15 ноября 1969 года
Сегодня я набрался наглости и явился на собрание директоров, посвященное Турниру, рассудив, что Дамблдор, как участвующий в Турнире вне конкурса, на это собрание приходить не должен, а потому не решится.
Мои коллеги из Дурмштранга и Шармбатона тоже вряд ли рассчитывали увидеть Дамблдора, но еще меньше они рассчитывали увидеть меня.
- Добрый вечер, - учтиво поздоровался я, садясь за стол и сразу завладевая пергаментом с описанием первого задания.
- Чем обязаны, милорд? – холодно и надменно проговорил Цепеш, директор Дурмштранга, и мне вдруг захотелось сбить с него его аристократическую спесь.
- Обязаны? – переспросил я. – Еще как обязаны! Вот вы, например, у меня денег на кремацию мамы занимали, а мама-то жива!
На самом деле Цепеш занимал у нашей организации, через Долохова, несколько противозаконных вещей для курса Темных Искусств, и две дюжины инфернов для ремонта и охраны одного семейного склепа, о чем он и попытался было возразить, но вовремя вспомнил, что в Британии за это можно надолго сесть, смешался и промолчал.
- Послушайте, Вольдемар, - вступила французская директриса, и я немедленно решил, что отплачу ей за такое обращение, - я требую, чтобы вы объяснились...
- Видите ли, Петро... – прервал я ее, не отрываясь от чтения пергамента.
- Мое имя Мак-сим! – отчеканила француженка. – Потрудитесь запомнить: Мак-сим!
- Видите ли, Мак, - «поправился» я, и француженка задохнулась от возмущения. – Видите ли, Сим?
К этому моменту я успел и повеселиться, и прочитать все, что меня интересовало, а потому рассчитывал удалиться, прежде чем мои коллеги начнут возмущаться моими манерами. Высиживать все собрание и заниматься оргвопросами у меня не было никакого настроения, а на тот случай, если коллеги совсем разобидятся на мои шутки, у меня всегда был Долохов, который и бумаги украдет, и сам отмажется – скажет, апельсины приносил.
Я уже даже приподнялся со стула, чтобы тихонько улизнуть, когда в комнату вошла МакГонагалл.
- Том! – с негодованием воскликнула МакГонагалл, понимая, что она опоздала.
- Минни! – с небывалой радостью воскликнул я, и Минерва растерялась, как это всегда и бывало в школьные годы, когда она ловила меня в ночных коридорах Хогвартса, а я всегда умудрялся ее ошарашить, надуть и ускользнуть без последствий для себя.
- А что это ты здесь делаешь? – перешел я в наступление.
- А я декан Гриффиндора! – неожиданно поведала мне Минерва.
- А я Темный Лорд, - скромно сказал я, зная, что Минерве сильно не нравится моя дурная слава, и отмечая про себя, что она по-прежнему довольно хорошенькая, когда сердится. – И что теперь?
- А то, что в Турнире участвует член моего факультета! – заявила Минерва, и я услышал, как за моей спиной неожиданно фыркнул Цепеш. Безусловно, мысленный образ крошки Дамблдора, в красно-желтом галстучке и школьной мантии, с ранцем за одним плечом и с бородой за другим способен тронуть любое сердце.
- То есть ты сама признаешься, что ты лицо, близкое к Дамблдору? – уточнил я и заметил, что Минерва заметно смутилась. – Тогда тебе ни под каким видом нельзя участвовать в обсуждении Турнира, - и я огорченно и осуждающе помотал головой.
- А ты!... – в негодовании вскричала Минерва, и я понял, что мой роман с Беллой – давно уже секрет Полишинеля. Информация в нашем крепком педагогическом коллективе поставлена хорошо.
К счастью, в этот момент дверь комнаты снова открылась, и я был спасен от разоблачения в растлении и соблазнении появлением Слагхорна. Слагхорн зорким глазом педагога быстро понял, что на заседании организаторов Турнира творятся буза и безобразия, вычислил зачинщика, то есть меня, тяжело вздохнул, бросив на меня усталый учительский взгляд, и прошел к столу.
- Представлять Хогвартс на заседании буду я, - объявил Слагхорн. – Том, Минерва, марш по койкам!
- Но позвольте, - наконец очнулась мадам Максим, - вот уже третий человек утверждает, что законным представителем Хогвартса является именно он...
- Я ничего такого не утверждал, - не смог отказать себе в удовольствии я.
И тогда Слагхорн нас удивил. Он просунул руку в складки мантии и извлек на свет настоящие верительные грамоты, подписанные еще Диппетом. Грамоты утверждали Слагхорна как законного представителя Хогвартса в тех случаях, когда директор не сможет исполнять эту роль. Вероятно, об этих грамотах не знал до этого никто, включая, возможно, и Дамблдора, потому что меньше всего Слагхорн любит брать на себя ответственность и выполнять чужую работу.
Пока Цепеш и мадам Максим изучали верительные грамоты Слагхорна, он встал со своего места и подошел к нам.
- Брысь отсюда, смутьяны, - негромко сказал нам Слагхорн, пользуясь своим правом любимого учителя. – И смотрите в коридоре не подеритесь.

22 ноября 1969 года
За прошедшую со дня моего выступления на заседании директоров неделю мы с Минервой успели поссориться и помириться, и поэтому сегодня я воспользовался выходным и пошел для нее за опытным материалом. Минерва, как оказалось, все это время мужественно изучала свойства оператора затролливания и даже затроллила саму себя и подтвердила опытным путем, что затролленный анимаг утрачивает свои анимагические способности. На очереди были оборотни, и Минерва уже разработала модификацию оператора, которая, по крайней мере в теории, действовала на протяжении всего полнолуния и сохраняла оборотню человеческий облик. Оставалось только найти оборотня, и желательно покрепче, потому что мало ли что Минерва напутала в доказательстве. Я не читал – меня обуяла жажда действия.
Повинуясь этой жажде, я аппарировал в лес, в котором, по моим сведениям, собирались в полнолуние оборотни, и отправился бродить по тропинкам. Осень в этом году выдалась теплая, и багровая и темно-золотая листва все еще держалась на деревьях. Рядом с тропинкой доцветал шиповник и зацветала жимолость. Я чувствовал себя попавшим в пастораль Боккаччо и был готов скорее поверить в существование нимф, чем в существование в этом лесу оборотней.
В странствиях по лесу я бесполезно провел более часа, так и не встретив ни одного оборотня, и даже подумывал о том, чтобы надеть на себя красную шапочку в качестве приманки, когда услышал за спиной крадущиеся шаги.
- Добрый день, - вежливо сказал я, поворачиваясь навстречу здоровенному детине с дикими несытыми глазами. – Вам очень не повезло. Стойте на месте, руки ладонями вперед. Будет проще, если вы сами себя оглушите.
Оборотень был немного ошарашен таким спокойным и непочтительным обращением, но все еще не был готов отказаться от своей роли охотника.
- Ты знаешь, кто я такой? – спросил оборотень деланым замогильным голосом.
- Ты идиот, - ответил я, все еще не вынимая палочку. – А я лорд Вольдеморт. Приятно познакомиться.
Вероятно, мой собеседник не поверил, что скромный странник в маггловской одежде и стоптанных ботинках может иметь такое громкое имя, и в ответ на оскорбление бросился на меня, оскалив зубы. Впрочем, бросился он как-то странно и неловко, и тут же получил встречный по печени и попутный по затылку.
Увидев, что мой оппонент еще пытается подняться, я все же вынул палочку и обездвижил его, рассудив, что Минерва вряд ли обрадуется подопытному с выбитыми зубами или сломанной рукой и даже, неблагодарная, может начать меня ругать. На днях мне, кстати, снился сон, что я захватил власть в магической Британии, сижу на импровизированном троне, обитом кожей министерских бюрократов, и думаю, как я буду управляться с таким количеством безграмотных волшебников, которые теперь попали под мою власть, если и с тремя сотнями хогвартсовских балбесов сладить не всегда получается. И тут в мои королевские покои врывается Минерва, начинает меня распекать и совестить, а Долохов стоит рядом, смеется над нами обоими и подначивает нас подраться. Ну его на фиг становиться диктатором с такими друзьями.
Размышляя таким образом о нелегкой судьбе Темного Лорда, я упаковал подопытного, вызвал из Хогвартса эльфа, выслушал очередные славословия «добрейшему лорду Вольдеморту» (очевидно, бездыханное тело на земле нисколько не опровергает мнение эльфийского народа о моей ангельской кротости) и с помощью эльфа доставил подопытного в комнаты Минервы.
- Вот, - лаконично сказал я, пошевелив носком ботинка тело оборотня на полу.
- Что вот?! – тут же вспыхнула Минерва. – Как ты вообще смеешь втягивать меня в свою уголовщину? И ты надеешься, что я...
- Это оборотень, - напомнил я. – Помнишь, мы договаривались? Он, кстати, злобный, пытался меня укусить.
- Ты в порядке? – неожиданно участливо спросила меня Минерва.
- А с чего мне быть не в порядке?
- Покажи, куда он тебя укусил, - потребовала Минерва, подходя ко мне почти вплотную, чем напомнила мне один случай из школьных лет, когда мы с Эйвери полетели в самоволку в Эдинбург, выпили там и погуляли, а на обратном пути я влетел в какие-то ветки и разодрал себе руку, а потом, в довершение всего, нарвался в ночном коридоре на дежурную МакГонагалл. Тогда я показал ей свою располосованную руку и наврал ей, что на Эйвери напал Хагридов акромантул, а я Эйвери геройски спас, вступив с акромантулом в рукопашную. Помню, моя история тогда всерьез тронула романтичное девичье сердце, и потом... впрочем, неважно, я только к тому, что Минерва всегда была немного легковерна (чем я теперь объясняю ее привязанность к Дамблдору), но зато добра и участлива.
- Да никуда он меня не укусил, - ответил я. – Впрочем, спасибо за заботу. И давай поскорее начинать опыт – луна скоро взойдет.
Минерва бросила взгляд на лунный календарь на стене, призвала со стола пергамент и взмахнула палочкой. Я на всякий случай накрыл ее Протего, хотя наш оборотень по-прежнему лежал обездвиженный.
Заклинание заняло достаточно много времени, и я уже начал было думать, что Минерва что-то напутала или просто разложила в ряд, чтобы не искать аналитическое решение. Интересно было бы, кстати, посмотреть на оборотня, который не оборотень с точностью до четвертого порядка. Но наконец Минерва закончила с заклинанием, и мы сели ждать восхода луны.
К счастью, погода стояла ясная, и вскоре над холмами показалась луна. Ее луч проник в окно Минервы и пополз по полу к нашему пленнику. Я улыбнулся и снял с оборотня обездвиживающее заклинание.
В первые секунды, оборотень, до тех пор пролежавший без движения почти час, даже не понял, что он свободен. Но как только он осознал, что путы сняты, он сразу же прыгнул в лунный луч и взглянул на нас с торжествующей злобой, ожидая превращения.
Но превращения не произошло. Оборотень еще минуту постоял в лунном луче в неестественной позе, а потом поднял глаза и недоверчиво посмотрел на луну.
- Так-то, дружок, - сказал я, поднимаясь с места. – Функан – это очень сильное колдунство.

23 ноября 1969 года
Я оставил Минерву наблюдать за оборотнем и даже успел поужинать, поработать и лечь спать, когда меня разбудил яркий голубой свет, исходящий от призрачной кошки.
- Том, - сказала кошка голосом Минервы. – Подойди ко мне.
Спросонок мне представилось, что заклятие Минервы перестало действовать куда раньше, чем было рассчитано, и она теперь отбивается от оборотня, потеряв палочку и баррикадируюясь мебелью в спальне, поэтому я поспешно призвал эльфа (что могла бы сделать и она, попади она в такую неприятную ситуацию) и приказал перенести меня к Минерве.
Минерва действительно была в своей спальне, как и положено быть в такой час, но я понял, почему ей не спалось – оборотень в соседней комнате вздыхал и жалобно тянул арестантские песни. «Наколи алеющий закат, - со слезой в голосе выводил наш оборотень, - розу за колючей ржавой проволкой...»
- Том, по-моему, мы неправы, - с сомнением сказала Минерва, и я в очередной раз подивился уровню правосознания магического населения. По маггловским законам мы с ней наработали уже лет на семь, по статье «Похищение человека по предварительному сговору». Помню, в наши первые школьные годы Эйвери все удивлялся: порежешь маггла – минимум два года, порежешь волшебника – свалишь на какую-нибудь сектумсемпру и всего два наряда вне очереди. Ехидный Мульсибер даже выводил из такого соотношения цен, что маги низшая раса.
- Наука требует жертв, - твердо возразил я, но, увидев на лице Минервы чересчур человеколюбивое выражение, которое обычно предшествует совершению ей разных благоглупостей, пообещал ей разобраться.
- Что, тошно, брат? – спросил я оборотня, появляясь в гостиной. – Тебя как звать?
Оборотень поднял голову и хотел на меня окрыситься, но не смог даже скорчить сердитую гримасу и подавленно опустил глаза.
- Фенрир Грейбек, - неохотно ответил он упавшим голосом.
- А меня Черная Молния, вождь апачей, - не удержался я. – Как на самом-то деле?
- Джефф Поуп, - сознался наш романтичный оборотень. – Расколдуй ты меня, гражданин начальник. Нет больше мочи моей. Вытянула из меня эта луна всю душу. Раньше луна для меня свободой была, вольницей моей, охотой и волчьим бегом. А теперь ничего не осталось, только пустота и тоска. – оборотень помолчал и тихо пробормотал: - И стыдно.
- Ну и что ты такого натворил, - поинтересовался я, незаметно применяя легилименцию, - что тебе теперь в человеческом обличьи жить невмоготу? С зачислением в Хогвартс тебя, конечно, прокатили, но живешь ты, как я вижу, нормально, на заправке работаешь, бензин приворовываешь. Теперь еще лучше жить будешь, а то что это за жизнь – отоспался, на работу, полнолуние, отоспался, на работу, полнолуние...
Услышав в очередной раз про полнолуние, Грейбек вцепился себе пальцами в лицо и страшно завыл на вдохе.
- Шакал я паршивый! – простонал он и сделал попытку убиться о подоконник. – Паршивый шакал!
- Ну-ну, - попытался урезонить я оборотня, ловя его в полете к подоконнику и водворяя на место. – Культурный нашелся. Небось, когда бензин ослиной мочой разбавлял – не был тогда паршивым?
- То бензин, - прорыдал Грейбек. – А то дети.
И в этот момент в его сознании наконец рухнул ментальный блок, который он, как наделенный стихийной магией, инстинктивно создал после моего вторжения. Я увидел слезы и услышал плач детей, увидел окровавленную руку моего ученика Рема Люпина и запомнил много такого, что теперь хотел бы забыть.
- Сдать бы тебя в Азкабан, - с сердцем сказал я. – Чтобы твоя проклятая луна светила там тебе триста шестьдесят пять дней в году. Но ничего! Я еще придумаю тебе наказание.
С этими словами я повернулся к двери и вышел от Минервы, даже забыв рассказать ей о том, что если мы с ней наработали лет на семь, то наш арестант наработал минимум на три пожизненных. Меня ждал Рем Люпин, а его ждала новая счастливая жизнь.