Знаешь, а ведь сегодня пошёл снег.

Весьма неожиданно, если учесть, что сейчас только-только началась зима. А ведь обычно даже в январе нечасто можно увидеть подобное.

Все улицы – дома, дороги, машины – абсолютно белые. Как будто кто-то взял большую кисть и лёгкими взмахами окрасил весь мир в белый цвет.

Когда-то для меня мир был окрашен в кроваво-красный. Впрочем, кровь и служила краской в те дни, которые теперь больно даже вспоминать. Так же, как и всё то, что происходило там.

Тошима. Обитель смерти и порока. Это место, наверное, и сейчас имеет всё тот же алый цвет. Если там сейчас идёт снег, то скоро, очень скоро он будет таять, обагрённый свежей тёплой кровью.

Так же, как десять лет назад, когда я попал туда. Тогда я ещё не задумывался о том, как хрупка человеческая жизнь. Тошима показала мне это. Человек – простая марионетка в руках судьбы. И если человек попытается оборвать те нити, с помощью которых им управляет эта самая судьба, его просто уберут в коробку.

Хотя в Тошиме мёртвых чаще всего не хоронили. Наверное. Кто его знает, куда девали тела.

И там я встретил тебя.

Ты казался совершенно чужим там. Среди циничных ублюдков, составлявших основную массу населения Тошимы, ты выделялся наивным, по-детски сияющим взглядом и широкой улыбкой. Ты часто улыбался. Даже когда убивал.

По-хорошему, ты был таким же, как и все. И даже хуже. Намного хуже, чем все они, вместе взятые.

Потому что ты пришёл в эту обитель смерти по своей воле.

Ты не хотел говорить ни мне, ни Кейске, что же заставило тебя так поступить. Потом, намного позже, ты всё же открылся мне. Ты рассказал о том, что пришёл отомстить.

Отомстить за своего возлюбленного, убитого Иль Ре.

Помнится, я был даже шокирован. Чем?.. Пожалуй, тем, что ты категорически не походил на человека, у которого уже был любовник. Ты выглядел невинным ребёнком. Хотя, кто знает… Любовь и секс – совсем не одно и то же. Возможно, у тебя с твоим первым возлюбленным не было подобных отношений. Узнать это окольными путями было невозможно, а напрямую подобное не спрашивают.

Знаешь, а ведь мы действительно были близки с тобой. Когда погиб Кейске, именно ты помог мне похоронить его. Ты почти не знал его, в отличие от меня. Но ты поддержал меня. Помог пережить его смерть.

Ты всегда выглядел таким хрупким и беззащитным. Обманчивое впечатление. В бою ты был очень опасным противником. И всё равно ты был слабее Иль Ре.

А ведь его убил я. Значит ли это, что я был сильнее тебя? Да, наверное. Может, поэтому я так хотел тебя защитить. Хотел… И не смог.

Знаешь, а ведь сейчас тебе было бы двадцать пять лет. Но ты так и не вырос. Ты навсегда остался хрупким, невысоким, слегка нескладным подростком с растрёпанными золотистыми волосами и вечной улыбкой на губах. А ведь мог бы быть уже взрослым. Может, ты бы, в отличие от меня, сумел бы найти свою любовь и завести семью. А может… безумная мечта. Может, мы могли бы быть вместе, Рин?

Но этого не будет. Не будет уже никогда.

Почти всю жизнь меня преследует один и тот же кошмар. Я переживаю его снова и снова, раз за разом возвращаясь в тот день. Снова и снова я вижу, как рушатся все мои надежды.

Знаешь, что я вижу? Мне снится Тошима. Я бегу по мрачным, серым улицам, петляя между домами, пытаясь успеть. Лабиринт домов точно смыкается, стремясь запутать меня.

И я снова не успеваю. Как и в тот страшный день ровно десять лет назад. И вновь я вижу твоё тело, распростёртое на земле.

На тебя впятером напали местные отморозки. Ты не церемонился с ними: троих ты сумел прикончить…

А оставшиеся двое убили тебя.

До сих пор мои воспоминания не померкли. Каждую ночь я вижу тебя, лежащего на земле, ещё судорожно дёргающегося, захлёбывающегося собственной кровью. Тебя было не спасти – эти ублюдки перерезали тебе горло, рассекли его почти до позвонков. Увидев меня, они сбежали.

Потом я нашёл их. Обоих. Я убивал их долго и мучительно, стараясь, чтобы эти сукины дети даже в Аду помнили эту боль. Сначала по одному отрубал им пальцы. Затем – обе руки и обе ноги. Они ещё были живы, – видимо, наркота притупила боль – когда я перерезал им горло. Так же, как они сделали это с тобой. Но это было потом.

А в тот миг я не думал ни о чём. Просто упал на колени рядом с тобой. Я не помню, плакал ли я. Но помню другое. Я кричал. Не звал на помощь, нет, я понимал, что спасти тебя уже нельзя. Я просто стремился выпустить из своей груди всю ту боль, что охватила меня.

Знаешь, а ведь эта боль осталась со мной. Она не ушла даже теперь, хотя прошло уже столько времени.

Говорят, если человеку что-то снится – значит, его душа возвращается в это место. Видимо, моя душа навеки осталась там, в Тошиме. В том дне, когда ты, давясь сгустками крови, умер у меня на руках.

Знаешь, я не могу забыть твоего лица. Тебе было больно. И всё же, увидев меня, ты улыбнулся. И теперь я не могу забыть окровавленные губы, слабо улыбающиеся мне. Не могу забыть широко распахнутые голубые глаза, медленно подёргивающиеся пеленой.

Мне до сих пор больно. Я смутно помню, как нёс твоё тело на руках. Я похоронил тебя сам. Недалеко от того места, где совсем недавно мы оба хоронили Кейске.

Десять лет. Десять лет с того дня, как я потерял тебя. Знаешь, теперь я не могу влюбиться снова. Я не думал, что способен на такую любовь. Теперь знаю – способен. Я пытался встречаться с другими парнями и девушками. Но ни один из этих людей не смог бы заменить мне тебя. Пусть даже у этого человека и были бы такие же золотые волосы и смеющиеся голубые глаза.

Тяжело вздохнув, я смотрю в окно. Снег, точно погребальный саван, окутал землю. Никому из людей там, внизу, нет дела до меня – обычного офисного червя, выучившегося, на радость приёмных родителей, на инженера. Вздохнув, отхожу от окна. Одеваюсь и иду на улицу.

Люди. Их так много здесь. И у каждого – свои дела, свои заботы. И уж точно никому из них не будет дела до того, что у меня на душе.

Внезапно взгляд наталкивается на яркое пятно в этом почти белом, заснеженном мире. Впереди меня медленно идёт невысокий молодой мужчина с золотыми волосами. И, хотя разумом я понимаю, что это не ты, я торопливо догоняю его и дотрагиваюсь до его плеча.

- Простите… — шепчу я, в какой-то безумной надежде, что тогда, много лет назад, это была ошибка… или сон. И вовсе не было ничего этого. Ни тех двух подонков, ни серого неба, ни тебя, умирающего у меня на руках, ни этих десяти лет боли. И вот сейчас я проснусь и увижу тебя. А может, и Кейске, с задумчивым видом крутящим в руках висящий на шее жетон.

- Да? – мужчина оборачивается, и к моему горлу подступает комок. Он и впрямь безумно похож на тебя. Те же черты, те же готовые изогнуться в улыбке губы. Но с родного лица на меня в упор смотрят чужие, тёмно-карие глаза.

- Ничего… извините. Я обознался, — дрожащим голосом говорю я. Не глядя перед собой, я продолжаю идти вперёд. Холодно. Кажется, даже слёзы, катящиеся по моим щекам, замерзают. Больно. Больно и снаружи, и внутри…

Гудок машины. Пронзительный визг тормозов. Удар.

Я лежу на спине. Отчего-то я не чувствую боли, хотя и вижу, что у правая рука и обе ноги неестественно вывернуты. Перелом? Неважно.

Крики прохожих. Какой-то мужчина – кажется, тот самый, с золотыми волосами, зовёт на помощь. Побелевший от страха водитель топчется возле своей машины, растерянно повторяя, что я сам бросился под колёса. Кстати, он прав. Я сам сделал последний шаг.

Сознание медленно начинает меркнуть. Я понимаю, что это конец. Странно. Почему я совсем не боюсь?

В каком-то странном полубреду я вижу себя, двадцатилетнего, и тебя, стоящего чуть в стороне. Ты, смеясь, протягиваешь мне руку. Мы уходим. Вместе. Теперь уже навсегда.

Я бросаю последний взгляд – уже последний – в серое зимнее небо, с которого медленно падают плавно кружащиеся снежинки.

Знаешь…

Я никогда не говорил тебе этого, но я очень люблю смотреть на падающий снег.