12 февраля 1969 года
Минерва все же оказалась права насчет реакции чистокровных семей: за последние три дня жалоб пришло больше, чем учеников на моем курсе. Некоторые прекраснодушные родители даже пожаловались обновленцу и гомосексуалисту Дамблдору на то, что я попираю все устои, насаждаю в школе магглофильские настроения и развращаю юношество своим аморальным поведением. Картина «магглофил Дамблдора, читающий жалобы на еще большего магглофила лорда Вольдеморта», представилась мне настолько живо и так меня рассмешила, что мне даже не было обидно, что и Дамблдор наверняка от этой сюрреалистичной ситуации получил удовольствие.
Жаловаться Дамблдору на магглофильские настроения студентов, безусловно, глупо. Жаловаться на такие вещи надо кому? Правильно, консерватору и апологету власти чистокровных лорду Вольдеморту. Нашлись и такие. Написали мне жалобу на меня. Я, разумеется, эти письма сжег, будучи в экзистенциальном ужасе от такой глупости. Сов я при этом не отпускал и в подробностях рассказывал им, что мечтал бы проделать такое же аутодафе с их тупоголовыми хозяевами. Совы улетали от меня с глазами по плошке. Думаю, это был достойный ответ.
Но большинство все же пожаловалось не мне и не Дамблдору, а Слагхорну. Слагхорн копил письма три дня, но потом все же не выдержал и вывалил их все на меня.
- Надо что-то им отвечать, Том, - сказал Слагхорн, глядя мимо меня. – Я, конечно, эти письма не читал, только некоторые слушал... Ты прекрасный ученый, Темный Лорд, великий маг и все такое... когда мне студенты жалуются, что твой курс слишком сложный, я на твоей стороне... но ведь эти, - он потряс пухлой пачкой писем, - мне плешь проедят! И что еще хуже, денег не дадут. Сам знаешь, школа живет на плату за обучение и пожертвования.
Еще когда Слагхорн не закончил бормотать, я знал, что я буду делать. Глупо рассылать всем написанные под копирку письма, когда твой школьный товарищ и давний должник работает выпускающим редактором в «Прорицательской». Я щелкнул пальцами и исчез вместе с тут же прибывшим эльфом на глазах у пораженного Слагхорна. Жаль только, что эльф опять во всеуслышание назвал меня «добрейшим лордом Вольдемортом».

13 февраля 1969 года
Мой данник в «Прорицательской» упирался неожиданно активно, перечитывал статью несколько раз и причитал, что по скандальности и способности к разрыву шаблона я многократно превосхожу Дамблдора и Гриндельвальда вместе взятых и их переписку впридачу.
- Риддл, ты уверен, что ты консерватор, а не революционер? – с журналистской фамильярностью спрашивал меня этот лицемер, сдвигая на нос маггловские очки. – Ты представляешь, что мне скажет Вальбурга Блэк, если я опубликую вот такое: «Добровольно замкнув себя в тюремных стенах Статута о секретности, магическое сообщество обрекло себя на позорное отставание от магглов в некоторых областях жизни. Наша историческая роль требует от нас реального, значимого превосходства над магглами во всех возможных смыслах, включая научный и экономический»? Это же даже не пощечина общественному вкусу, это апперкот!
- Для тебя я «милорд», - резко отвечал я. – И мне плевать, что тебе скажет Вальбурга Блэк. Кстати, протри очки, запотели.
- Слушаюсь, милорд, - с некоторой издевкой говорил он, снимая очки, но при виде их понимал, кто над кем поиздевался, и смущенно надевал их обратно. – А что мне делать с вот этим: «К сожалению, малая численность магов приводит к тому, что в некоторых неформализуемых областях индивиды, находящиеся по одаренности более чем в пяти стандартных отклонениях от среднего, встречаются среди магов настолько редко, что при любом предположении о функции распределения можно утверждать, что максимум среди магглов почти наверное превосходит максимум среди магов». Милорд, ты что вообще этим сказать хотел? Например, что такое это твое стандартное отклонение?
- Ну смотри, - ответил я, хватая пергамент и перо и рисуя функцию плотности нормального распределения, - допустим, что у случайной величины есть центральные моменты. Тогда по центральной предельной теореме...
- Ох, лучше бы Круциатусом, - заскулил этот позорный гуманитарий при виде первой формулы, - Милорд, я все понял... я со всем согласен...
Надо ли говорить, что через час этот неуч довольно бодро построил доверительный интервал для линейной функции нормально распределенных случайных величин, но в самом начале рассказа про распределение максимума сломался, запросил пощады и поставил мою статью в утренний выпуск, а я тем самым добился своей цели и попутно немного уменьшил человеческое невежество.

14 февраля 1969 года
Редактор «Прорицательской» оказался прав: моя программная статья действительно произвела эффект разорвавшейся бомбы, и теперь у меня вместо нескольких валентинок от студенток на столе несколько дюжин писем от эпатированных аристократов. И две дюжины валентинок.
Увидев такую реакцию, я даже в экстренном порядке собрал свою команду, чтобы проверить, читают ли они газеты. Розье не явился. Нотт отмалчивался и отвечал невпопад.
- Не хотите ли и вы уйти? – спросил я свою гвардию, после того как Нотт неожиданно «получил срочное письмо» и откланялся. Учитывая, что я был тринадцатым за столом, ассоциации у меня были богатые и немного богохульные.
- Учитель, к кому нам идти? – тут же отозвался Долохов, которого я ценю за начитанность. – В Аврорат, что ли? – и добавил уже доверительно: - Ты же знаешь, для тех, кто тебе письма пишет, я всегда останусь чужаком и выскочкой, что ты ни делай.
В этот момент мне в очередной раз пришло в голову, что, может, не на тех я сделал в свое время ставку. Может, и ну ее в качель, эту аристократию? Набрать бы молодой и талантливой грязнокровной шпаны да смести их с лица земли!
Впрочем, я и представить себе не мог, как я близок к этому, пока не вернулся в Хогвартс и не встретил Люциуса, слоняющегося под моей дверью.
- Я читал вашу статью, - сказал мне Люциус заговорщицким шепотом. – Мы с вами, милорд!
- Кто это мы? – спросил я, открывая дверь и пропуская Люциуса к себе.
- Это я, Белла, Раба, Тэд, Руди, Фрэнк и Алиса, Артур и Молли... – начал перечислять Люциус, и я стал нашаривать стул, чтобы присесть, а пока попросил его повторить последние два имени. Люциус понял подвох и немного замялся.
- Уизли и Прюэтт, - наконец повторил Люциус, хотя еще полтора года назад это были «чертов рыжий и его девка», а уж тон голоса у Люциуса изменился неузнаваемо.
Люциус перечислял еще несколько минут, и компания подбиралась пестрая: гриффиндорцы и хаффлпаффцы, грязнокровки и аристократы, потомки богатейших родов и сироты. Их всех объединяло только то, что они ходили на мои консультации, интересно, но очень по-разному мыслили и любили мои лекции, даже если предмет им иногда давался с трудом.
- И, безусловно, ваша компания уже как-то называется? – спросил я, примиряясь со своей ролью революционера и кумира магической молодежи.
- Рабочее название «Дети лорда Вольдеморта», - сообщил Люциус с усмешкой. – Белла, правда, возражает.
- И как она это аргументирует? – спросил я, и настал уже черед Люциуса смущаться: иной намек бывает смешным только пока остается намеком, а при требовании сказать то же начистоту оборачивается глупостью и дерзостью, чем изначально и являлся, скрываясь под юмором.
- Ну, она предлагает другое название, - пробормотал через минуту пристыженный Люциус, - то ли поедающие смерть, то ли выпивающие смерть... чернуха какая-то, Эдгара По начиталась.