15 апреля 1968 года
После костровища я нашел студентов довольно быстро, хотя они сдуру пошли совсем не в ту сторону и почти дошли до гор. Сначала они тоже меня не узнали, но потом, когда я вынул палочку и показал им в сердцах Салазарову мать, попросили прощения. Патронуса я решил не посылать, потому что от Дамблдора сотоварищи все равно никакого толка, и повел студентов обратно через лес, придумывая на ходу, какую бы отработку им задать. Студенты покорно тащились сзади, и через пару миль чистокровный начал шепотом расспрашивать полукровку про мою одежду.
В детстве, когда я еще не знал о том, что я маг, я все же ощущал свою силу, и осознавал ее в частности как свойство быть человеком, с которым всегда что-то случается. Интересно, чисто математически: какова вероятность того, что в пустом лесу в предгорье вы случайно наткнетесь на спускающихся с гор альпинистов?
Группа, три человека и инструктор. Попали в буран на шести тысячах футов, немного подморозились, поставили палатку, в пять часов утра инструктор и самый выносливый из группы ушли протаптывать дорогу. В девять сошла лавина, прорубиться обратно к лагерю не получилось. Идут вниз за помощью.
По непонятной причине на мне сомкнулись четыре пары глаз. И чем дольше мы молчали, тем более невозможным казалось уходить от гор в компании двух своих студентов и еще двух человек, которые сейчас смотрели на меня с надеждой.
- Том, - сказал я, протягивая руку инструктору. – Ходил зимой в Альпы и на Балканы, максимум десять тысяч, вершины не брал. Прорубимся.
- Шон, - ответил инструктор, взглянув мне в глаза. – Ты воевал, что ли? Спецназ?
- Вроде того, - ответил я с усмешкой. – Кое-что удивительное я еще могу.
Если когда-нибудь, через много лет, мой биограф спросит меня: «Лорд Вольдеморт, а что заставило вас, ненавистника магглов и Темного Лорда, лезть в горы в связке с маггловским шофером, спасать двух столь же непримечательных личностей, рискуя при этом сорваться в пропасть, а потом еще и пить с ними чифирь, сидя вокруг горелки?» - я не буду знать, что ответить. Жизнь прекрасна и удивительна, как говорил много лет назад мой проводник серб, откопавшись после бурана навстречу солнцу.

16 апреля 1968 года
Нельзя сказать, что я не догадывался о том, что бескорыстное добро карается судьбой с вероятностью единица. Но после того как, вернувшись утром в школу и разыскав двух вчерашних обалдуев, я выяснил у них, что своему спутнику-туристу по дороге к маггловской железной дороге они наврали про меня, что я секретный агент Ее Величества и разглашать они не имеют права, я немного повесел. Судя по всему, передовица в «Ежедневном пророке» «Лорд Вольдеморт, спаситель магглов» мне не грозила.
Однако судьба, совершив отвлекающий маневр, застигла меня врасплох. В обед, когда я возвращался из больничного крыла, протирая покрасневшие от бессонницы глаза и приятно шевеля вновь действующими пальцами левой руки, я увидел крайне подозрительную толпу около стенда со стенгазетой.
«Он не мог поступить иначе!» - гласила живописная надпись над изображением горного склона, по которому человек, похожий на меня, шел в связке с неизвестными магглами. Под картиной почерком Риты Скитер была написана очередная пафосная чепуха про мое неслыханное благородство и даже красовалось вымышленное интервью с одним из дюжины спасенных, который носил неброскую фамилию Бонд.
- Горизонт завален, Скитер, - язвительно сказал я, когда студенты начали оборачиваться на меня и перешептываться. – К тому же такой уклон пришлось бы провешивать, и вообще все вранье.
- Но ты же правда спас их, дядя Том? – почти с обидой спросил малыш Квиррел.
- Так сразу и спас, - уклончиво ответил я, пытаясь замять разговор, - просто помог.
Но, как оказалось, газету читали не только ученики.
- А скажите, Том, - услышал я елейный голос Дамблдора за спиной, - что вы чувствовали, когда, как вы выразились, помогали магглам?
- Спать я хотел! – отрезал я, развернувшись к Дамблдору.
Дамблдор пристально смотрел на меня проникновенными и честными глазами профессионального жулика, потягивая чай из стакана с подстаканником.
- Кстати, ваш стакан наполовину пустой, - съязвил я и ретировался, пока Дамблдор не бросился спорить.
Передовица в «Ежедневном пророке» с каждой минутой казалась все более неизбежной.

23 апреля 1968 года
Несмотря на то, что со статьей в «Ежедневном пророке» как-то обошлось, всю прошлую неделю я вздрагивал от каждого стука в дверь, боясь, что за мной пришли репортеры, и даже в сердцах прибил очередного книгоношу, который пожаловал спросить, не появились ли у меня лишние учебники, которые я согласен продать по грабительской цене на благо будущего поколения студентов. Первое время я пытался вести среди этих горе-коммерсантов разъяснительную работу, втолковывая им, что если учебник мне не нужен, то и студентам он ни к чему, но в прошлую среду, будучи в расстроенных чувствах, все же не сдержался.
Но судьба на этом не перестала проверять меня на прочность. Сегодня, не успел я развернуть пергамент во время единственного окна в моем расписании, как в мою дверь кто-то постучал.
- Здравствуйте, - сказал мой непрошеный гость, опасливо озираясь и робко скользя взглядом по моим наглядным пособиям, - я из ассоциации христианских профессоров.
- Сожалею, но я не преподаю христианство, - сухо ответил я.
Как говорил один мой знакомый – покойник, – «Темный Лорд – находка для психоаналитика». Отношения с христианством у меня с детских лет сложные и болезненные, и любое упоминание этой темы приводит меня в желчное настроение. Мой приют был набит по самую крышу религиозными людьми со слабо угадывающимися человеческими чертами, и от половины моих детских наблюдений Чарльз Диккенс и Шарлотта Бронте плакали бы обнявшись. Но самым абсурдным было то, что наши так называемые благодетели считали само собой разумеющимся, что в обмен на пищу и кров мы должны немедленно и от всего сердца поверить в их бога, который, судя по их действиям во имя его, был хуже черта.
В отличие от большинства моих товарищей по несчастью, я всегда заглядывал в первоисточники, и несколько лет после чтения Евангелия честно, хотя и безуспешно пытался разделить евангельского Бога и паразитирующих на Его имени. Я даже иногда ходил к исповеди, но ничего при этом не чувствовал, а вскоре после моего поступления в Хогвартс священники начали падать от моих рассказов в обморок, и мне пришлось досрочно выучить заклинания Обливейт и Энервейт и прекратить появляться в храме.
Впрочем, много лет спустя, в одиночестве бродя по рождественскому Лондону, я заглянул в небольшой маггловский костел рядом с Диагон-аллеей. Я прошел, гулко ступая в пустоте, до алькова, где всегда горят свечи перед Девой Марией, зачем-то посидел на ступеньках перед алтарем и неожиданно для самого себя отворил дверь исповедальни. К моему удивлению, священник выслушал меня внимательно и даже вставил несколько на редкость уместных комментариев, вовсе и не думая падать в обморок. «Да, Томас, - сказал он под конец, словно угадав, что «сын мой» ко мне лучше не обращаться, чтобы не будить во мне черных воспоминаний. – Ты совершил великие дела. Ужасные, да. Но великие». Голос священника показался мне странно знакомым, но когда я вышел из исповедальни и заглянул в его половину, мой мудрый собеседник уже пропал, словно растворился в воздухе.
- О нет, коллега, я не имел в виду преподавание христианства, - бубнил тем временем мой посетитель, повернувшись спиной к инферну в формалине и стараясь не слышать, как тот мерно скребет лиловыми ногтями по стеклу. – Лучше было бы сказать, что мы христианская ассоциация профессоров. Среди нас есть англикане, католики, христиане... – я иронично усмехнулся последней фразе, и мой незваный гость настолько смутился, что мне стало его немного жаль. – Понимаете, если вы веруете, и одновременно преподаете, вам может быть трудно это совместить в аудитории...
С последним я не мог не согласиться – преподавание способно в кратчайшие сроки уничтожить в каждом веру в человека, в разумность мироздания и в милость Создателя. Я одобрительно улыбнулся постановке вопроса, но, похоже, к концу учебного года моя улыбка стала походить на оскал. Мой незадачливый коллега отпрянул и спросил, заикаясь, что я преподаю.
- СилЗла, - ответил я. – Энервейт!
Мой горе-коллега, подхваченный заботливой рукой Темного Лорда в самом начале падения в обморок, ошарашенно моргал глазами, и в этот момент я догадался: это маггл! Самый настоящий маггл, пришедший с грошовой Библией в кармане и кипой листовок агитировать Темного Лорда вступить в христианскую ассоциацию.
- Извините мою неудачную шутку, - сказал я, мягко, но настойчиво помогая гостю направиться к двери. – Я биолог, и не верю в Бога по профессиональным соображениям.
Нарочно сказанная мною глупость вернула моему гостю силы, и всю дорогу до конца следующего коридора он в меру своих куцых философских познаний убеждал меня в том, что я называю онтологической нейтральностью науки. Я снисходительно слушал и даже показывал, что потрясен полетом его мысли.
- Профессор, вы читали «Просто христианство»? – оживленно говорил агитатор, когда мы миновали Слагхорна, который, завидев нас, устало махнул рукой и мысленно сказал мне: «Эти везде пролезут».
- У Льюиса я предпочитаю «Письма Баламута», - с милой улыбкой ответил я. – Я много оттуда вынес.
- О, безусловно! – подхватил мой собеседник, которому был непонятен мой черный, но изящный юмор. – Меня неизменно потрясает конец...
- Да-да, - откликнулся я, подводя моего спутника к известной всему Хогвартсу горгулье. – Друг мой, хотя я и не верю в Бога, но человеку за этой дверью сейчас крайне необходимо христианское утешение. Это очень несчастная и заблудшая душа. Пароль – «малиновая пастила». Удачи.
Стоит ли говорить, что сегодня за ужином Дамблдор посмотрел на меня как в школьные годы, а у меня до самой ночи было прекрасное настроение.