Кровь. Проклятье, её слишком много. Все глаза залила, а грязной рукой рану вытирать не хочется.
-    Рин, всё в порядке! Рин!
Он поднимает голову, медленно, словно заторможено. Что с ним такое?! Подумаешь, кровь увидел. С кем не бывает. Да он постоянно её видит, каждый раз, когда в очередной раз рассекает стилетом чью-нибудь глотку. Почему тогда сейчас застыл, как истукан? Ещё и не мигает, словно призрака увидел.
Сев, я раздражённо смахиваю особо наглые струйки крови, решившие залиться в глаза. Всего-то царапина на лбу, а этой грёбаной жидкости течёт столько, словно мне череп вскрыли. Думаю, если бы и в самом деле вскрыли, я бы как-нибудь это заметил. Ещё и задница болит. Надо же было споткнуться и упасть прямо во время боя. Хорошо хоть, Рин подстраховал перед тем, как выпасть в астрал. Да что с ним такое?! Неужели так сильно испугался? Было бы чего бояться...
Он подходит ближе, и я понимаю, что его всего трясёт. Протянутая вперёд рука дрожит. Да что такое?!
-    Акира... — севший, немного охрипший голос, полубезумный взгляд... Да что с ним?!
Он легонько дотрагивается до моего лба, то ли случайно, то ли нарочно задевая царапину. Придурок, что ли?! Она, может, и не очень глубокая, но это не повод в ней ковыряться. Но он как будто ничего не замечает, лишь смотрит на свои пальцы, запачканные моей кровью. Что такого?.. Всего пара маленьких пятнышек, и смешно было бы думать, что он испугался их, если посмотреть на его одежду со следами плохо затёртых кровавых разводов...
Он замирает. И всё ещё не отводит взгляда от пальцев, на которых стремительно засыхает моя кровь.
-    Акира... — повторяет он, наклоняясь ко мне. В какой-то момент у меня даже мелькнула безумная мысль, что сейчас он попросту повиснет на мне, как какая-нибудь слабонервная девица. Но нет, он, словно очнувшись, шарахнулся в сторону и бегом бросился прочь.
Я же, забыв о том, что ладони не очень чистые, раздражённо вытер кровь со лба. Да что с ним такое?!

***

Воздуха не хватает. Дышать трудно. Даже мысли не возникает, что это странно. Просто сердце колотится где-то возле горла, ни на секунду ни желая вернуться к нормальному ритму.
Он просто похож на Кацуи, и только. Всего лишь похож, похож, но не он. Это приходится твердить про себя, как заклинание, что я и делаю со времён нашей первой встречи. Но это постепенно перестаёт помогать.
Я ведь уже всё давно решил. И среди этих моих решений есть то, что я не должен жить. Да, пока я ещё жив, но как только погибнет Шики — я должен буду умереть вслед за ним. Я ведь поклялся, что не буду жить без того, кого люблю.
На глазах слёзы. Я не хочу предавать Кацуи. Я не хочу его забывать.
-    Будь ты проклят, Акира, — шепчу я, сползая на пол по грязно-серой стене. С каждым днём, с каждым часом, проведённым рядом с ним, я начинаю забывать. Если бы не старые фото, я бы уже, наверное, забыл, как выглядел мой любимый...
И от этого мне страшно, чёрт подери. Я хочу помнить его. Но Акира не даёт мне помнить, вытесняет его из памяти.
А сегодня я волновался об Акире. Ведь он — просто один из многих, и если нужно будет убить его, чтобы добраться до Шики, я должен буду это сделать. Но... Смогу ли? Впервые я задаю себе этот вопрос. Слишком поздно, наверное. Потому, что ответ: нет, не смогу.
-    Будь ты проклят, — из горла вырываются рыдания. Ведь так легко было следовать выбранному пути до его появления. Если бы хватило сил, я бы ещё тогда изрезал его лицо, чтобы не оставить и следа сходства с тем, кого я любил. Но мне тогда еле хватило сил на то, чтобы улыбаться ему. И не потерять сознание, не умереть от боли, вцепившейся в сердце.
Я не желаю умирать сейчас, нет. Я просто режу кожу на левой руке — беспорядочно, от плеча до запястья, не вдоль, как самоубийцы, а поперёк. Да и не собираюсь я резать вены. Просто почему-то при виде тонких красных полос на коже мне становится легче. Боль снаружи отвлекает от боли внутри, это факт. Наверное, поэтому на моей руке уже много шрамов.
Я не должен любить тебя, Акира, не должен, не должен...
-    Ты что творишь, идиот?!
Я почти ненавижу его. Зачем он пришёл сейчас, зачем пошёл за мной?! Он не имеет права видеть меня таким.
-    Рин, придурок!
Щеку обжигает пощёчина. Больно. «Доволен?! Смотри, Рин, как он любит тебя. Он ненавидит тебя, ненавидит», — пытаюсь убедить себя, но слишком много тревоги в его глазах, чтобы я мог поверить в это.
В душе словно что-то перегорает. Хватит. Он даже не отстраняется, когда я быстро подаюсь вперёд и целую его — в губы, в щеку, даже в лоб, задевая царапину и чувствуя на губах стальной привкус крови.
Я должен наказать себя. Пусть он ударит меня, оттолкнёт. Пусть скажет, что ненавидит меня, пусть!
Пожалуйста...

***
Этот мальчишка что, совсем одурел?! Это ненормально. То, что он виснет на мне, целует, трясущимися руками пытается стянуть с меня куртку. Совсем головой стукнулся или что?! Но машинально я обнимаю его — и понимаю, что он дрожит.
Не знаю, что с ним там было в прошлом, и не хочу знать. И не стану думать о том, что он — такой же убийца, как все мы здесь. Что его руки запачканы чужой кровью, что чужая смерть пропитала его насквозь. Сейчас я, чтоб его, вижу едва ли не сходящее с ума существо, бьющееся в истерике.
Я беру его за плечи, отрывая от себя, и ощутимо встряхивая, как если бы он потерял сознание. Когда же не помогает, с силой припечатываю его головой об стену. Интересно, полегчало?!
-    Акира... — безумный взгляд постепенно становится осмысленным, но он не отстраняется, как можно было бы ожидать. Лишь тихо всхлипывает и устало тычется лбом в моё плечо. Чёрт. Иногда забываю, что он совсем ещё ребёнок: слишком уж он уверенно держится...
Он плачет, прижимаясь ко мне, а я молчу, понимая, что спрашивать его о чём-то не стоит. Одно хорошо: истерика у него явно прошла.
-    Я боялся, что ты умрёшь.
Эти слова так неожиданны, что я вздрагиваю:
-    Ты о чём?
-    Не хочу больше видеть твою кровь, — он плачет, крепко сжимая дрожащими пальцами мои плечи, — Никогда не хочу видеть, понятно?!
Дурак. Глупый, маленький ребёнок, навыдумывавший себе невесть чего.
-    Понятно, понятно. Не реви.
Он вытирает слёзы и смотрит на меня покрасневшими глазами:
-    Ты не должен был этого видеть, — шепчет Рин. Я лишь усмехаюсь:
-    Считай, что не видел.
Но, может, всё-таки стоит как-нибудь потом узнать, почему он так испугался вида крови на моём лице?..

Каждый шаг отдаётся болезненным стуком в груди. Словно сердце оторвалось и теперь катается внутри грудной клетки.
-    Кацуи... очнись. Вставай. Вставай...
Свет холодной луны. Бледные пальцы, ощупывающие кровавую рану возле виска. Кровавые следы на дрожащих пальцах.