28 ноября 1968 года
Я уже давно заметил, что посещаемость моих лекций странным образом коррелирует с погодой – как только за окном разыграется буря и завоет ветер, все сидят и учат Защиту от Сил Зла. В этом есть рациональное зерно, конечно. Но чуть только на улице что-то замечательное – сразу половина класса дает деру. А я стой на кафедре и коси глазом в окно, на этих веселящихся раздолбаев.
Вчера они меня все-таки достали: четвертый курс сбежал играть в снежки почти в полном составе. Пользуются, паршивцы, тем, что жалобы директору и записи в классный журнал я считаю ниже своего достоинства. Более того: когда я вышел в обед подышать морозным воздухом, какой-то дурилка попал мне снежком по голове. Этого я так оставить не мог и вечером засел за книжки.
Составление авторского заклятья с предподвывертом, как всегда, доставило мне большое удовольствие и даже напомнило школьные годы. Все-таки из всех своих тогдашних достижений в магии я помню отнюдь не хоркруксы, а тот великолепный первоапрельский розыгрыш, который так понравился Диппету. Помню, я тогда такого инферна, замаскированного под лорда Гриндельвальда, по коридорам пустил, что даже Дамблдор струхнул и унесся прочь, бессвязно лопоча что-то про Старшую палочку и младшую сестру. С этого-то момента он меня и невзлюбил. А может, он невзлюбил меня еще с первого курса, когда я ему дохлую крысу в кровать засунул...
Но Диппет, милый старичок, помню, тогда над моим Гриндельвальдом и удирающим Дамблдором так надрывался. Даже когда спустя пару лет Дамблдор наконец собрался с духом и стал величайшим из героев (ага-ага, наверняка сжульничал, вот дойдут у меня до него руки), Диппет очень стильно его насчет того случая подколол. Ну и Дамблдор, разумеется, мне этого тоже не забыл. Нет у него чувства юмора.
Заклятье получилось на славу: отложенная трансфигурация с сигнальным механизмом. Спустя пять минут после начала моего урока все разгильдяи, игравшие в снежки около озера вместо изучения Темных Искусств, начали превращаться в пингвинов. Медленно, с оттяжкой, с онемением пальцев на руках, вытягивающихся в крылья. Чистокровные вообще чуть с ума не сошли – они же биологию не знают. И что приятно: все тут же кинулись ко мне, а не в больничное крыло, забавно ковыляя на укорачиваюшихся ногах и стуча хвостами по полу. Чует кошка, чье мясо съела. Наименее прытким уже пришлось ползти к моему кабинету на пузе. Я, разумеется, пожурил и отпустил, а усердные студенты, сидевшие на уроке, от души посмеялись.
Шутка продолжалась до конца рабочего дня, и я уже думал закрепить заклятие, чтобы и впредь никому не повадно было гулять мои лекции, когда ко мне примчалась наша праведница Минерва и возмущенно заявила, что в Хогвартсе не используют трансфигурацию как наказание. Кто бы говорил – если на моем уроке студенты порой воют от страха, на ее лекциях они воют только от скуки. Зануда. Ведь какие пингвины получались... Особенно из Крэбба и Гойла шикарные вышли. А из Риты Скиттер получился королевский пингвин, и она этим пижонила два дня, пока я не сказал, что королевские пингвины самые жирные. Скиттер обиделась и наверняка готовит про меня фельетон в стенгазету, а Уизли после урока допрашивал меня о биологии.

30 ноября 1968 года
У малыша Квирнуса опять осенняя депрессия, хотя в семье у него после моего прошлогоднего визита все нормально. Он постоянно грустит и задумывается, но на уроках и на дополнительных занятиях трудится не покладая рук. Я сначала думал, работой лечится, я сам всегда так поступаю, когда на душе паршиво до того, что даже убить кого – все равно не поможет. А сегодня пришел домой – он у меня под дверью сидит и ревет.
Если честно, я уже начал забывать, что я Темный Лорд. Поднял его на ноги, он уткнулся мне в мантию и похлюпал носом. Я открыл дверь, провел его на кухню, дал ему теплого молока (да, теперь у меня есть молоко, потому что у меня живет котенок младшей Блэк – в слизеринской гостиной, видите ли, холодно, и мальчишки котеночка обижают). Как-то все автоматически получилось.
Когда Квирнус перестал реветь, я спросил его, в чем дело, но он тут же начал реветь снова. Из его всхлипываний я разобрал только то, что я великий маг, а он так слаб, бестолков и вообще ужасно несчастлив тем, что попал на Хаффлпафф и теперь никогда не станет сильным волшебником.
Ситуация складывалась неприятная и непонятная, потому что мне еще никогда не приходилось никого утешать. В последний год несколько раз у меня на консультациях плакали глупые студентки, которые из всех моих объяснений понимали только то, что их ждет «Отвратительно» на экзамене, но их всякий раз ревниво выгоняла старшая Блэк, хоть я и не собирался их утешать, поскольку не умею. А я ненавижу, когда я не могу сделать то, что хочу, и сейчас мне хотелось помочь Квиреллу, пусть даже я был в целом согласен с его оценкой самого себя: он не был талантливым студентом и был хаффлпаффцем со всеми вытекающими, то есть просто милым и старательным парнем, и, в конце концов, заслуживал счастливой жизни, даже если она не будет отмечена никакими выдающимися достижениями.
- Послушай, Квирнус, - сказал я, присаживаясь рядом с ним на корточки, - я расскажу тебе одну старую притчу. Правитель одной страны устроил пир, и пригласил на него своих друзей, сильных и храбрых людей. Но когда настало время пира, гости стали отказываться один за другим. Один отговорился тем, что только что купил землю и должен осмотреть ее. Другой купил волов и хотел испытать их. Третий же недавно женился и пировал сам. Тогда царь разгневался и велел слугам своим пойти на распутья дорог и звать на пир всех, больных и увечных, добрых и злых, потому что те, кого он почитал лучшими и достойнейшими, отвернулись от него. И царский чертог наполнился теми, кто никогда не почитал себя достойным, но сумел отозваться в нужное время.
Квирнус завороженно слушал меня – все же не каждому приходится увидеть Темного Лорда, пересказывающего Евангелие. Постепенно он начал улыбаться, а когда я закончил рассказ, он уже не жалел о том, что попал в Хаффлпафф, потому что поверил притче в том, что главное не в силе или таланте, а в верности и умении быть рядом в нужный момент. Да и я сам почти поверил своему удачному толкованию евангельской притчи для хаффлпаффцев, уж очень убедительно у меня получилось. Держу пари, что Дамблдор полагает, будто я не сумею утешить плачущего ребенка. Лорд Вольдеморт умеет все!

2 декабря 1968 года
Последнее время я начинаю день, разгребая детскую почту на столе (раньше я всегда считал хорошой привычкой быстро отвечать на письма любым адресатам и вот доигрался). Малышня, поначалу принявшая меня за Сортировочную шляпу, теперь приняла меня за Энциклопедию Британика. Как их отвадить, ума не приложу. Уж и подписывался «лорд Вольдеморт», и даже на черной бумаге кровавыми чернилами отвечал – только пищат от удовольствия. Особенно эта Эванс достала – у нее столько вопросов, что у меня уже скоро ответы кончатся и рука отвалится писать. Убью ее когда-нибудь. Или просто домой к ней зайти? А то я так весь пергамент в школе переведу. Правильно, зайти к ней – и убить. Два пергамента с утра, мать моя ведьма! Тоже мне, «милый профессор»... подлиза!
А с позавчерашнего дня я с тревогой думал о том, как я размяк с этим Квирнусом. Целую историю ему наплел. Куда как проще было прогнать его, чтобы разбирался сам со своими проблемами. Так я еще скоро эльфам помогать начну, думал я в сердцах и, разумеется, напророчил.
Сегодня, не успел я начать писать ответ Эванс, как в моей комнате материализовалась целая делегация домовых эльфов, которые тут же начали молотиться головами о мебель в моей комнате. На вопросы, чем вызвано их хулиганское поведение, эльфы только подвывали, что они смеют отрывать великого Темного Лорда от его великих дел своими недостойными проблемами, а потому они должны сначала себя примерно наказать в моем присутствии, чтобы господин видел их отчаяние. Чем сильнее я сердился и пытался вытолкать их взашей (кстати, у них очень интересная магия, с которой не так-то просто совладать, надо бы ими заняться), тем яростнее они крушили своими лбами мою мебель. В конце концов, мне не осталось ничего, как велеть им успокоиться и выслушать их.
Оказалось, что директор Дамблдор велел им кормить студентов на завтрак салатом, что якобы полезно для здоровья, но совершенно студентам не по нутру. И вот сегодня в столовой буза, и бедные эльфы никак не могут выполнить приказ Дамблдора.
Когда я ворвался в столовую, намереваясь водворить там порядок, Минерва читала студентам очередную занудную лекцию о том, что такое хорошо и что такое плохо. Половина студентов с хрустом зевала, вторая половина орала и кидалась друг в друга салатом, которым они тут же попали в меня.
- А ну всем замолчать, разгильдяи, Аваду вам в лоб! – взревел я и для убедительности шарахнул в потолок ветвящейся Авадой собственного изобретения.
В Большом Зале воцарилась тишина, но ее тут же нарушил девчачий голос.
- Ой, как я люблю, когда профессор Риддл ругается! – сказала эта егоза, и по залу зашелестело несерьезное хихиканье.
«Ах так! – подумал я. – Ах вот, значит, как! Ну ладно! Я еще не все свои хэллоуинские шуточки на вас опробовал».
- Замолчите и слушайте меня! – раздался ниоткуда высокий холодный голос. Я стоял посреди зала с сомкнутыми губами, и ученикам показалось, что это стены говорят голосом Салазара Слизерина. – Вы не сможете противостоять мне. Заканчивайте завтрак и отправляйтесь на занятия. Если вы выдадите мне зачинщиков – вас ждет награда. Если же нет, - тут я сделал паузу, и с удовольствием вслушался в испуганное молчание студентов, - если же нет, салат на завтрак будет еще месяц подряд. Даю вам время до полудня.
Весь этот день на уроках было очень тихо, а Дамблдор при встрече дважды пытался меня легилиментить, чтобы выведать, какой древней магией Хогвартса я пользовался. Зачинщиков беспорядков в Большом Зале мне, конечно, не выдали, но и сами они придти побоялись. Что же, будем есть на завтрак салат. Домашние эльфы, что ужасно, меня теперь боготворят и называют своим спасителем.