Насквозь пронзённые солнечными лучами газовые шторы лёгкими волнами трепетали в прохладном дыхании весеннего ветра. Мягкий свет, бесконечными потоками льющийся мимо них из распахнутого настижь окна, падал прямо на заваленный тетрадями стол, яркими бликами играя на исписанных чернилами клетчатых листах. Кусочек акварельно-чистого неба в тонком прямоугольнике рамы, феерический запах цветущей сливы умэ и звонкие крики соседских мальчишек так и манили вырваться на прогулку, но худенький белокурый подросток, послушно склонившийся над потрёпанными библиотечными книжками, продолжал старательно вырисовывать клыкастые рожицы на полях пожелтевших от времени страниц. Грядущая контрольная по политологии вампиров была самым обычным делом в школьной жизни Кайена Кросса и потому не вызывала у него особого беспокойства. Пусть пока он ещё и не мог перечислить наизусть имена, даты рождения и личные данные всех членов чистокровных семей, но зато уже точно знал, что королевская фамилия Куран стояла первой в печатных списках...

Хрустальные звуки рояля и нежное журчание скрипок сливались в мелодию старинного вальса. Шелестели парчой летящие подолы платьев, и нарядные пары плавно кружились по сверкающему отраженным в нем пламенем свечей паркету. Гениальные певцы и актёры, выдающиеся политики и владельцы крупных компаний – здесь были исключительно подлинные властители мира, в разгаре пышного бала сбросившие свои привычные маски, и эта ночь, вне всяких сомнений, по праву принадлежала лишь им – таинственно-прекрасным вампирам. И всё же, неведомо для большинства, она стала торжеством начинающего охотника, его блестящим дебютом. Для совсем ещё юного Кросса приказ находиться здесь в числе охраны был сродни особой привилегии, заслужить которую ему, выходцу из другой страны, стоило поистине титанических усилий. Вот оттого-то собранный молодой человек упорно игнорировал назойливое ощущение опасности, исходящее от гостей, изо всех сил стремясь оправдать оказанное ему доверие. Кайен отлично понимал, что ни в коем случае не должен отвлекаться на малозначительные пустяки. Но для него это была первая из подобных ночей, и потому он просто не смог не заметить, что Джури Куран оказалась самой очаровательной из присутствующих дам...

Причудливо сплетённые кроны деревьев были сплошь увешаны китайскими фонариками, и из-за этого мерцавший в темноте сад казался зеркальным отражением усеянного звездами неба. Суетящиеся перед домом слуги готовились разогнать сгустившуюся мглу яркими росчерками фейерверков, сделав финал великолепного праздника поистине незабываемым. Но высокий светловолосый мужчина, прислонившийся к овитым лентами перилам летней террасы, не размыкал крепко сомкнутых век и оттого видел лишь беспросветную тьму собственной души. Привлекательный молодой человек с блестящим будущим или искалеченный старик, давно потерявший родных – Кайен никак не находил ответа, кем же он был на самом деле. Проклятая кровь древнего вампира, выпитая прародителями охотников, порой играла злые шутки с их потомками, и теперь Кросс вынужден был наблюдать, как безвозвратно уходят из мира все, кто был ему дорог. За спиной раздался чей-то мелодичный смех, и угрюмый мужчина резко обернулся, словно получив удар хлыста. Посреди роскошно обставленной, усыпанной лепестками лилий и хризантем залы, в окружении многочисленных гостей стояли счастливо улыбавшиеся новобрачные. Свадебное торжество Куранов подходило к концу, и впереди молодожёнов ожидало «особое угощение». Разумеется, прославленному охотнику было отлично известно, что люди, желающие этой ночью поделиться своей кровью с вампирами, были неизлечимо больны, и обращение оставалось их последней надеждой. Но даже и так он просто не мог понять тех, кто добровольно выбирал для себя подобную пародию на жизнь. И презрительно взирая на беззаботно смеющуюся невесту, в своём тончайшем расшитом золотом кимоно напоминающую волшебную фею, мужчина вдруг подумал, что причиной всему была та невинная красота, под личиной которой таились кровожадные чудовища. Это был первый раз, когда Кайену Кроссу действительно захотелось совершить убийство...

Мрачный холодный замок, насквозь пропахший тленом и плесенью, на первый взгляд казался необитаемым, но в одной из его неуютных сумрачных комнат, на фоне тускло мерцающего пламени камина, явственно чернела пара тонких силуэтов, скрючившихся друг напротив друга в старых обитых пыльным бархатом креслах. Вампир и охотник, эти двое были полными противоположностями во всём, кроме своей вечной, неизбывной тоски, что и свела их вместе. Их дружба, если только можно было назвать этим словом обоюдную попытку хоть чем-то заглушить пронзительную пустоту собственных душ, началась, когда чистокровный Шоутоу Исая нашёл израненного в битве Кросса и, то ли из жалости, а может просто от скуки, дал ему несколько глотков своей целебной крови. Сколько бы Кайен потом ни жалел, что так и не успел умереть в грязи придорожной обочины, как бы сильно ни ненавидел своего спасителя, прославленный охотник уже не мог долго обходиться без общества этого вампира. И потому, хотя бы раз в неделю, обязательно приезжал в родовое поместье чистокровного, медленно проходил по пустым безлюдным залам, вслушиваясь в гулкое эхо своих шагов, и наконец опускался в маленькое потёртое от времени кресло у тлеющего камина. Так они и сидели часами, два потерявших смысл жизни мужчины, разделившие поровну свою боль, два живых мертвеца, давно пережившие многие поколения друзей и близких. Исая вполне мог бы попросить охотника даровать ему столь желанную смерть, но почему-то никогда не пытался сделать этого. Да и Кайен, как бы часто ни помышлял о самоубийстве, так и не решился на столь малодушный поступок. Ведь он по-прежнему оставался защитником человеческого рода, несущим на своих плечах бремя ответственности за чужие безопасность и благополучие. Вот если бы только ему удалось стереть с лица земли всех кровососущих тварей, тогда он, возможно, и обрёл бы долгожданную свободу. Чуть позже, всматриваясь в лицо заснувшего на несколько десятков лет Шоутоу, Кросс вспоминал, как тот иногда упоминал в разговорах чистокровную Джури Куран-сан. Её клан всегда стоял во главе вампирского общества, кому как ни ей надлежало первой пасть от его карающего меча?... И Кайен решился открыть свою собственную, не согласованную с Гильдией охоту.

Бесконечно-глубокое осеннее небо стремительно светлело в лучах восходящего солнца, разгораясь вихрями багряных всполохов. Червонное золото клёнов момидзи пурпурными созвездиями рассыпалось в сухом прелом воздухе, огненными искорками тая на фоне бледнеющих сумерек и оставляя после себя острое ощущение рези в глазах. Хотелось целую вечность пролежать вот так, забывшись в безумной погребальной пляске карминово-красных листьев, утонув в металлическом привкусе собственной крови и жаркой пульсирующей боли под сердцем, но распростёртый на холодных камнях мостовой растрёпанный мужчина вдруг услышал грустный мелодичный голос, побудивший его очнуться от бреда:
— Давно не виделись, Кросс Кайен. Ты стал знаменит. Что же произошло, что ты вдруг захотел убить меня? Ты ведь знаешь, я никогда не делала ничего, что могло бы поспособствовать появлению моего имени в списках охотников.
Кайен через силу заставил себя оторваться от созерцания опадающей листвы и заглянул в молочно-белое лицо склонившейся над ним хрупкой, закутанной в шёлковую накидку, женщины:
— Клан Куранов представляет ядро общества вампиров... Я думал, что если убью вас, то смогу избежать своей судьбы...
Больше не было причин лгать. Ему так и не удалось выстоять в битве, самонадеянно затеянной против себя и целого мира – так зачем продолжать притворяться сильным. Не честнее ли наконец признать своё поражение?
— Я ждала, что однажды ты скажешь что-нибудь подобное, — печально призналась чистокровная. — Прости, что ранила тебя, защищаясь. Слишком молниеносным было нападение, мне не хватило времени, чтобы сдержать свою силу... Ещё и потому, что теперь я ношу в себе ещё одну жизнь, которую нужно защитить во что бы то ни стало, — женщина бережно сложила изящные ладони на животе. Прозвучавшие из её уст слова не несли в себе угрозы или насмешки, а в смелом, пронизывающе честном взгляде тёмно-янтарных глаз не было алчного азарта хищника — лишь искреннее желание понять и помочь. Это внезапное открытие поразило охотника своей слепящей нелогиченостью:
— Я попытался убить тебя. Почему ты не хочешь сделать то же самое со мной?
Прелестная королева вампиров вспыхнула, словно мужчина только что отвесил ей пощёчину:
— Не думала, что ты будешь смотреть на меня так, будто я что-то из ряда вон выходящее. Откровенно говоря, я специально сбежала из-под присмотра Харуки и остальных, чтобы поговорить с тобой. И вообще! – вампиресса внезапно вскочила на ноги, взирая на ошарашенного Кросса с праведным негодованием незаслуженно обиженного ребёнка, — Прекрати говорить о всех вампирах, словно об исчадьях ада, которые распространяются, подобно вирусным бактериям! Дурак! Вот ведь и правда, наверное, ты какой-нибудь идиот! – казалось, возмущению чистокровной не будет конца, но вдруг рядом с нею появился сияющий улыбкой тёмноволосый мужчина, в котором Кросс мгновенно узнал короля Курана. И раскрасневшаяся Джури, всего пару мгновений назад напоминавшая маленького сердитого ежа, с заливистым смехом кинулась в распахнутые объятия мужа – такая живая и настоящая, несмотря на целых три тысячи прожитых лет, и гораздо более человечная, чем неподвижно сидящий на земле охотник. Утреннее солнце, лениво всплывшее над крышами спящих домов, окрасило мир в удивительные розовые тона, а Кайен Кросс запоздало осознал, что только что окончательно и бесповоротно влюбился с первого взгляда...

Джури обожала цветы, и фамильный особняк Куранов буквально утопал в их пышном благоухании, смешанном с ароматами горячего шоколада и свежеиспечённой сдобы. Чтобы подданные не сочли неуместной столь по-домашнему уютную атмосферу жилища царственных повелителей, гостей по распоряжению Харуки сразу же отводили в просторную приёмную залу или в его роскошный кабинет. Вошедшего церемонно усаживали на почётное место за низким столиком, и пока радушно улыбающаяся королева самолично разливала по чашечкам изумрудную влагу чая Гёкуро, её супруг приветливо, но всегда подчёркнуто вежливо уточнял причину нанесённого им визита. И смущённый посетитель, вплоть до этой минуты беззастенчиво-жадно упивавшийся близостью чистой крови, вдруг ощущал странную неловкость и, торопливо принеся хозяевам соболезнования по поводу внезапного сумасшествия их старшего брата, спешил перейти к делам и убраться восвояси. Лишь немногие избранные были допущены в бережно оберегаемый мирок маленькой семьи, и каждый раз, заходя в хорошенькую светлую гостиную второго этажа, Кросс вновь поражался оказанному ему доверию. Всё в этой комнате, начиная с узорного ковра, усыпанного плюшевыми детскими игрушками, и заканчивая нежно-коралловым оттеноком стен, увешенных крохотными мозайчатыми зеркалами и портретами в золочённых рамочках, было овеяно мягкой мерцающей аурой любви и заботы. Охотник бывал здесь нечасто, внутренне опасаясь, что его иссохшее сердце может случайно не выдержать ненавязчивого тепла чужого дома, и всё же проведённые у Куранов часы неизменно оставались для него самыми счастливыми в наполненных осточертевшей службой буднях. Они с Джури много говорили о школе, в который нашлось бы место и для человеческих и для вампирских отпрысков, а ещё чистокровная постоянно уговаривала Кайена продолжать жить.
— Всегда есть то, что можно изменить! – пылко убеждала она. – Ни одно наше усилие не пропадает в пустую. Сотни людей до тебя посещали эти же страхи и сомнения. Тысячи последующих поколений будут биться, чтобы осуществить твои планы и надежды. Бесконечно изменяясь, наши судьбы вновь и вновь повторят сами себя, и даже если сейчас ты не в силах сломить сложившийся порядок вещей, когда-нибудь новому тебе обязательно удастся это сделать.
Мужчина на миг заглянул в бездонные с ореховыми крапинками глаза чистокровной:
— Там, откуда я родом, не верят в переселение душ...
— Я говорю не об этом! – тонкие пальцы Джури стремительно пробежали по клавишам маленького фортепиано. – Возможно, тебе будет сложно понять, ведь по сравнению со мной ты ещё так молод. Поэтому просто доверься мне и попытайся создать «круги на воде». Никогда не оставайся лишь безучастным зрителем.
Женщина отвернулась от инструмента. Харука и Канаме увлечённо строили на полу дворец из разноцветных кубиков, и во взгляде, который чистокровная устремила на весело щебечущего сынишку, Кроссу почудилось глубоко затаённое страдание. Именно тогда он и решился впервые последовать совету Джури – просто для того, чтобы попытаться воплотить в жизнь её мечту...

Тихий настойчивый стук повторился, и Кайен поспешил впустить незванного гостя под кров. Гладкая латунь ручки выскользнула из цепких пальцев бывшего охотника под натиском разбушевавшейся метели, и входная дверь с треском распахнулась, открыв за собой чёрный, словно шахта заброшенного колодца, проём и две хрупкие фигурки, пытающиеся удержаться на ногах в яростных порывах ледяного ветра. Мужчине хватило всего одного взгляда на безжизненно-белые, будто вылепленные из сверкающих хлопьев снега, лица детей, чтобы понять правду. Но он не поверил и продолжал упрямо отрицать её, пока не услышал подтверждение своей ужасной догадки. Всё было кончено. Его Джури... умерла. Умерла навсегда — этой истины не могло отменить даже едва распечатанное письмо, в котором чистокровная, как всегда настойчиво, приглашала навестить их с Харукой на выходных. Она умерла. И хотелось впиться в собственное тело зубами, до крови расцарапать себе шею и щёки и кататься по полу, завывая будто дикий подстреленный зверь. Кайен так бы и сделал, наверное, но в соседней комнате тихо сидела крошечная девочка, а прямо перед ним, обхватив ладонями узкие плечики, монотонно раскачивался на стуле бледный как сама смерть подросток, сухим, словно потрескивающие в камине поленья голосом описывающий шокирующие подробности гибели своих родителей. Кросс знал, что теперь Канаме обречён. Первенец Куранов должен был вернуться в принадлежащий ему по праву рождения мир крови, и Кайен был не в силах этого изменить. Когда тонкий силуэт юноши бесследно исчез в ночи, растворившись за порогом в водоворотах снежной пурги, ректор, пошатываясь, вернулся в гостиную, где по-прежнему сидела маленькая дочь королей, неподвижная, будто вылепленная искусным мастером фарфоровая статуэтка. У мужчины на миг закружилась голова: из глубины кожаного кресла на него молча смотрела уменьшенная копия Джури, причина её трагическогой кончины. Казалось, можно было даже уловить солнечный запах пролитой женщиной крови, исходящий от тёмных пушистых волос... Кайен резко вздрогнул, поймав на себе испуганный взгляд ребёнка, и сбросил охватившее его наваждение. Проходя по корридорам академии, он каждый день видел играющих младшеклассников и всегда изумлялся излучаемому ими радостному упоению бытиём. Но в широко распахнутых глазах сжавшейся напротив него малышки плескался только безмерный всепоглащающий ужас, и это поразило охотника в самое сердце. Он осторожно приблизился и опустился рядом с ней на колени, силясь подобрать нужные слова. Но что можно было сказать пятилетней крохе, потерявшей всё ещё в самом начале своего жизненного пути?
— Ты знаешь, что на самом деле все девочки, это принцессы? – голос ректора неожиданно дрогнул, – Ты не будешь против, если отныне я буду называть тебя Юуки, моей нежной принцессой? — впервые за все прожитые годы Кросс почувствовал прилив непонятного трепета, внезапно осознав: теперь он сделает что угодно, лишь бы защитить этого ребёнка...

Толстая материя половиц надёжно заглушала по-кошачему мягкие шаги растоптанных домашних тапочек, однако счастливый обладатель побитой молью меховой пары обуви с замиранием сердца ожидал, что вот-вот будет раскрыт. Звериная пластика его грациозных движений плавно сливалась с окружающим полумраком, и лишь тень от ночного колпачка хищно скользила по густо-синей в призрачном лунном свете стене корридора. Когда до столь желанной цели осталось всего несколько покрытых плотным слоем ковролина метров, мужчина плотоядно ухмыльнулся, осторожно поправив на переносице проволочный ободок очков, и, набравшись смелости, сделал последний стремительный рывок к полуоткрытой двери, прокричав:
— Улыбочку! – вслед за его радостным воплем раздался резкий щелчёк, сопровождённый ослепительной вспышкой, потом тоненький девчачий визг, закончившийся громоподобным звуком падения – и, наконец, всё стихло.
— Тебе ещё не надоело? – спокойно уточнил ломкий мальчишеский голос из-за широко раскрытого печатного пособия по химии. – Мне, конечно, всё равно, но не удивляйся, если такими темпами твоя дочь однажды заработает нервный тик, — и Зеро, по-прежнему прикрываясь зажатым руке учебником, полез доставать закашлевшуюся Юуки из-под стола.
— Ректор, почему вы не можете хоть раз сфотографировать нас нормальным способом? – сердито спросила порядком помятая девочка, усаживаясь на своё место. – О, нет! Теперь мне придётся переписывать всё заново! – в отчаянии добавила она, разглядывая надорванный листок с домашней работой.
— Папочкой зови! – задохнулся слезами Кросс, картинно заломив руки к свежепобеленному потолку. Однако, заметив, что сей достойный шекспировской трагедии жест не произвёл на его детей должного впечатления, Кайен быстро переключился: — Ты же знаешь: Зеро-кун такой жестокий и никак не позволяет мне его сфотографировать.
— Но! — серые глаза за стёклами очков триумфально блеснули, — В этот раз у меня, кажется, получилось!
— Что?! – взревел наследник клана Кирию, отшвыривая книгу и стремительно кидаясь к своему победно сияющему опекуну, от чего Юуки с жалобным писком опять скатилась под стол.
— Зеро-кун, Зеро-кун, не будь таким букой, – умоляюще протянул мужчина, для надёжности закрываясь припрятанным за пазухой лоскутным медвежонком. — Ну же, верни мне камеру.
— Ни за что! – сердито отрезал взбешённый подросток. – И если вы немедленно от меня не отойдёте, я выкину её в окно!
Кайен горестно вздохнул, но послушно отступил к двери, мученически наблюдая, как из его фирменного аппарата пытаются извлечь плёнку.
— Да в чём тут дело?! – через полминуты мальчик, к своему разочарованию, был вынужден признать, что ему почему-то никак удаётся разобраться в устройстве странного прибора.
— Не надо так нервничать. Просто на этот раз я решил подстраховаться и взял полароид, — бывший охотник невинно помахал у себя перед носом проявляющимся снимком и, боком проскользнув в корридор, бросился на утёк, крепко сжимая подмышкой медвежонка, и подгоняемый яростным рыком своего приёмного сыночка. В такие моменты ректора черезвычайно радовало, что Юуки ещё не научилась отличать крики вампиров от человеческих. А чуть позже, любовно устанавливая уже готовую фотографию в рамочку, Кросс не смог сдержать удовлетворённой улыбки. Ему действительно удалось поймать на редкость удачный кадр: выглядывающий из-за блестящей обложки учебника вихрастый чуб пепельных волос и два расширившихся в испуге карих глаза вышли на удивление хорошо. Так случилось, что Кайен увлёкся фотографией сразу после гибели Куранов – настолько поразило его то, что у него совсем не осталось их снимков. И теперь мужчина стремился запечатлеть каждое, даже самое обыденное мгновение из жизни своей беспокойной семьи. Первой семьи, которую он создал сам... Семьи, на которую он так никогда бы и не решился, если бы не Джури.

Сотни маленьких солнышек опасно сверкали, преломляясь в острых гранях битого стекла. Игриво поблескивая поверх слоя кирпичной крошки, извёстки и деревянных щепок наполовину развороченной рамы, они мешали разглядеть, что едва отшумевшая битва за академию окрасила жёлтый ворс ковра в бурый цвет. Сухой шелест бумаги, тихий металлический звон цепочки и последовавшее вслед за ними гневное восклицание мгновенно потонули в грохоте обрушившегося стеллажа, и Кайен метнулся вперёд, закрывая собой обмякшее тело противника от посыпавшихся на них сверху полок. Со стороны Гильдии было черезчур наивно поручить его конвой всего одному человеку, но прошедшие шестнадцать лет, похоже, успели начисто стереть из людской памяти былую славу великого охотника, что теперь и сыграло ему на руку. Ректору потребовалось чуть дольше секунды, чтобы вернуть себе свободу: достаточно было лишь неосторожно выронить тяжёлую папку с документами прямо под ноги своему самонадеянному стражу, коротко шагнуть назад влево, пока тот не успел осознать происходящее, и, наощупь схватив со стола небольшое мраморное пресс-папье, резко нанести ему сильный, без замаха, удар точно за ухо. Его охранник, к своей чести, попытался-таки в последний миг уйти от неожиданной атаки, но тут же упал без сознания, врезавшись всем корпусом в высокий стенной стеллаж. Погребённый под обвалившейся конструкцией Кросс терпеливо подождал, пока его онемевшее плечо обретёт чувствительность, а окружающие предметы вернут себе былые очертания, и потом осторожно извлёк обездвиженного врага из-под завала. Ключ от наручников нашёлся у того в правом кармане куртки, и теперь у Кайена было как минимум десять минут, чтобы собрать всё самое необходимое и исчезнуть из академии в неопределённом направлении. Перетащив грузное тело охотника на стоящий в углу диван и защелкнув на его запястьях стальные браслеты, ректор внимательно осмотрел повергнутую в беспорядок комнату. Единственным, что осталось здесь полностью целым, был, как ни парадоксально, его многострадальный письменный стол. Все остальное оказалось перевёрнуто или разбито залетевшими сюда в ходе битвы ледяными глыбами, прозрачные осколки которых теперь медленно таяли, перемешавшись среди груды разномастных книг и надтреснутых досок с останками хрустальной люстры. Сквозь прорванные гардины и разбитое окно виднелся покрытый сверкающим пеплом двор. Блестящие на земле пятна можно было бы принять за свежевыпавший снег, если бы не разбросанные тут и там клочки одежды тех, кто ныне обратился в серебристую сажу. Следы боя были повсюду: академия Кросса, бережно возведённое им с Джури маленькое царство, лежала в руинах, и теперь, когда у Кайена исчезла последняя связь с чистокровной, их история тоже подошла к своему концу. Вдалеке по мощёной парковой дорожке быстро шагали прочь две фигуры: хрупкая девичья всё время оглядывалась на полуразрушенное здание учебного корпуса, но вторая, повыше, уверенно увлекала её за собой. И, зачарованно наблюдая, как лёгкой змейкой вьются длинные пряди каштановых волос за спиной Юуки, ректор вдруг подумал, что он никогда и не пытался бороться за своё счастье. Ведь он уже давно должен был нарушить данное Канаме слово, рассказав девушке всю правду о её прошлом, и позволить ей самой сделать выбор между человеческой и вампирской сущностями. Обязан был заставить Зеро пить не из дочери, а из себя, и лично спасти сына, любым путём добыв для него крови Хио Шизуки. «Сражайся, — когда-то твердила охотнику королева Куран, — Сражайся!» — но он просто смирился, безвольно наблюдая, как весь их мир рассыпается прямо у него на глазах. Юуки, Зеро... и Джури – сейчас, когда Кайен добровольно отрёкся от всех, кого любил, у него больше не осталось ничего, кроме собственных чувств к ним. И неотрывно глядя на юношу, вносящего по ступеням крыльца тело своего покойного брата, Кросс впервые в жизни ощутил себя предателем...

Взбитые сливки облаков лениво скользили по льдистой глади зимнего неба, пенясь в ягодно-малиновых лучах заката. Проникающие в залу пучки света лиловыми пятнами стекали по кремовому мрамору подпирающих пол колонн, яркими искрами горели в прозрачных чешуйках настенных витражей, переливались в воздухе золотистыми пылинками, что тихо оседали на таинственно мерцающую поверхность старинного зеркала. Кайен замер, скрытый за складками роскошного занавеса, жадно впиваясь глазами в отражение молодой девушки, словно надеясь впитать в себя родные черты, и неосознанно комкал пальцами краешек вышитой материи.
— Я приму обязанность помогать тем, кто хочет расстаться с жизнью, — Юуки в зеркале уверенно посмотрела на стоящего перед ней Шоутоу. — Вспомните обо мне, когда придёт ваше время, — её слова пронеслись по комнате звонким эхом, рассекая многовековую тишину древнего замка.
— Но ты... ты ведь должна осознавать, что, придя сюда и сказав подобное, и сама рискуешь расстаться с головой... – c расстановкой произнёс Иссая. — Разве нет?
Миг – и Айдо Ханабуса безмолвной тенью возник между беседующими, закрывая свою госпожу от возможной опасности. Невидимый для остальных, Кайен напрягся, ожидая, что же последует за этим, но Юуки вдруг отстранила юношу, прокричав:
— Айдо-семпай, всё в порядке!
Она взметнула на хозяина замка непреклонно-прямой взгляд больших чайных глаз, и даже помутневшая от древности зеркальная грань не смогла скрыть играющие в них солнечные брызги:
— Если таким образом мне удастся сохранить жизнь хотя бы одному существу, это будет того стоить! – переливчато-нежном голосе Юуки прозвучала холодная сталь. — Я не могу и дальше оставаться просто наблюдателем. Что бы что-то изменить, я должна начать действовать!
Кайен как сейчас помнил, насколько его когда-то потрясла невероятная готовность Джури жертвовать собственным покоем, счастьем, даже жизнью во имя тех, кого она любила, ради того, во что верила. Тогда это показалось мужчине настолько поразительным, что он даже не нашёл в себе сил позавидовать ей — просто попытался поступать так же. И лишь теперь, спустя столько лет, в охотнике зародилась надежда: возможно, у него всё получилось. «Мы — это те, кто останется после нас...» — таков был завет Джури, которому она следовала так безукоризненно легко, словно он был частью её самой. Юуки приходилось гораздо сложнее, в её распоряжении не было ни трёх тысячелетий мудрости, ни того же глубинного понимания самой себя — и всё же, Кросс ни с чем не смог бы спутать выражение горячей убеждённости, осветившее её ещё по-детски наивное лицо.
— Эта девочка росла, наблюдая за тобой, и брала с тебя пример, — задумчиво вымолвил Иссая, когда за его незваными гостями закрылась дверь. – Так странно, а мне никогда и в голову не приходило хотя бы попытаться создать круги на воде.
Погружённый в свои мысли, глава охотников заметил наступление ночи, только когда уже добрался из поместия Шоутоу до города Гильдии, а на тёмном бархате небосвода расцвело целое поле белых ромашек. Но из маленькой камеры без окон, в которой допрашивали отпрыска семьи Айдо, не было видно звёзд – лишь тускло мерцающие шарики электрических ламп. И как бы Кайен ни старался, в их неясном свете оказалось попросту невозможным разглядеть выражение аметистовых глаз Зеро, сдавленно произнёсшего: «Куран Юуки...» Всего два слова – но ректору показалось, что перевернулся целый мир. Все эти месяцы мужчина действительно полагал, что молодой человек ненавидит бывшую подругу детства, ненавидет столь пламенно, что желает её смерти. Кросс не сомневался в намерениях сына ни на секунду, ведь и сам сполна познал бессильную удушающую ярость, что ощущаешь, лишь когда судьба окончательно загоняет тебя в тупик, и которую, кажется, невозможно вытеснить ничем, кроме жажды мести. Юноша действительно мог бы убить Юуки там, на кладбище – какое дело растерзанной болью душе до чьих-то нелепых договоров о мире. Или оставить израненную девушку на земле и скрыться, никем не замеченный, позволив вампирам самим решать свои проблемы. Но Кирию поступил иначе, и Кайен с содраганием понял: несчастный мальчик в который раз повторяет его судьбу. А ещё великий охотник был совершенно уверен, что знает, как именно выглядела Юуки, впервые предлагая названому брату своей крови – ведь Зеро был уже не первым, кто попал под силу обжигающе-солнечного взгляда чистокровной из рода Куран...

Тонкие веточки сливы хлёстко стегнули по лобовому стеклу патрульной машины, когда та на полном ходу влетела во двор Гильдии, взбудоражив дежурных охотников и подняв в воздух стайку плескавшихся в луже воробьёв. Кайен выпрыгнул из кабины на мощёный гравием двор, разминая затёкшую от долгой дороги спину, и оглянулся на изящные стволы умэ, свободно раскинувшиеся у парадных ворот. Штаб охотников находился на тысячи киллометров южнее Академии, поэтому снег здесь уже давно сошёл, а ветви деревьев были сплошь усеяны крапинками налитых соком почек. Пройдёт всего пара дней, и из них брызнут винно-красные бутоны, а весь этот угрюмый город, с бесконечной сетью пустынных улиц, безликих серых домов и неприступным зданием Гильдии посредине, заискрится в потоках невыразимо-сладкого аромата, заполыхав россыпями пунцовых лепестков. А потом останется подождать совсем немного, и, словно возвещая конец зимних холодов, распустятся персик и сакура. «Всё повторяется, — сказала Кайену Джури однажды. – Бесконечной чередой сменяют друг друга сезоны, гибнут и вновь поднимаются из пепла цивилизации. Столько лет ты безуспешно ищешь смысл бытия, полагая, что на тебя возложена особая, уникальная по своей значимости миссия, но ты ошибаешься. Посмотри внимательно: ведь даже мысли, что ты самоуверенно считаешь своими, чаще всего унаследованы от других. Все мы – часть чего-то целого, и ты не сможешь вырваться из этого круга. Единственное, что тебе по силам — просто жить, порождая новые надежды и иллюзии, так значит живи! Живи и верь, что те, кто придут после, сумеют довести до конца незавершённые тобой планы, претворят в жизнь каждую невоплотившуюся мечту»
Водитель открыл двери кузова, и Кросс помог дочери выбраться наружу. Принцесса легко соскочила с подножки и, зябко поёжившись под тонкой тканью пальто, оглянулась на неподвижную фигуру Айдо, горестно сгорбившнгося в глубине машины. В выразительных глазах Юуки плескалась безысходность, то, чего охотник не желал своей девочке ни в коем случае. Отпуская её с Кураном прошлой зимой, мужчина лишь надеялся, что теперь она, наконец, вернётся в свой настоящий дом. Но, как бы сильно ректору ни хотелось обратного, похоже, её отношения с Канаме давно уже стали намного сложнее, чем были раньше. А в бессвязных словах, которыми Юуки всего несколько часов назад умоляла позволить ей последовать за совершившим убийство братом, звенела лишь отчаянная беспомощность, и потому Кросс никак не мог избавиться от навязчиво преследующего его вопроса: любила ли девушка своего жениха на самом деле? И отчего те взгляды, что она бросала на Зеро во время недавно бала, были полны столь неприкрытой тоски? «Всё повторяется... Каждая несбывшаяся надежда, всякое непрожитое чувство – всё повторяется» И глядя, как на фоне по-весеннему чистого неба сверкающей паутинкой сплетаются ниточки волос чистокровной принцессы, Кайен впервые позволил себе невероятно нелепую, немного безумную и вместе с тем необыкновенно простую в своём наивном эгоизме мысль: ничего не изменилось. Только время сменило декорации, и теперь, когда пьесу его жизни играют другие актёры, у его с Джури сказки всё же возможен счастливый финал.

Конец.

***
Гёкуро – элитный сорт зелёного чая, самый дорогой из японских.
Момидзи — или момиджи – японские клёны. Осенью листья приобретают жёлтые, ярко-красные и даже почти фиолетовые тона.
Умэ – сорт сливы. Цветёт в самый разгар февральских холодов белыми, нежно-розовыми и (у декоративных сортов) почти красными лепестками.
Юуки – напомню, что имя главной героини «Рыцаря-вампира» переводится с японского как «нежная принцесса».