В конверте, пришедшем 30 августа, была большая черно-белая фотография с подписью: "Сантонский сиротский приют, май 1995 года". Около пятидесяти детей разных возрастов, в форменной одежде приюта, и двенадцать воспитателей, включая директора (сухопарая старуха в огромных очках, координаты которой так и остались тайной) и двух монахинь. Девочка из первого ряда, обведенная маркером, должно быть, была Лорой. Презент был от Элис Картер, о чем сообщала надпись на обратной стороне: "Спасибо, дорогая Элизабет. К сожалению, это все, чем я могу помочь. Э.К.".
Неожиданно было получить такую штуку. Неожиданно и странно. И непонятно, зачем? Фотография Лоры была в вырезках с объявлениями о ее пропаже. Не очень качественная, понятное дело. Но вполне сносная. Опять же: прошло черт знает сколько времени, какую фотографию четырехлетней давности ни возьми — сейчас Лора наверняка выглядит совсем по-другому. Оставалось только предположить, что безумная старуха заключила в фотографии тайное послание. Смешно.

В тот день, 30-го, впрочем все было смешным или странным. Около полудня неожиданно зарядил дождь, а Элизабет, конечно же, шаталась по городу без зонтика. Вечером в редакции отрубили свет, и все, у кого не было запланировано интервью на сегодня, благополучно уехали домой. Уилли недовольно проворчал что-то, но делать было нечего. Элизабет тоже собралась уходить, но в этот момент ее позвали к телефону. Всю дорогу она гадала, кто это может быть, но не угадала. Просто угадать было нереально.
— Добрый вечер. Это Роберт Гут из исторического общества.
— Э-э… вот как?
–– Извините, что звоню вам прямо на работу. Просто дома застать вас невозможно.
— Что-то случилось?
— Случилось? Нет, что вы. — Вернее, я хотел предложить вам свою помощь.
— Помощь?
— Да. Вы ведь занимаетесь Городом Теней?
Что за ерунда?
— Я имел в виду город, которому посвящены некоторые ваши статьи. Вы понимаете.
— Сайлент-Хилл?
— Именно. Пусть вас не смущает название, которое я использовал. Это наше, профессиональное.
Профессионал нашелся.
— Так вот,— продолжал Гут.— Если вам нужна будет моя помощь в чем-либо, я всегда готов помочь.
Она хотела ответить что-то вроде: «спасибо, я позвоню, если что-то понадобится»,— когда вспомнила о предстоящей поездке в Сауф-Эшфилд.
–– В субботу у меня намечается небольшая командировка в Сауф-Эшфилд. Буду рада, если вы согласитесь меня подвезти.
Гут усмехнулся.
— Навестим старика Сандерленда?
— Ага.

—

суббота, 4 сентября 1999 г.

У Гута был «форд» 1993 года – на таком же ездила тетя Ида, потому Элизабет казалось, что она вот-вот услышит ее голос.
–– Давайте поедем через Эбсинт-Грув,— предложил Гут,— займет на полчаса больше, зато я смогу показать вам кое-что интересное.
Элизабет пожала плечами.
–– Согласна, если будем у Сандерленда хотя бы в три.
Как только они выехали из города, потянулись, перемежаясь с островками леса, поля и маленькие, не отмеченные на ее карте (обыкновенный дорожный атлас последнего года издания), городки. Иногда шоссе рассекало их надвое, словно гигантский нож, иногда они оставались в стороне. Элизабет видела почти то же, что когда-то – Лора в машине Эдди, на полной скорости мчащейся в Сайлент-Хилл.
Гут в основном молчал, сосредоточенно следя за дорогой, лишь иногда отпускал какие-то замечания или отвечал на вопросы, источником которых был атлас дорог на ее коленях.
–– Не могу найти Сайлент-Хилл,— сказала Элизабет.
–– Не удивительно. Атлас 1996 года. Он лежит на прямой между Брамсом и Сауф-Эшфилдом. Вот здесь.
На том месте, куда показывал Гут, ровным счетом ничего не было, кроме маленького голубого пятна без названия, изображавшего, должно быть, озеро Толука.
–– Что там сейчас?
–– Все въезды в город перегорожены. Говорят, с запада еще можно проехать, но я не пробовал.
–– Мертвая зона. Но кто-то ведь был там?
–– Да, именно. На этот счет лет пять назад законодательным собранием штата было принято специальное решение: отвести трассы на расстояние не меньше 30 миль от города. Это был, пожалуй, их самый бредовый закон. Под запрет попала, например, трасса Брамс – Сантон, и против этого выступил муниципалитет. Так что решение пришлось заморозить. Единственное, чего они добились – исправление карт. Видите, судя по этому, — он показал рукой на атлас,— в Сайлент-Хилл не ведет ни одна дорога. Город, окруженный пустотой – как вам такое?
–– Забавно. Но дороги ведь есть, так?
–– Есть.
Гут остановил машину через двадцать минут после того как проехали Эбсинт-Грув. Вокруг были пустоши, густо заросшие полынью – оттого в воздухе стоял горький запах. В отдалении темнели клочки возделанной земли. Впереди виднелся еще один придорожный поселок, очень похожий на тот, что они только что проехали. Полуденное марево, заставляя воздух вздрагивать, делало полынные пустоши похожими на море. Серебряные волны набегали на черную полосу шоссе.
–– Пойдем,— сказал Гут, выходя из машины.
Гут показал рукой на что-то слева от дороги, и Элизабет, приглядевшись, увидела каменный крест. Памятник жертвам Сайлент-Хилла.
Когда подошли ближе, стала видна плита с надписью: «Да покоятся с миром».
Ниже был список имен:

Jerome Morris Ambrosio (1991)
Stanley Gilbert-Luis (1991)
Jasper D. Gain (1991)
Victor Kane (1991)
Claudia Bekkery (1992)
Scott A. Brayer (1992)
Martin Pratt (1992)
Ruth E. Homenker (1992)
Moses Bonk (1992)
Julius Walker (1993)
Daniel Carreth (1993)
Henri F. Ratborn
Lazares Whiteroad (1994)
Evangeline S. Bilanger (1994)
Herbert Th. Dolby (1994)
Susanna H. Kelly (1994)
Shannon N. Morgan (1994)
Patrick McLain (1994)
Nicolas Adams (1995)
Luisa R. Washington (1995)
Joshua E. Anders (1995)
Michel Gonzales (1995)
Winifred G. Johnson (1995)
Edward Dombrowsky (1995)
Angela Orosko (1995)
Sybil Edwards (1995)
Mary G. Shepherd-Sunderland (1995)
James Sunderland (1995)
Thomas McKillen (1995)
Donald Morris (1995)
Charley Parker (1996)
Andrew Raymond (1996)
Walter St. Brawn (1996)
Henry Bartson (1996)
Leo N. Jeson (1997)
Theodora Briton (1997)
Piter Romanov (1997)
Luis Coin (1997)
Dolores H. Klaryson (1998)
Norman Th. Berkley (1998)
David L. D'Labro (1998)

—

Дом 23 по Мэйн-стрит стоял на углу ее пересечения с другой улицей, окруженный узкой лентой газона, разрезанного асфальтированной подъездной дорожкой. На просторной стоянке перед домом, однако, не было ни одной машины, от чего он казался пустым и старым. Впрочем, таковым он и являлся, достаточно было взглянуть в темные слепые окна. Сама Мэйн-стрит в этой части города становилась ýже и пересекала кварталы, застроенные невысокими, вроде этого, домами. Слева, метрах в пятнадцати, Элизабет заметила спуск в метро, перегороженный железной сеткой с прикрепленной на ней табличкой, сообщавшей, что тоннель закрыт. Позади, по другую сторону от шоссе, разместилось четырехэтажное здание «Сауф-Эшфилд Хотел».
–– Удачи,— сказал Гут, когда она открыла дверь машины.
Похоже, он не собирался никуда идти.
–– Вы что, останетесь здесь?
–– Да. На самом деле… мы с ним знакомы. Я один из тех, чьи попытки добиться у него официального интервью провалились.
–– Понимаю. Вы что-то вроде моральной поддержки.
–– Да, что-то в этом роде. Вот, можете взять эту штуку,— он протянул ей знакомый черный предмет, напоминавший зажигалку.— Просто включите и нажмите «запись». Пригодится, если этот старикан запретит доставать блокнот.
–– А что, такое может быть?
Гут загадочно усмехнулся: всё может быть.
Дом вместе со стоянкой был окружен высокой бетонной оградой, и Элизабет пришлось обойти его в поисках входа – широкой бреши между бетонными блоками в том месте, где стену с наружной стороны украшали бешеного вида граффити, до сих пор не замазанные никем из жильцов.
В подъезд вела тяжелая деревянная дверь, справившись с которой, она оказалась в довольно просторной прихожей, освещенной пыльными лучами, льющимися из окон под потолком. Прямо у входа разместился низкий стол с поставленным на него вверх ножками стулом (должно быть, пустующее место охранника). Напротив убегал на второй этаж лестничный пролет. Влево и вправо отходил широкий коридор, ранее отгороженный от прихожей двойными дверьми, от которых сейчас остались одни рассохшиеся косяки.
Судя по плану эвакуации на стене, нужная квартира располагалась именно там и Элизабет, больше не раздумывая, повернула направо. Совершенная темнота перемежалась со вспышками белого света, выхватывающими резкие очертания грязно-серых стен и темных провалов дверей. На ближайшей из них висела табличка с выгравированной надписью:

105
Ф.САНДЕРЛЕНД
СУПЕРИНТЕНДАНТ

Она позвонила. В ответ на нажатие кнопки послышался долгий скрежещущий звук. Ей пришлось позвонить еще несколько раз, прежде чем ожидания все-таки оправдались. За дверью сначала послышались шаги, потом человек, похоже, долго разглядывал гостью в глазок и, наконец, щелкнул замок.

—

–– Что вам, черт возьми, еще нужно?! Я уже всё объяснил в прошлый раз, и не собираюсь раскланиваться перед вашими ...!
–– Я...
–– Можете передать Барлоу привет и заодно скажите ему...
–– Мистер Сандерленд...
–– ...что никто из жильцов не намерен продавать свою квартиру. А теперь убирайтесь, или я вызову полицию!
Поток незаслуженных претензий окатил Элизабет, как ледяной душ. Несмотря на уже высказанный приказ убираться и разъяснение последствий его неисполнения, Сандерленд продолжал кричать о правах жильцов, не давая ей вставить ни слова. Должно быть, кто-то крепко достал старика: в спокойных серых глазах, которыми он, как и Джеймс, глядел на мир, плясали злость и раздражение. Он подался вперед всем телом и, будучи добрых шесть футов роста, навис над Элизабет.
–– Я не знаю никакого Барлоу!— отбивалась она.
Однако Сандерленд даже не слышал ее. Элизабет сама не заметила, как они оказались в вестибюле: Сандерленд, схватив девушку под руку, был твердо намерен выставить ее за дверь и, надо сказать, сделал бы это, если бы не произошло следующее: что-то лопнуло позади них (похоже, разорвало неисправную лампу) так громко, что суперинтендант застыл на полуслове. На короткое мгновение воцарилась полная тишина. А затем, как по команде, стали одна за другой гаснуть лампочки в восточном крыле. Дойдя до слабо освещенного проходящим через запыленные окна светом холла, волна темноты несколько секунд колебалась, а затем с той же уверенностью перекинулась на западное крыло. Лившийся через раскрытую настежь дверь подъезда свет солнца образовал на полу узкий прямоугольник, в котором уместились две абсолютно черные тени: старика и девушки.
Сандерленд, слегка ошарашенный произошедшим, некоторое время продолжал стоять, застыв в какой-то неясной позе, а затем выругался и, отпустив Элизабет, направился в сторону своей квартиры.
–– Постойте!— окликнула Элизабет.— Я еще не закончила!
–– Я уже сказал вам...
–– Послушайте! Я понятия не имею, что вы имеете против Барлоу... Я сказала, что не знаю кто это, черт возьми!.. В любом случае... меня не волнует ваша квартира.
Последняя фраза подействовала. Сандерленд остановился.
–– Что вам тогда надо?— не оборачиваясь, спросил он.
Ярость прошла; слышно было, что он просто устал.
–– Меня зовут Элизабет Бернс. Я журналист.
–– Мне все равно, как вас зовут. Я спрашиваю, что вам нужно.
Голова управляющего чуть качнулась в сторону Элизабет, но сам он продолжал стоять к ней спиной, одной ногой в коридоре, другой – уже за порогом.
–– Я бы хотела, чтобы вы взглянули вот на это.
Сандерленд, стоявший уже в пол-оборота, взял протянутый листок белой бумаги.
–– Что это?

Есть вещи, которые мы забываем, есть вещи, которые мы не в силах забыть – и я не знаю, что из этого хуже. М.Сандерленд, Дж.Сандерленд, Э.Ороско, Л.Шепард, К.М.Айлин.

—

Как оказалось, Фрэнк Сандерленд проявлял фотографии, о чем свидетельствовал красный свет, лившийся из-за неплотно прикрытой двери в ванную.
–– Подождите в холле,— велел он.— Я закончу минут через пятнадцать – тогда и поговорим. Если хотите кофе – он в шкафу, над мойкой. Сахар там же. Чайник на плите.
И, прежде чем она собралась ответить: «Спасибо, я не хочу», — исчез в ванной.
Похоже, Сандерленд серьезно занимался фотографией: стены в холле были завешаны снимками разной величины, главным образом, черно-белыми. У входа висел великолепный (в сравнении с ее собственными «шедеврами») снимок церкви – сначала она подумала, что это один из католических кафедральных соборов, однако подпись внизу сообщала: «Церковь Матери Марии. С.Х., 1988». «С.Х.» могло значить «Сайлент-Хилл» — в 88-м еще не объявленный «призраком».
Далее следовало несколько снимков Сауф-Эшфилда: главная площадь с фонтаном и зданием мэрии, неизвестный молодой человек во дворе дома (подписано «Генри»), какая-то девочка на велосипеде, словно не замечающая, что попала под прицел камеры. Детройт – высокий светловолосый мужчина, прислонившийся к капоту машины, удивительно похожий на Фрэнка (не это ли Джеймс Сандерленд собственной персоной?); девушка в кресле у окна; они же вместе – свадебная фотография, подписанная «Детройт.1989, Май»; летнее кафе на берегу озера Эри. Брамс, Брук-Сити, Сантон, еще несколько окрестных городов и, наконец, снова Сайлент-Хилл – озеро Толука (1988 и 1989), смотровая площадка с видом на озеро, фасад госпиталя («Брунхэвен»), городское кладбище с часовней.
Как и обещал, Фрэнк Сандерленд появился пятнадцать минут спустя.
–– Бернс, ведь так?— спросил он.
–– Да, это моя фамилия.
–– Хорошо... Кто ваш отец?
–– Почему вы об этом спрашиваете?
–– Я знал одного Бернса – офицера полиции. Он погиб в прошлом году.
–– Мой отец умер, когда я была ребенком. Так что, это не он.
–– Хорошо. Тогда перейдем к делу,— он сел в кресло спиной к окну и замолчал.
Элизабет не хотелось начинать с пустого места, но Сандерленд не оставил ей выбора. Впрочем, можно было начать так:
–– Вы знаете Пола Ретборна?
–– Да, он заказывал у меня снимки несколько раз,— честно признался Сандерленд.
–– Вы наверное знаете, что Пол писал статьи для раздела, посвященный городам-призракам в нашем журнале. Но несколько недель назад он попал в аварию. С тех пор этот раздел веду я.
Сандерленд кивнул: понятно.
–– Со мной произошла довольно странная история. Почти сразу после того, как вышла моя первая статья, я начала получать анонимные письма. То, что вы видели, всегда написано на конверте.
Снова подтверждающий кивок.
Больше ни слова, пока он не ответит,— подумала она. Сандерленд явно предпочитал когда говорят другие.— Должно же ему надоесть.
Она угадала; через полминуты Сандерленд не выдержал:
–– Что вы хотите от меня?
–– Я думаю, вы должны знать кого-то из списка. Расскажите мне о них, если можно. Это не официальное интервью, я не стану ничего записывать.
Сандерленд усмехнулся: «Знаю я вас»,— и, поднявшись с кресла, неровной, шаркающей походкой направился к окну. Там он и остался, повернувшись спиной к Элизабет: черный, чуть сгорбленный силуэт в проёме окна.
–– Джеймс нечасто бывал у меня с тех пор, как уехал в Детройт. Два или три раза приезжал до женитьбы. И потом – один раз; за год до всего этого. Потом мы созванивались пару раз. Потом он исчез. С тех пор я ищу его. Вы говорите, что вам не нужно интервью?
–– Да,— ответила она.
–– Тогда что вам нужно?— злость и раздражение в голосе.— Может быть, поможете моим поискам?
–– Может быть, помогу,— ответила Элизабет. Вполне серьезно.— Но для начала нужно кое-что выяснить, не так ли?
Сандерленд слегка повернул голову, как будто прислушиваясь.
–– А ваш дружок, Гут, тоже хочет помочь?
Элизабет передернуло; это уже слишком.
–– Он из группы поддержки,— объяснила она.
–– Хорошо.
И он стал рассказывать.

—

1988. Джеймс познакомился с девушкой по имени Мэри Шепард. «Насколько я знал, у нее не было семьи. То ли они умерли, когда она была маленькой, то ли отказались от нее. Но были какие-то родственники в Портленде».— «В каком Портленде?». – «Я не знаю».
1989. Свадьба. «Она мне не очень нравилась. По характеру ничего, но взгляд, как у голодной собаки. Я сказал Джеймсу, чтобы он не связывался с ней, по крайней мере, пока в этом нет необходимости. Из-за этого мы чуть не набили друг другу морды».

1989-1992. «Медовый месяц они провели в Сайлент-Хилле. Хотите верьте, хотите нет, но этот город мне тоже не нравился. Знаю, я часто снимал там, но в основном для журналов. Я до сих пор не могу понять, как Джеймсу пришло в голову туда поехать, тем более с больной женой. Да, у нее уже тогда были какие-то проблемы с легкими; ничего удивительного, что после этого городишки они обострились. Про этот город болтают много всякого. Призраки бродят там по ночам, да и днем тоже; монстры, вампиры даже. Забывают о главном – прежде всего этот город – гимн любой заразе. Гнилое место. А гнилые места притягивают отбросы общества. Там все было перевернуто, словно в аду; вот, хотя бы церковь Матери Марии – логово «Ордена», слышали о таком? Язычники; да что там – сатанисты. Торговали наркотиками и сжигали людей, не поверите, за колдовство». — «Их не судили?».— «Чтобы судить их, нужно было привлечь в город постороннего человека, потому что свои были давно куплены; а лезть в это дерьмо никто не хотел. Их побаивались. А потом произошло «Дело Алессы», и «Орден» перестал существовать. Ну так вот, я не понимал, зачем Джеймсу ехать в этот город. Я и сейчас не понимаю, но это, в общем-то, не самое главное. Зная мою реакцию, он рассказал мне об этой затее только после того, как они вернулись. Он сказал: «Это обычный город, тебе бы там понравилось». Мне бы там понравилось! Мэри тоже осталась довольна, однако очень скоро легла в больницу. Это было начало конца. Если вы спросите меня, что именно происходило между ними до того, как она уехала от него, я не смогу ответить. С Джеймсом мы почти не разговаривали; злились друг на друга оттого, что оба знали, что я прав. После исчезновения я побывал в его квартире в Детройте и нашел там кучу всяких бумажек – главным образом, счета на лечение его жены. Я думаю, что большую часть этого времени он провел, решая ее проблемы со здоровьем. Он жил для нее».

1992-1995. «Для Джеймса, я думаю, немногое изменилось. Он по-прежнему работал и иногда навещал Мэри в больнице. С той разницей, что теперь она сама оплачивала свое лечение. Должно быть, получила наследство или что-то такое, потому что я не могу представить, где она могла работать в ее состоянии». – «То есть, Джеймс тяжело переживал все это». – «Мне бы хотелось думать, что нет. Но на самом деле я не знаю».
Июль1995. «Она была отпущена домой, как обычно, после очередного курса лечения. Перед тем как уйти, написала письма… письмо для Джеймса. Рэйчл, медсестра, утверждает, что положила его в шкаф в ординаторской, а наутро оно исчезло. Ни Мэри, ни письма никто больше не видел». – «А не могла она сама забрать его?».— «Я не особо этим интересовался. Скорее всего, нет, она ведь ушла сразу после того как отдала письмо Рэйчл. Я спросил ее, что там могло быть написано, но она только пожала плечами».

Июль-октябрь 1995. «Джеймс вляпался в какую-то переделку, после которой ему отбили половину мозгов. Врач, который лечил его, сказал мне: «Этому парню еще повезло, что вообще остался жив, не ослеп и даже стал кое-что вспоминать». Наверное, это правда. Он вернулся домой 14 числа, после чего в его больную голову пришла неизвестная мысль, отправившая его в неизвестную сторону. Никто не видел, когда он выходил из квартиры, можно только предполагать, что это случилось между 14 и 16-м числом. Весь тот день, 14-го, я собирался ему позвонить; собирался, собирался… но так и не сделал этого. Вот за что не могу простить себя. Никогда не смогу». – «Думаете, он мог поехать в Сайлент-Хилл?». – «Наверное, да. Куда еще он мог поехать?».

—

–– Это все,— заключил Сандерленд.
–– Значит, медсестру звали Рэйчл? Я бы хотела с ней поговорить.
–– Не знаю, как у вас получится. Рэйчл раньше жила в этом доме, но уехала года два назад. Я не знаю, куда.
–– Очень жаль. А остальные имена говорят вам о чем-нибудь?
Сандерленд достал список из кармана, куда нечаянно засунул его, сложив чуть ли не в восьмеро, еще раз проглядел его, затем вернул Элизабет.
–– Ни о чем. Разве что Айлин.
–– Вот как?
Это было и впрямь неожиданно. Все, с кем она говорила, обращали внимание на Сандерлендов, Ороско, Лору, фамилию Домбровски она видела на мемориальной плите час назад, но об Айлин не было никакой информации.
–– Воровка. Вскрывала богатые квартиры, обчищала сейфы. Никто не мог ее поймать много лет, пока она сама не сдалась. Странное было дело.
–– Как давно это было?
–– Осень 1995.
Пожалуй, действительно было все.
–– Большое спасибо,— сказала она, поднимаясь.— За информацию и за откровенность.
–– Я хотел попросить вас.
–– О чем?
–– Напишите, чтобы этот город уничтожили. Пусть… я не знаю даже, что нужно сделать с ним. Но он не должен существовать.
–– Вы тоже верите, что Сайлент-Хилл – «ад на земле»?
–– Я не знаю, как выглядит ад. Я просто хочу, чтобы этого города больше не было.

—

Она ждала, что Гут будет требовать объяснений, почему она не записала интервью, с жадностью выспрашивать, чего она добилась от Сандерленда. Но вместо этого:
–– Как все прошло?
–– Нормально. Забавный старик.
И только.
Когда они выехали за пределы города, Элизабет подумала, что зря не спросила у Сандерленда, в какой квартире жила Рэйчл. Быть может, соседи сказали бы ей больше. Впрочем, Рэйчл должны помнить в госпитале, где она раньше работала.
–– Так Сандерленд был в городе?
Элизабет пожала плечами.
–– В ближайшие десять лет, скорее всего, нет. Последний снимок он сделал в 88-м. Неужели вы хотели узнать только это?
–– Меня интересует история города. Если он там не был, ему нечего мне рассказать.
–– Может быть.

—

Из последнего письма: "Она думает, что огонь идет за ней. Но все как раз наоборот. Сиротский приют, доходный дом, а теперь колледж. Совпадение?"