31 июля 1969 года
Две мировые войны и Великая Депрессия неплохо прошлись по моему поколению, и историки потом будут долго ломать головы, почему первый набор в тайный орден, воевавший за сохранение традиций магической аристократии, состоял сплошь из шпаны и безотцовщины. Хотя ответ для пережившего наше интересное время достаточно прост: потому что у шпаны и безотцовщины не было ничего святого. Шпана просто хотела заработать, пусть даже и на чужих идеалах и традициях. И на текущий момент, если верить нашему казначею Мульсиберу, бывшая шпана в нашем лице неплохо надула всех подряд, включая аристократов, грязнокровок, бандитов, авроров и маггловскую полицию.
Впрочем, кое-что святое у нас было, конечно. Например, 31 июля всегда было для нас священным днем. Еще в школе, где бы мы ни были летом, мы всегда собирались 31 июля в доме у Мульсибера, чтобы поздравить его с днем рождения.
Мульсибер рос без отца, как и мы все, но среди нас у него единственного был простой уютный дом, в котором хозяйничала его мама, кругленькая добродушная женщина, ничего не знавшая о магии и вообще не принимавшая ее всерьез. Мама Мульсибера жила простой размеренной жизнью, но, как однажды справедливо заметил молодой Антон Долохов, «вряд ли кто-нибудь еще может похвастаться тем, что за один день дал Темному Лорду три пирожка, один подзатыльник и два фунта мелочью». А бессмертная фраза «Терпи, Вольдеморт, атаманом будешь»? А не менее крылатое «Молоко убежало, а Обливейт виноват?» В общем, всякий раз, когда я вспоминаю о маме Мульсибера, меня пробивает слеза и одолевает желание поставить ей при жизни памятник из чистого золота.
Мульсибер-сын был вполне достоен своей мамочки: внешне ленивый и инертный, он обладал живым острым умом и олимпийским спокойствием. Как сейчас помню случай, когда я, воодушевленный своей идеей создания тайного общества имени наследника Слизерина (то есть меня), пришел с этой идеей домой к Мульсиберу. Разумеется, тетя Ирма тут же накормила наследника древнего рода и почти что короля в изгнании (то есть меня) булочками с сахарным крестом и напоила чаем до испарины, но потом мы с Мульсибером остались одни. Марти спокойно выслушал меня, утонув в своем огромном квадратном кресле и ничего не сказал. Спустя минуту, правда, он немного приподнялся в кресле и начал крутить своей большой головой, похожий на сову, высунувшуюся из дупла.
- Точно, наследник, - сказал наконец Мульсибер, остановившись взглядом на следах на полу. – Только пришел – уже наследил. Убери.
Но не успел я как следует вскипеть и заявить Мульсиберу, что я не собираюсь в Пасху вооружаться шваброй и драить полы в его доме, как он ловко извлек палочку откуда-то из себя и убрал мои следы одним взмахом. Чем остроумно и необидно доказал мне моими же мыслями про швабру, что я такой же маггл, как и он, а никакой не наследник Слизерина.
Мульсибер, как и все мы, выросшие среди магглов, куда комфортнее чувствовал себя в маггловском мире. В этом же мире он нашел себе и жену, такую же кругленькую маггловскую женщину, как его мама, столь же крепко стоящую на ногах и домовитую. Именно поэтому утро 31 июля 1969 года великому и ужасному Темному Лорду (то есть мне) пришлось провести в окружении марципанных ангелочков, розовых ленточек и аккуратненьких трюфелечков, сложенных горочками.
- С новорожденным, Патрисия! – сказал я, когда жена Мульсибера открыла мне дверь, и протянул ей сразу две коробки от ее любимого шоколадника, рассчитывая под их прикрытием проскользнуть в столовую.
- Ой, Риддл, ну брось ты, - просияла Патрисия, но бдительности не утратила. – Куда по ковру! Ботинки сними!
- Я аппарировал, - соврал я.
- Ничего не знаю, сними ботинки!
Расставаться с ботинками в доме Мульсибера мне всегда не по нутру, потому что вместо них предлагаются тапочки: розовые зайчики и леопардовые котята. Марти ленив, и Патрисия всегда покупает гостевые тапочки на свой вкус. А если ее тапочки трансфигурировать, Патрисия обижается и считает, что ты их невозвратно испортил. Рассказы о магии, фокусы и математические выкладки ее ничуть не убеждают, потому что, как рачительная хозяйка, она придерживается правила, что латаное никогда не станет как новое. Магия магией, а после сорока я и сам начал постепенно проникаться мудростью Патрисии...
- Риддл, не балуй, - вступила от окна мама Мульсибера, оторвавшись от вязания, и мне пришлось расстаться с ботинками.
- Опять у тебя носок рваный, - посетовала тетя Ирма, окинув меня мимолетным взглядом. – Риддл, когда ты женишься?
- Скоро, - неосторожно отговорился я, критически рассматривая выборку пушистеньких тапочек и с ужасом представляя себе их генеральную совокупность. В этот момент рядом с домом взвизгнули шины, и я едва успел отойти от двери, в которую почти сразу же влетел Долохов.
- Привет, Пат, - поздоровался Долохов, извлекая из-за спины огромный букет, - привет, балбес! Тетя Ирма, мое почтение! – Долохов направился к маме Мульсибера, но тут же был остановлен привычным «Сними ботинки!»
- Я на машине, - попытался отмазаться Долохов, который лучше меня владел мужскими маггловскими отговорками. – И я без носков.
Патрисия критические посмотрела на ноги Долохова, обутые в мокасины на босу ногу.
- Это этикет, - пояснил Долохов. – Правда. Мокасины носят без носков.
- Это не этикет, а отсутствие чистых носков, - разоблачила Долохова проницательная тетя Ирма.
- Антон, ну когда ты женишься? – сокрушенно покачала головой Патрисия. – Риддл вот женится.
- Риддл женится? – просиял Долохов, чуя источник шуточек на ближайшие две недели. – Ребята, Марти, вы где? Риддл женится!
Вот за это я люблю гостеприимный дом Мульсиберов.

31 июля 1969 года
За столом Долохов тут же занял место тамады и с педантизмом жреца повел застолье по своим восточным дорожкам. Тост за именинника, за гостей, за родителей именинника, тосты за друзей и соседей, тост за тех, кто в море... Долохова в такие моменты перебивать нельзя – даже мне проще выпить за своих родителей, чем с ним спорить. Однажды я попробовал воспротивиться, и Долохов на меня затаил. Вида он не показал, но когда все, включая меня, наконец напились, рассказал притчу о материнском сердце, да так, что я обрыдался. Весь праздник испортил, зараза.
Наконец Долохов выпил за дом юбиляра и перешел к произвольной программе.
- Милорд, выскажись, - пьяно разведя руками, предложил Долохов. – Ты у нас самый красноречивый.
Я поднялся с бокалом в руках, оглядывая свою школьную банду, в нетрезвом виде и в роскошной обстановке мульсиберовского дома похожую на революционных матросов в Зимнем. И это навело меня на совершенно противоположную мысль.
- Друзья, - сказал я с улыбкой. – Я хочу рассказать вам три истории, в которых наш добрейший Мульсибер явил примечательную стойкость. Первая история произошла давным-давно, когда мы еще учились на первом курсе и даже не успели еще отлупить Абраксаса Малфоя, накрыв его ночью одеялом, чтобы он не бычил на наших, - в этом месте Долохов прервал меня фырканьем, а Эйвери картинно посмотрел в сторону, показывая, что он тут ни при чем.
- В день перед отъездом на каникулы малыш Марти встал ни свет, ни заря, - продолжал я, - вымылся, вычистился, причесался, одел чистую и разглаженную до хруста мантию. И вот в таком виде он спустился вниз и столкнулся с Малфоем. Разумеется, Малфой тут же спросил его, чего он так вырядился. В ответ Марти посмотрел на Малфоя как на идиотика и напомнил ему, что сегодня день рождения Короля Георга, - краем глаза я заметил, что Мульсибер немного смутился, но Долохов хлопнул его по плечу, а Эйвери выразил ему свое одобрение маггловским жестом. – Малфой некоторое время осмысливал эту информацию, а потом спросил с наглой усмешечкой: «Мульсибер, а Король что, маггл?» «А хочешь, я тебе в глаз дам?» - с похоронной серьезностью предложил Мульсибер, и Малфой не нашелся, что ответить.
Ребята расхохотались, и развалившийся в стуле кругленький Мульсибер добродушно махнул на них своей пухлой рукой, казавшейся короткой на фоне его обширного живота.
- Вторая история, - продолжил я после того, как веселье по поводу Мульсибера, грозы хулиганов, стихло, - относится к годам, когда уже возник наш рыцарский орден. К Мульсиберу тогда приступил известный вам всем бес-искуситель Антон Долохов, - Долохов привстал и раскланялся, - и спросил его, как он относится к установлению монархии в магическом мире. Мульсибер относился в принципе положительно, и Долохов смеха ради, - Долохов в ответ на это выкатил глаза и отрицательно замотал головой, - предложил меня. «Королевская особа должна быть неприкосновенна и величественна, - ответил на это Мульсибер. – А Риддл обормот, я ему в третьем классе вот такой фингал посадил».
Мои друзья снова расхохотались и полезли поздравлять Мульсибера с моим фингалом, а Мульсибер пытался прорваться через них ко мне и объяснить мне, что он меня уважает.
- Тихо вы, - строго сказал я. – Третья история случилась не так давно, когда Марти стал уже совсем взрослым. Он был давно женат, уже купил свой дом и оброс антиквариатом и жирком, - Мульсибер гордо обвел нас всех взглядом и хлопнул себя по пузу. – И вот одним весенним утром я узнал, что на Мульсибера уже выписан ордер на арест. Я предложил ему бежать в Швейцарию, Долохов обещал помочь с паспортом. Но, чтобы избежать экстрадиции, Мульсибер должен был отказаться от английского гражданства. «Я родился подданным Короны, и подданным Короны я умру», - торжественно ответил мне Мульсибер.
За столом воцарилась серьезная и мрачная тишина. В отличие от предыдущих историй, эту историю все слышали в первый раз, хотя прекрасно помнили, как три года назад наш милый домашний Мульсибер сидел в маггловской тюрьме, и как мы по очереди ночевали у него в гостиной, чтобы поддержать Патрисию.
- Мульсибер был арестован. Шестьдесят семь дней он сидел в тюрьме, а потом мы смогли его вытащить, взяв тюрьму штурмом, - я непроизвольно потер свой шрам на месте левой брови, и бросил взгляд на левую руку Эйвери, которая неестественно прямо лежала на столе: Эйвери по-прежнему трудно сгибать ее в локте. – Когда я спросил его, почему он не уехал, когда мог, Мульсибер сказал: «Я могу быть беглецом в своей стране, но никогда не отрекусь от своей Королевы».
- Если ты думаешь, Марти, что сейчас я буду пить за тебя, ты ошибаешься, - сказал я Мульсиберу в нависшей тишине. – Я пью за память Короля Георга и за здоровье Королевы Елизаветы!
Растроганный Мульсибер со слезами на глазах поднялся мне навстречу, и даже его грузная фигура в этот момент стала мощной и монументальной. Вслед за ним неожиданно для меня поднялся почти протрезвевший Долохов, также торжественно поднялся крепыш Эйвери, рядом с ним, плечом к плечу, встал молчаливый Руквуд, мигом стряхнувший с себя привычную сутулость.
Под звон бокалов богемского стекла мне неожиданно подумалось, что нам всем не повезло родиться слишком поздно и наблюдать Вторую Мировую только со стороны. Может статься, что, родись мы на пять лет раньше, с нашим авантюризмом, везением и талантами мы бы сейчас пили за здоровье Королевы хоть и не из антикварных бокалов, но зато в орденах и генеральских мундирах. И – чем черт не шутит – лорда Гриндельвальда тогда мог бы скрутить не Дамблдор, а десантный отряд Королевских ВВС под командованием майора Долохова. Все-таки Старшая палочка Старшей палочкой, а Долохов на парашюте и с автоматом на груди – это еще более сильное колдунство.