Темно. Темно, что б их всех разорвало!
- Э… Ты в порядке, Сирил?
- Да чтоб ты провалился, ведьмино отродье!
- Не бойся, всё пройдёт! Это ненадолго.
Какая разница – надолго он лишился зрения или ненадолго, Сирил понять мог с трудом. Проклятье, ничего не видно сейчас, именно сейчас, да и голод отступать не собирается! Проклятый огонь. Проклятые тролли. Проклятое ведьмино отродье, не смотрящее, куда бьют его заклинания!
Нет, конечно, Сирил, будучи командиром отряда, весьма ценил попытку Ганна защитить его от удара дубиной, вот только разве обязательно было для этого применять огненную вспышку, достаточно яркую для того, чтобы в поле зрения остались лишь странные чёрные круги и фиолетовые пятна?!
- Я ничего не боюсь. Меня раздражает то, что мы напрасно тратим здесь время.
- Предлагаешь нам идти дальше? – судя по голосу, на полном серьёзе поинтересовался Ганнаэв, - Нет, я не сомневаюсь в твоих боевых навыках, но не помню, чтобы тебе до этого доводилось сражаться, будучи ослеплённым.
- Доводилось, представь себе, - буркнул Сирил, всеми силами пытаясь отогнать назойливые мысли. А эти самые мысли, точно надоедливые мухи, упорно пытались убедить его в том, что слепота не пройдёт, и что теперь темнота не отступит уже никогда. От противного ощущения беспомощности и лёгкого страха сердце бешено колотилось, но юноша-дроу всеми силами старался своих эмоций не демонстрировать. Показать другим свою слабость означает подставить свою спину под удар – этот урок Сирил хорошо запомнил.
- Тогда, когда ты потерял глаз?
Сирил скрежетнул зубами, жалея, что вряд ли остальная часть отряда оценит, если ему придётся прикончить проклятое ведьмино отродье. Он что, не может хоть раз подумать о том, что не всем нравится, когда им в душу лезут, да ещё и начинают там ковыряться?!
- Если и так, то тебе какое дело?!
- И тебя никто не смог вылечить?.. – задумчивость этого голоса раздражает. Он что, издевается?! Страх становится всё сильнее. Всплывают в голове воспоминания о том, что случилось у Родника Старого Филина…
Бой с орком, один на один. Рана, рассекающая левую половину лица. Конечно, кому-то могло бы показаться несомненной удачей то, что тот орк вообще не раскроил Сирилу череп, но этот поганый кто-то никогда не ощущал, как течёт по ладони его собственный лопнувший глаз, и как весь мир приобретает жаркий и пульсирующий алый оттенок. Когда кровь течёт и в уцелевший глаз, и когда единственный способ не ослепнуть – зажмуриться, чего в бою нельзя делать никоим образом.
- Если бы кто-то мог, думаешь, я бы ходил с этой повязкой?! – огрызнулся Сирил, молясь, чтобы поскорее вернулись Каэлин и Окку. Последняя решила набрать в лесу хвороста и развести костёр, чтобы согреться на время вынужденного ожидания, а дух-медведь отправился её сопровождать: всё-таки лес Эшенвуд был не самым благоприятным местом для прогулок в одиночестве. Конечно, Голубка далеко не безобидная птичка, но всё же… Хех, прямо ирония вышла.
- Позволь взглянуть.
Рука не дожидающегося разрешения Ганна скользнула по затылку, развязывая узел закреплённой на глазу повязки, и Сирил не преминул возмутиться:
- Ты что, ума лишился?! Убери руки!
Непривычное ощущение. Сколько уже времени Сирил почти и не снимал повязку?.. Он точно не мог сказать.
- Похоже, и впрямь безнадёжно.
- Тебе не надоело?! – Сирил окончательно потерял терпение, - Я же тебе не напоминаю при каждом удобном случае, что тебя бросили родители, что ты урод, каких свет не видывал, что там ещё?!
- Почему же урод? – из темноты звучит смех, - Знаешь, десятки девушек с тобой не согласны.
Сирил промолчал, надеясь, что его оставят в покое. Но нет – Ганн продолжал говорить:
- Ты напоминаешь мне маленького волчонка, Сирил. Такого, что первый раз в жизни выбрался из логова, ещё не зная окружающего мира и надеясь, что его грозный оскал отпугнёт кого угодно, когда на деле он не напугает и человеческое дитя, вздумавшее волчонка погладить.
- А ты, стало быть, решил побыть тем самым ребёнком, что пытается погладить волчонка? – усмехнулся Сирил, понимая, что разговор лучше закончить – и чем скорее, тем лучше.
- Скорее, успокоить. Чтобы этот волчонок понял, что не нужно скалиться на тех, кто с ним на одной стороне…
Прохладные пальцы скользят по щеке, очерчивая старый, давно заросший шрам, края пустой глазницы… Боли уже нет, всё давно зажило, но к горлу подступает комок. И этот страх, будь он трижды неладен… Откуда это чувство?! Усталость. Желание прижаться к кому-то, кто поймёт, успокоит… Всеми силами подавлял Сирил эти чувства, не давая ни единому мускулу на лице дрогнуть.
- Не бойся, - звуки чужого голоса доносятся из всё никак не желающей рассеиваться тьмы, - Ты будешь видеть. Ты не ослепнешь окончательно.
Комок в горле становится всё больше.
- Ганн, уйди.
- С чего бы вдруг? Я не хочу уходить. Да и ты не хочешь, чтобы я ушёл.
- Оставь меня, я… - с губ срывается сухой всхлип. Сирил готов был убить самого себя за подобную слабость. Чтобы он снова позволял кому-то приблизиться?! Немыслимо. Никогда больше…
- Ты ведь просто боишься, Сирил.
- Я не боюсь.
- Боишься, как и любой из нас, - жёсткая, натёртая древком копья до мозолей ладонь скользит по щеке, затем вниз – по шее, и Сирил невольно приподнимает голову. Сейчас мучительно хочется открыть глаза, увидеть… Но темнота не собирается размыкаться.
- Я бы даже сказал, что ты боишься сильнее, чем любой из нас. Мы боимся лишь врагов, а ты – тебя пугает всё, что тебя окружает.
- Я не трус.
Рука скользит по плечу:
- Охотно верю. Но быть трусом и бояться – две разные вещи. Страх живёт в душе каждого, но одни умеют его преодолевать, а другие – нет. Ты умеешь, но иногда стоит и довериться кому-то.
- Если подпустить кого-то слишком близко, - Сирил пытается говорить уверенно, - этому «кому-то» будет удобнее втыкать тебе кинжал между лопаток.
- Те, кто не верит в людей, верят в богов. Те, кто не верит в богов, верят в людей. Есть те, кто верит и в то, и в другое. Но те, кто не верит ни тем, ни другим, просто не живёт.
- Кто бы говорил.
Быстрое движение – и не успевший среагировать Сирил понял, что его обнимают. Обнимают крепко, но вместе с тем невыносимо нежно. Тепло.
- Я готов верить тебе, Сирил. Если только ты поверишь мне.
Тепло не даёт покоя. Юноша-дроу никогда не помнил, чтобы его обнимали вот так, пытаясь согреть и успокоить, будто дитя. Даже тот человек, которого он любил, дарил лишь грубые, крепкие объятия, от которых готовы были треснуть сдавленные рёбра. Сейчас… по-другому.
- Ты дрожишь, Сирил.
- Ничего подобного.
- Не ври.
Едва ощутимый запах чужих волос, слегка щекочущих лицо. Вот интересно, ему эти волосы во время боя не мешают? Хоть бы в хвост их собирал, что ли…
Лёгкий поцелуй в висок, и сердце пропускает один удар. Проклятье всех богов разом… Почему опять?! Почему именно он, Сирил Э’лин, должен был влюбиться снова?! Разве мало было одной боли, одного предательства?!
- Я клянусь, что пойду за тобой до конца.
Сирил закусил губу, прижимаясь к груди Ганна. Тепло. Ощущение чужого дыхания, размеренный, уверенный стук сердца в груди зеленоглазого юноши. Тепло снаружи, даже в такой холод, и тепло где-то внутри, у самого сердца. Может, эта клятва и ложна, как и многие другие, но в неё хочется верить…
Медленные поглаживания по спине. Так гладят плачущего ребёнка, чтобы успокоить его. Оттого, что ничего не разглядеть, чужие прикосновения ощущаются особенно остро.
- Как думаешь, скоро вернутся остальные? – попытался восстановить отчего-то сбившееся дыхание Сирил. Ганн усмехнулся:
- Надеюсь, не скоро.
Эта фраза остаётся загадкой ровно до тех пор, пока чужие пальцы не пытаются расстегнуть кожаную куртку, забраться под неё, погладить…
- Ты сдурел?! Здесь холодно вообще-то…
Жёсткие пальцы скользят по прохладной, ставшей слишком чувствительной коже. С губ Сирила невольно сорвался короткий стон:
- Прекрати. Не здесь же…
- То есть то, что я делаю, тебя устраивает? – этот хрипловатый шёпот прямо над ухом заставляет тело содрогнуться от странного предвкушения. Неуверенный кивок. Чужое дыхание на губах. Поцелуй.
Сирил уже почти забыл, каково это – когда кто-то тебя целует. Но таких поцелуев – уверенных, но нежных – он прежде и не ощущал. Совсем не похоже на грубые укусы до крови. Без боли. Жар чужого тела почти невыносим. Почему опять? Хочется умолять о чём-то большем. Жаль, обстановка не располагает…
- Будь ты проклят, ты… - слова Сирила бесцеремонно прерывает очередной жадный поцелуй. Жарко. Пальцы зарываются в белоснежные волосы юноши-дроу, аккуратно перебирая, гладя…
- Я бы предпочёл услышать «Я люблю тебя», - с лёгкой усмешкой звучит из темноты, постепенно начинающей рассеиваться. Интересно, когда уже зрение полностью вернётся? Хочется увидеть лицо проклятого ведьминого отродья. Хочется заглянуть в эти вечно насмешливые зелёные глаза…
- Не надейся. Не хочу лгать.
- Тогда зачем лжёшь? Я ведь вижу правду.
Невольная улыбка мелькает на губах Сирила – и тут же исчезает: он не считает нужным демонстрировать свои эмоции постоянно и предпочитает просто потянуться за новым поцелуем, полностью отдаваясь захлёстывающим жарким ощущениям, давно сдерживаемым желаниям…
Любая боль, любое недоверие рано или поздно пройдёт. Особенно тогда, когда рядом тот, кому хочется верить, несмотря ни на что.