустит тебя.

Слова журчали по камушкам. Это было про Йазу. Он закрыл глаза.

- Вот еще.

Над городом качается луна.
Спеши под мёртвым взглядом фонарей
На островок забытого тепла,
Туда, где не захочешь быть хитрей,

Где тронешь вновь незапертую дверь,
И рядом с другом сядешь у огня,
Забудешь, что извёлся от потерь,
Услышишь: "Брат… Ты здесь… Из-за меня".

И незнакомый город за стеной,
Немеющий под полночью стальной,
Оскалится из каждого окна.

Убогий символ этих райских мест,
Давно устав нести свой пьяный крест,
Чем станет "вековая тишина"?..

Йазу опять открыл глаза. Посмотрел на Нэлле, уверился в чем-то своем и решил не спрашивать, как это "убогий символ", если места райские. Примерно ясно. И жутко.

- Еще? Или ты будешь думать?

В том, что Йазу будет думать, Нэлле не сомневалась. Был в нем какой-то нераскрытый потенциал, сродни ее собственным талантам и умениям.

Строчки собрались в солнечное колесо и крутились на краю сознания. Хотелось еще. Отчаянно хотелось слышать, как....

- Хватит, - попросил он.

Не думая, что и зачем делает, Нэлле взяла с полки блокнот и ручку, положила на край кровати. И ушла, чтобы не мешать.

Потом у блокнота не окажется нескольких листов. Потом - безрезультатно - кончится блокнот...