26 мая 1969 года
Дамблдор, разумеется, не собирался и думать о том, чтобы прекратить предвзято ко мне относиться и винить меня во всех бедах, в которых он сам виноват. Помню, на втором курсе в его дежурство по школе нам с Эйвери не понравилась овсянка на завтрак... Впрочем, это длинная история, а на то, чтобы появиться у меня на пороге с обвинениями, у Дамблдора ушло всего две минуты. Я с удовольствием отметил, что правая рука у него почернела и сморщилась, словно обгорела, и, видимо, мое проклятие причиняло ему серьезные неудобства.
- Знаете что, Риддл! – вскричал Дамблдор с порога.
- Что? – заинтересованно спросил я. – Министерство дало школе грант на покупку реактивов? И вы пролили их себе на руку? А-я-яй, какая досада! Сколько реактивов пропало.
- Риддл, не валяйте дурака, - устало сказал Дамблдор тоном приговоренного к смерти. – Я прекрасно знаю вашу любовь к Темной Магии и проклятиям. Но использовать такие вещи в школе, среди детей...
- Ой, а давайте вы мне расскажете, как вы нарвались на мое проклятие? – с издевкой предложил я.
Дамблдор заметно смутился, и я отметил про себя, что нашкодившие школяры и нашкодившие директора удивительно похожи. Мысль эта была не ко времени, потому что у меня появилось добродушное желание взять Дамблдора за ухо, подвести его к своему столу и снять с него проклятие, предварительно выбранив.
- Я сделал глупость, - признался наконец нашкодивший директор даже без вразумления за ухо. – Не устоял перед искушением. Но если вы считаете, что за такой проступок студент достоин смерти!
«Вылитый Артур! – подумал я про себя, и мое добродушие приняло опасные для Темного Лорда размеры. – Только седой, а не рыжий. И какие-то мысли у него подростковые, мрачно-пафосные... Впрочем, стоп!»
- Дамблдор, вы что, серьезно думаете, что я вас убил? – спросил я удивленно.
Дамблдор просто и хладнокровно кивнул, словно речь шла о прогнозе погоды.
- Бросьте ваших глупостей и идите к мадам Помфри, - велел я. – Через неделю будете как новенький.
- Это смертельное проклятие, Риддл, - обиженно сказал Дамблдор, но я почувствовал, что у него словно камень с души свалился, и он вот-вот перейдет обратно к нравоучениям. – Я читал о нем в старинных манускриптах, которые вы, как всегда, высокомерно обошли вниманием...
- Вы читали в манускриптах, а я вывел характеристическую функцию, - оборвал я Дамблдора. – Чувствуете разницу?
Дамблдор посмотрел на меня ошарашенно. Теперь он был похож на школяра, явившегося на зачет не прочитав учебника.
- Не скрою, неделя неприятных ощущений вам гарантирована, - с удовольствием сказал я, - и надеюсь, что это отучит вас лазить в чужие журналы...
Дамблдор хотел что-то сказать, но в этот момент его руку всерьез припекло, и он прижал ее к животу, скрипнув зубами.
- Уходите! – скомандовал я, хватая Дамблдора за плечи и выпихивая его в коридор, пока мне в голову не пришла какая-нибудь благородная глупость.
Дамблдор покорно отвернулся и пошел прочь по коридору, старчески сутулясь и поддерживая здоровой рукой свою изуродованную руку.
- Дамблдор! – окликнул я его, злясь на самого себя за свое мягкосердечие. – Пообещайте мне, что больше так не будете и давайте сюда свою руку.

31 мая 1969 года
Мне, по всей видимости, так и не удалось убедить Дамблдора, что проклятие на классном журнале, даже сдобренное магией моего альтер эго, было несмертельным, и он залег в лазарет с неизвестным диагнозом. Некоторое время я крепился и мужественно выдерживал укоризненные взгляды Минервы и вздохи мадам Помфри, которые во всем почему-то винили меня, но сегодня утром я взял походную аптечку, стащил недостающие компоненты у Слагхорна и пошел в медицинское крыло.
Когда я пришел, проскользнув мимо прикорнувшей мадам Помфри, Дамблдор спал на спине, бледный и седой, хоть в мавзолей клади. Я устроился у окна и начал смешивать зелье в рассветной полутьме. За лесом вставало солнце, над озером клубился туман, а чертов Дамблдор лежал и даже во сне притворялся тяжело больным, чем действовал мне на нервы.
Зелье постепенно мутнело, и я хотел из хулиганства подкинуть туда морфия, чтобы Дамблдор не скучал, когда у меня за спиной раздался хлопок. Обернувшись на звук, я увидел эльфа с плошкой тошнотворного киселя в руке.
- Что это, Бэрримор? – шепотом спросил я.
- Овсянка, сэр! – с готовностью откликнулся эльф и протянул мне плошку.
- Ой, как скверно-то!
Эльф вопросительно повел ушами, и я отослал его взмахом руки, поскольку мне в голову пришла озорная мысль. Я взял плошку с овсянкой в левую руку, ложку в правую и присел на кровать к Дамблдору.
- Просыпайтесь, директор, - позвал я, зачерпнув овсянки и нацелив ложку на Дамблдора. – Пора кушать кашку.
- Доброе утро, Том, - спокойно ответил Дамблдор, открыв глаза. Все же старику не откажешь в самообладании: я-то думал, что вид Темного Лорда, который собирается кормить тебя кашкой, может порвать шаблон любому.
- Я же просил вас не называть меня этим именем, - огрызнулся я за неимением лучшего ответа.
- А я столько же раз говорил вам, что не собираюсь называть вас лордом Вольдемортом, - парировал Дамблдор и довольно проворно для умирающего завладел ложкой и овсянкой.
- Ну что вы, - скромно ответил я. – Простого «милорд» будет более чем достаточно.
- Я не Д’Артаньян, Риддл, - отозвался Дамблдор, с аппетитом уписывая свое варево, - а вы не Бэкингем.
- Да уж вы точно не Д’Артаньян, а как раз наоборот, - язвительно подтвердил я. – Впрочем, согласен на Риддла. Доедайте, буду спасать вас от самого себя.
Дамблдор некоторое время стучал ложкой по миске, по всей вероятности думая, как бы понять меня неправильно.
- Так в журнале тоже были вы, Риддл? – с не обещающим ничего хорошего интересом спросил Дамблдор. – Как же вам это удалось?
- Никакого «меня» там не было, - нагло соврал я, глядя Дамблдору в глаза, прямо как в благословенные школьные годы. – Я имел в виду, что заклятие действительно было несмертельным и я действительно его снял. А все ваши текущие беды – если вы их не выдумали, конечно, - только от того, что вы не поверили мне.
Дамблдор замолчал и по всей видимости надулся.
- Дамблдор, я не имею в виду, что вы перетрусили и угодили сюда с инфарктом, - с ядовитой улыбкой уверил я Дамблдора. – Впрочем, дайте руку, - я схватил Дамблдора за запястье и начал озабоченно считать его пульс.
- Заклинание, Риддл, - насмешливо подсказал Дамблдор.
- Помолчите ради Христа, - отмахнулся я.
- «Ради Мерлина», Риддл, - еще более весело сказал Дамблдор, и я понял, что он снова выиграл словесную дуэль.
- Что бы вам было не поделиться всей этой мудростью тридцать лет назад, - с сердцем сказал я, отходя к окну, и, к своему удивлению, попал Дамблдору в больное место.
- Послушайте, Риддл, - сказал Дамблдор почти покаянным тоном, - я действительно сожалею, что был тогда с вами невнимателен и резок. Я слишком поздно почувствовал ответственность за вашу судьбу, и, как бы напыщенно это ни звучало, теперь это мое постоянное бремя.
- Бросьте, Дамблдор, - отрезал я, возможно, более добродушно, чем следовало бы. – И не примазывайтесь к моей судьбе.
- И вы довольны своей судьбой? – тут же спросил Дамблдор, нагло пользуясь моим добродушием.
- Еще бы, - отозвался я от окна, яростно помешивая зелье. – Я же ее сам выбирал, а не маршировал в рай под конвоем.
- Ну бросьте, Риддл, - Дамблдор снова перешел на примирительный тон, - я бы хотел, чтобы вы забыли о нашем неудачном знакомстве.
- Нападение на мой классный журнал прикажете считать за жест доброй воли? – ехидно ввернул я.
- Считайте это признанием того, что мне не чужды ваши слабости, - нашелся Дамблдор. – Я признаю, что еще недавно я хотел бы, чтобы у меня была возможность заставить вас расплатиться за ваши представления, очень хотел бы...
- Скажите просто, что вы мне завидовали, - съехидничал я. – Я ведь успешный Темный Лорд, а вы простой школьный директор.
- Я ожидал этого предположения, - ухмыльнулся Дамблдор. – Правда, я думал, что вы скажете что-нибудь вроде «Величие порождает зависть, зависть рождает злобу, а злоба плодит ложь».
- Помилуйте, - я чуть не пролил зелье, потому что меня передернуло от дамблдоровского пафоса. – Мне за сорок, с чего я буду изъясняться как экзальтированная барышня?
- Не сердитесь, - попросил Дамблдор. – Давайте разопьем с вами мировую.
- Ну уж дудки! – возразил я, надвигаясь на Дамблдора со своим зельем и приходя в обычное для восьми утра педагогическое настроение. – Вы сейчас разопьете зелье, потому что мне вовсе не улыбается, чтобы из-за вашей липовой болезни Слагхорна назначили временным директором, а мне всучили временное деканство. А я пойду в Большой Зал и без вашей помощи разъем там две порции яичницы с беконом, потому что я из-за вас встал в несусветную рань.
- Яичницу с беконом! – приказал коварный Дамблдор, щелкнув пальцами, чтобы вызвать эльфа, но еще до того, как он успел это произнести, в палате появился всклоченный эльф безо всякой яичницы, который тут же бросился мне в ноги.
- Милорд! – возопил эльф, словно в религиозном экстазе обнимая мои ботинки, и я заметил, как Дамблдор удивленно взметнул брови. – Спаситель наш! Добрейший и справедливейший лорд Вольдеморт! – на этом месте Дамблдор открыл рот и забыл его закрыть, и я воспользовался этим, чтобы залить туда зелье. Дамблдор закашлялся, а я приготовился к очередной челобитной, гадая, какие беды мне сулит столь торжественное вступление.
- Милорд, - приступил к рассказу эльф, - мы сегодня готовили манную кашу с орехами и курагой, как вы посоветовали нам на той неделе, - в этом месте мне захотелось зажмуриться, потому что Дамблдор уже откашлялся, докончил зелье и с интересом слушал рассказ эльфа. – Милорд, без вашего мудрого руководства у нас ничего не получилось! В столовой теперь буза – они кидаются нашей манной кашей и двоим из наших уже подбили ей глаз.
- И чего же они требуют? – спросил я, предполагая, что в ответ на столь невообразимо испорченную манную кашу вполне можно потребовать массовых расстрелов и свержения конституционного строя.
- Они требуют кашу по-вольдемортовски, милорд!