Лёгкое движение левой рукой, несколько секунд ожидания – пока осядет пыль – и Эцио несётся к Чезаре. Сзади слышится грохот, в сторону летят комья земли, но ассасин не замечает этого, он видит лишь спину врага, ярко красный плащ. В последнюю секунду что-то заставляет Чезаре резко повернуться и он лицом к лицу сталкивается с ассасином.
- Ты?! – он еле успевает задержать руку Эцио, конец лезвия почти упирается тамплиеру в шею. – Как ты нашёл меня?
Окружающий мир мерцает, слышится неравномерно нарастающий гул, и сквозь него к Дезмонду прорываются лишь обрывки фраз Эцио:
- Марио Аудиторе, помнишь?
Чезаре скалится – и в этот момент где-то совсем рядом слышится грохот, и их раскидывает в разные стороны. Поле боя, красная пыль, французские и испанские солдаты, чьи-то трупы – всё это медленно исчезает, растворяется, звуки пропадают, и Дезмонд понимает, что его насильно вытаскивают из Анимуса.
Ещё не до конца очнувшись от воспоминаний, он спрашивает:
- Какого..? Что случилась?
- Наши планы… поменялись, - откуда-то издалека слышится женский голос, и Дезмонд с трудом открывает глаза. Над ним склонилась Ребекка, чуть подальше, сложив руки на груди, стоит Люси.
- Думаю, он уже вполне в состоянии воспринимать чужую речь.
- Отлично. Итак, Дезмонд, пожалуйста, внимательно послушай меня. Мне очень жаль, что приходится вот так вот отрывать тебя от воспоминаний Эцио, но мы… - она выдержала небольшую паузу, - летим в Париж.
- Что?.. Не понял… Ку… Постой. Зачем?
- Дело в том, что одна из наших групп в Париже сумела склонить к сотрудничеству некоего Винсента Бонапарта, потомка самого Наполеона…
- А я, вместо того, чтобы находиться в эпицентре исторических событий, сижу с Вами! Я бы мог увидеть…
- Шон, следи за дорогой! В общем, они посадили его в Анимус. Как известно, у Наполеона была Частица Эдема – и теперь мы знаем, где она!
- Постой, Люси… Не надо так громко, прошу – у меня почему-то болит голова.
- О, боги! Дезмонд! Ты что, не понимаешь, что мы можем посмотреть воспоминания Наполеона Бонапарта. Мы. Можем. Посмотреть. На то, что случилось во времена Великой Французской Революции, как он всё-таки добился такого ошеломляющего успеха при Тулоне, почему не смог взять Акру, как он пришёл к власти…
- Шон! Дезмонду плохо!
Он издал неопределенный звук и вернулся к рулю, что-то недовольно бормоча.
- Прости, Дезмонд, но дело действительно срочное. У нас на хвосте, вполне возможно, сидят тамплиеры, и потому надо действовать быстро. Сейчас мы снова погрузим тебя в воспоминания одного из твоих предков – конечно, очень маловероятно, что мы сумеем быстро найти необходимую информацию но, тем не менее, попробовать стоит. Ещё раз прости…
Он хотел что-то сказать, и Люси замерла, но он передумал, махнул рукой и кивнул Ребекке. Стены фургона медленно начали растворяться, и он снова медленно погрузился в воспоминания…

Тепло материнских колен.
Антуан почти калачиком свернулся на её руках, его охватывает полудрёма – но он и не собирается сдаваться сну, и, несмотря на жар, исходящий от камина, на тихое, убаюкивающее шуршание газеты, которую читает папа, на спокойную, усыпляющую колыбельную мамы, он не закрывает глаза. Чтобы бороться со сном, он твёрдо бросает старшему брату (хотя какому старшему? он родился всего-то на пару лет раньше его!), тоже устроившемуся здесь, в гостиной:
- Нет, я не хочу спать! – и поворачивается к матери. – Мам, а почему… почему… почему мы – Греи?
Она начинает говорить, и её мягкий голос уносит его из реальности, погружает в пучины сна. Последнее напряжение, попытка услышать её речь – и он засыпает, причмокивая во сне, чувствуя себя в безопасности и комфорте.

Тихий голос отца.
Он что-то говорит уже около часа, делая акценты на каких-то словах, приводя примеры, даже показывая маленькому Антуану какие-то вещи. Но Антуан не может так долго сидеть на одном месте, он уже давно понял, что имеет в виду отец и, вконец заскучав, он решается на дерзость – перебивает отца:
- Papa, я тебя понял. Пошли уже на площадку.
Отец внимательно смотрит на сына и кивает. Тот с радостью вскакивает с места и бежит сначала наверх, забрать из своей комнаты деревянный меч и позвать брата на бой, а затем они, уже вместе с Николасом, выбегает во двор – и начинается драка. Сверху, с балкона, за ними следит отец, изредка подавая голос – чтобы подбодрить одного из них, указать на ошибки другого, похвалить или поругать братьев. Внезапно Антуан пропускает удар и палка больно бьёт его по ноге. Отец, с лёгкостью перемахнув через невысокую решётку балкона, спрыгивает на землю и быстрым шагом направляется к ребятам. Его длинные пальцы почти невесомо пробегает по всей ноге Антуана, и отец облегчённо вздыхает: никаких серьёзных повреждений нет. Он с улыбкой встаёт, смотрит в ярко-голубые глаза мальчика, сейчас наполненные лёгким испугом, и объявляет:
- Ничего, герой, до свадьбы заживёт. А ты, Николас, - обращается он к мальчику¸ стоящему в стороне, - больше не смей калечить брата.
- Да, - с облегчением выдыхает он, осознав, что, похоже, никакой взбучки не будет. Он подходит к Антуану и подаёт ему руку, помогая подняться с земли. – Прости, - шепчет он, и Антуан, конечно же, принимает его извинения.
А как же может быть иначе?

Гордость.
Он принимает из рук отца этот чудесный дар – широкий металлический браслет с длинным скрытым клинком. Теперь он – ассасин! Ему всего 14 лет, и это величайшая честь для него – и он понимает это. Он сидит с другими взрослыми за большим столом почти до полуночи, имеет право вмешиваться в их разговоры, пробует вино и пирожные, которые раньше давали только по праздникам. Всего от одной рюмки он быстро хмелеет и, кажется, несёт какую-то чушь – но все смеются вместе с ним, и он счастлив.

Ярость.
Меч пробивает одного из крестьян насквозь, кончик его выходит с другой стороны, и на грязной рубахе этого молодого парня – он всего на пару лет постарше Антуна – расплывается красное пятно. Антуан сбрасывает тело с длинного лезвия ногой и делает выпад навстречу другому бунтовщику. Сильный удар с лёгкостью переламывает виллы, а следующий – прямо в горло – заставляет противника, захлёбывающегося собственной кровью, осесть на пол.
Он выбегает в коридор и видит, что в его противоположном конце, в луже собственной крови лежит его мама. Она уже мертва – её голова вывернута под неестественным углом, а глаза пусты и безжизненны. Внезапно на лестнице со второго этажа появляется папа, он, кажется, что-то кричит, бежит по лестнице, спотыкается – и тут удар косы настигает его. Острое лезвие входит в его тело сверху, около шейных позвонков, заставляет его опуститься на колени, а затем, после ещё одного удара – на этот раз ногой, от высокого, сильного крестьянина – упасть лицом вниз и проехаться по лестнице. Его кровь заливает красную ковровую дорожку и красный паркет, и Антуан бросается вперёд… Он успевает убить ещё троих, прежде чем его хватают и связывают…

- …Дезмонд! Дезмонд!
- Чёрт… Постойте, я хочу увидеть…
-У нас нет времени, а дел ещё много, - она рывком поднимает его из Анимуса и твёрдо заявляет: - Тебе надо переодеться.
- Я бы и от душа не отказался…
- Посмотрим… Если за нами нет слежки, то, возможно, мы здесь и останемся. В противном случае нам сначала придётся сбросить хвост и лишь потом разделиться.
Фургон мягко останавливается, хлопает передняя дверь, и Шон выпускает Люси, Дезмонда и Ребекку из фургона.
- Где мы?
- Маленький провинциальный итальянский городок. Здесь есть супермаркет, и это главное, что нас интересует.
- Значит так, - начинает Ребекка, - деньгами здесь заведую я, и их у нас не так много. Больше всего – аж целых 300 евро! – я выделяю Люси с Дезмондом, так как именно они полетят в Париж и им нужна маскировка и что-нибудь в дорогу.
- Что? – Шон поперхнулся. – Нет! Я хочу в Париж! Это… это моя мечта! Я хочу посмотреть на воспоминания Наполеона Бонапарта, хочу пообщаться с Бернардом…. И сам Париж посмотреть. Почему вы вдвоём?
- Потому что! Историк там уже есть, этот Бернард специализируется на истории Франции, техник – тоже… Как её зовут?
- Софи, кажется…
- Да, Софи. А вот никаких… бойцов там нет. Они, конечно, вдвоём неплохо подготовлены, но их специализация всё-таки в другом. Так что мы с Дезмондом им необходимы.
- Ладно ты, но зачем Дезмонду-то тащиться в Париж? У него самого спроси, хочет ли он в Париж… Хочешь?
- Ээээ…
- Вот видишь! Этот... город может… вызывать у него плохие воспоминания…, ведь именно там его Абстерго схватило в плен!
- Шон, заткнись. Ты никуда не поедешь.
- Люси, я тебе это припомню.
- Но Шон…
- И тебе, Ребекка! Вот попроси у меня в следующий раз плеер! – историк со злостью взмахнул руками и, заложив руки за голову, принялся нарезать круги вокруг фургона.

Пока они пробирались по супермаркету, Люси тихо объясняла, почему их планы так внезапно поменялись.
- Итак, как ты уже понял, наша группа в Париже сумела посмотреть воспоминания Наполеона Бонапарта и, таким образом, они узнали, где Частица Эдема. Эти частицы – наша цель. Если у нас будет хоть одна из них, мы получим огромное преимущество перед Абстерго…
- Постой. Если у Наполеона была Частица, то почему же он всё-таки проиграл в результате?
- Дело в том, что один из твоих предков – этот самый Антуан Грей, обрывки воспоминаний которого ты только что видел, - отобрал у него Частицу… И Наполеон не сумел возвратить её, хотя чётко знал местоположение. На всякий случай нам его пока не сообщили – сообщат, когда прибудем во Францию и встретимся с той группой. Наша задача – эту Частицу достать. Всё-таки, двух людей для такой задачи слишком мало. Я выбрала именно тебя, во-первых, чтобы, на случай, если Шона с Ребеккой всё-таки схватят, ты остался в безопасности, а во-вторых, так как сам Антуан Грей Частицу и прятал, именно он знает все возможные ловушки. Так что, если мы где-либо застрянем, то ты нам поможешь. Анимус там есть… хоть и хуже, чем у Ребекки. Только ей не говори, а то ещё загордится, - Люси чуть приподняла уголки губ.
- А если нас схватят в аэропорту? Тамплиеры же наверняка перекрыли все выходы из страны.
Она усмехнулась:
- У нас есть знакомый лётчик - как раз на такой случай.