Право жить и право умереть. Эти слова стали своего рода девизом для Луиса Серы, намеренного любой ценой искупить свою вину и исправить ошибку, допущенную благодаря собственному тщеславию. Право умереть всегда со мной, а вот жить…
Он застрелил четвертого фанатика, подбиравшегося к нему, из своего «Ред-9», перешагнул через тело и остановился на углу. Если пойти прямо в лабораторию, получится, конечно, быстрее, но где гарантия, что Краузер не выбрался из канализации и не ждет его там, горя праведным гневом? Луис не боялся встречи с бывшим десантником, но предпочел бы все же обойтись без нее.
В обход, мимо тронного зала Салазара? Он обдумал этот вариант, кивнул своим мыслям. Сгодится: вряд ли кто-то будет ждать меня там.

Обеденный зал был пуст. Леон добросовестно изучил все попадающиеся на пути картины, которые радовали его наставлениями в духе «мойте руки перед едой», и шел дальше. Карта торговца утверждала, что дверь где-то впереди, но пока Кеннеди видел только стены.
Дальше обнаружилась деревянная стойка со звонком. Никаких инструкций, никаких идей, для чего это. Он пожал плечами и позвонил.
На противоположной стене коридорчика появилась картина, изображающая обеденный стол, в центре которого стояла зеленая бутылка вина. Леон поразмыслил, решил довериться интуиции и выстрелил в бутылку из пистолета.
Где-то в зале проскрежетала решетка, и агент развернулся, поднимая оружие. Оказывается, он прошел мимо двери, которая открылась только что, предлагая зайти в небольшую квадратную комнату. Предчувствуя неприятности, Кеннеди нехотя вошел внутрь.
Первые три шага ничем не омрачались… а на четвертом сверху вдруг упала решетка, чуть не разделив его на две части. Благодаря отточенной реакции он успел проскользнуть под острыми штырями - и оказался в клетке. Хуже того – в комнату повалили толпой зараженные фанатики, хохоча так заразительно и от души, что Леон только огрызнулся в ответ.
Все бы ничего, но откуда-то сверху раздался знакомый рык, от которого по позвоночнику пробежало нечто ледяное и колючее, и в паре метров от агента на землю спрыгнул монстр с метровыми когтями.
Леон попятился, нашаривая миномет. От шока у него не нашлось даже подходящих выражений.
Осталось только поразительно ясное предчувствие, что он, возможно, умрет сейчас, растерзанный этим чудищем.

Ада быстрым шагом шла по вечернему саду, вставляя новый магазин в пистолет, когда звякнул ее коммуникатор.
- Что? – кратко спросила она, не имея особого желания разговаривать с Вескером сейчас.
- Луис Сера добыл образец, - сообщил шеф невозмутимо. – Он в замке. Доберись до него.
- Я этим и занимаюсь.
- И еще… Насчет Леона Кеннеди.
- Он ничего не знает, - быстро сказала женщина. Она была рада, что ей удается скрывать чувства и казаться почти такой же невозмутимой, как Вескер. – Не помешает.
- Он один из выживших в Раккуне, - заметил Вескер почти ленивым тоном, - а следовательно, может внести некоторый элемент хаоса в наш план. Поэтому, как только будет возможность, избавься от него.
Ада не осмелилась отвечать – только кивнула мрачно. Вескер отключился. Вонг подняла голову, кинула тоскливый взгляд на светящиеся окна замка.
- Леон…

Альберт Вескер усмехнулся, вспомнив лицо Вонг. Девочке явно претит сама мысль о том, чтобы избавиться от Кеннеди. Как же, старая любовь греет и сейчас!
В общем-то, Вескер не видел острой необходимости убивать Леона именно сейчас, когда он так оперативно расчищал путь Аде. Однако кто поручится, что такая благодать будет длиться вечно, и в один прекрасный момент агент не взбунтуется? В последнее, впрочем, верилось с трудом, учитывая, что Кеннеди все еще питал нежные чувства к шпионке и вряд ли поднял бы на нее руку или осмелился перечить, но Вескер хотел максимально обезопасить себя. Неожиданностей ему и так хватало.
Он посидел в темноте некоторое время, потом переключил канал и приготовился выслушивать очередной доклад горе-агента в Африке.

- Подавись ты! – Луис послал пулю в голову никак не желавшему умирать монаху, оттолкнул его от себя ногой. Фанатик упал со вздохом и больше не шевелился.
Луис огляделся. Он стоял в коридоре, ведущем к лаборатории кружным путем. Пока что все шло, как он задумывал, но ученого начинало немного тревожить отсутствие погони. Подозрительно как-то.
Он сел на подоконник, заряжая «Ред-9», и задумался. Ему было 28 лет, и большую часть этого времени Сера прожил в свое удовольствие, используя отведенный ему срок для удовлетворения всяческих потребностей, зачастую не обращая внимания на желания других людей. Эгоизм и практичность, однако, никогда не мешали девушкам влюбляться в него. Луис знал о своем обаянии и без зазрения совести пользовался этим.
И в 28 лет ты, наконец, вспомнил о том, что живешь на этом свете не один. Молодец.
Он принялся разглядывать свой пистолет. Отвлечься от мыслей это не помогло. Луису было стыдно за все, что он совершил. Обман, расчетливый и постоянный обман; всю жизнь он обманывал окружающих – друзей, когда они еще были, родителей, которые не могли ничего противопоставить любимому сыну. Я устал от этого.
И даже если я не заслужил права жить после того, что сделал, я хочу… я сделаю все, чтобы хоть кто-нибудь запомнил меня хорошим человеком. Любой ценой.
Дальнейший путь до лаборатории показался ему короче, потому что у него была ясная цель. Взяв в руки колбу с образцом Плаги, Сера улыбнулся.

Леон отпрыгнул в сторону, едва не врезавшись в решетку, но уйдя от когтей монстра. Спрыгнувший следом за чудищем монах протянул руки, чтобы схватить агента, но Кеннеди, подтянувшись, вскочил на перекладину клетки и со всей силы ударил фанатика ногой в грудь, отчего тот отлетел прямо в объятия монстру. Сдавленный последний стон, рычание разъяренной твари – и от монаха остались только кровавые ошметки.
Кеннеди умудрился вытащить миномет, держась за решетку одной рукой, и даже прицелиться, но выстрелить он не успел – монстр бежал прямо к нему, раскрыв объятия, а снаружи кто-то вознамерился превратить спину агента в кровавое месиво.
А, черт! Леон отчаянным прыжком перескочил на стоявший в центре клетки постамент с сундуком, ударившись коленом и локтем. Рана на спине отозвалась пронзившей все тело болью. Леон стиснул зубы, огляделся. Выхода не было – вряд ли тварь дала бы ему время, чтобы сбить замок на двери.
Когтистый противник, разделав неудачно прыгнувшего сверху монаха, теперь неспешно прогуливался вокруг постамента, убрав когти. Кеннеди шепотом проклинал его, чувствуя, что холодный ужас и не собирается уходить, а напротив, ворочается, устраиваясь поудобнее где-то ниже диафрагмы. Черт, черт, черт!
Он уловил краем глаза движение сбоку, перевел взгляд – и тут же закусил губу, чтобы не выругаться в полный голос. Компанию скалящихся приветливо монахов с булавами снаружи разбавили два арбалетчика, занимавшие удобные (для них, естественно) позиции. А мне и выстрелить опасно…
- Ненавижу, - пробормотал он едва слышно и вытащил из кобуры пистолет, положив миномет рядышком. – Ладно…
Выстрелить в первого арбалетчика, сбить в полете стрелу второго (Леон сам изумился своей меткости и везучести), спрыгнуть на землю и понять, что секундой позже воздух на том месте, где он был, располосован когтями… Время вело себя донельзя странно, то укорачиваясь до безобразия, то замедляя свой бег, и приноровиться к этому было очень трудно.
Он прижался к решетке, пропуская разъяренного монстра. Железные когти пронеслись мимо его носа, вызвав очередной приступ сдерживаемого ужаса. Тварь не успела затормозить и врезалась в решетку.
Вот он, шанс! Леон поморщился от боли в плече, поднял миномет, прицелился в паразита на спине у твари и выстрелил. Монстр обиженно взревел, развернулся – и тут мина взорвалась, разнеся паразита на кусочки. Противник издал жалобный звук и повалился на землю.
Монахи снаружи от изумления даже прекратили шуметь и размахивать булавами и косами, глядя, как когтистая тварь медленно падает. Леон криво усмехнулся, убирая миномет, и выстрелил в арбалетчика. Того, что он теперь с головы до ног покрыт зеленоватой слизью и кровью убитого монстра, он твердо решил не замечать, хотя вонь очень мешала этому.
Хозяева замка явно не ожидали, что пленник выберется из клетки так быстро и с такой яростью нашинкует их на кусочки, что никто не успеет уйти от его гнева.
Леон огляделся, переводя дух. Липкий ужас не ушел окончательно, затаившись где-то глубоко внутри, и агент подозревал, что это до конца… и надеялся, что доживет до этого самого конца. Не своего, а желательно миссии. И Эшли будет с ним рядом, когда он будет выбираться отсюда.
Он вздохнул, подобрал гранату с пола и, повесив миномет на плечо, взял пистолет и направился к открытой двери в дальнем конце комнаты.

Ада пристрелила последнего монаха, тянущего к ней свои лапы, и устало прислонилась к стене. Ее утомила беготня по бесконечным коридорам мрачного замка, где за каждым углом почти наверняка стоял фанатик с каким-нибудь оружием. Больше всего ее бесили арбалетчики, обожавшие стрелять издали, и пару раз едва не унесшие с собой часть ее драгоценного здоровья. Мне бы его очень не хватало!
Путь, по которому до нее прошел Леон, был отмечен щедро разбросанными трупами зараженных, а когда Вонг увидела убитого монстра в клетке, тревога только усилилась. Ада не скрывала от себя самой, что боится. Боится этого замка, его тайн и ужасных открытий. Но не только за себя.
Леон. Парень смутил ее, заставил растеряться. Ада не смогла выдержать его взгляда, точно зная, что он означает: она могла делать все, что захочет, и он разрешил бы ей это. Не сказал бы, что не разрешит ей этого, не упрекнул бы. Вот только скрыть от нее свои эмоции ему никогда не удавалось. Она видела в его глазах такую смесь обиды, растерянности и недоверчивости, что у нее ныло сердце. Он верил ей, хотел этого всей душой… боялся, что она опять бросит его, но не мог не верить. Прости меня!
Она точно знала, что ей по силам выполнить эту миссию – в конце концов, не в первый раз, и собиралась так и поступить. Но прибытие старого знакомого осложнило ей задачу.
Ада приняла решение снова использовать его в своих целях: проследить, чтобы он расчистил ей путь, а потом забрать образец и уйти. Этот путь казался легким только до того момента, когда он посмотрел на нее, и она осознала, что он ничего не забыл, помнит все, что произошло давным-давно. И именно понимание этого заставило ее выпрыгнуть в окно, оставив его позади.
Вонг не знала, как называется то чувство, которое он испытывает к ней. Она отчаянно хотела верить сразу в две вещи: это не любовь – ибо в этом случае он бы разочаровался в ней очень быстро, и шпионка не была уверена, что смогла бы выдержать это; и это не ненависть - тогда что-то сломалось бы в ней.
Что мне теперь делать?
И что же чувствую я сама?!

Эшли было холодно и страшно – так страшно, как еще никогда. Похищение, заключение в церкви, странные твари – все это не шло ни в какое сравнение с тем, что она испытывала сейчас. Девушка дрожала, прижатая к стене тремя железными кольцами, не дающими пошевелиться. У нее затекли мышцы, откуда-то дул холодный ветер, а впереди был полумрак огромного зала, в дальнем конце которого что-то тихо шуршало и скреблось.
Эшли всхлипнула, закусила губу и зажмурилась. Она пыталась держать себя в руках, вспоминала Леона, его ободряющую улыбку, теплый взгляд… но это не помогало. Страх заполнил ее всю, не оставив места ни для чего другого, заставив забыть все, внушая леденящую мысль, что Леон не придет за ней, что он уже мертв, растерзан каким-нибудь монстром…
Девушка прошептала молитву, сделала глубокий вдох. Пожалуйста, спаси меня… просто будь жив.

Луис долго рассматривал последнюю сигарету, прежде чем вытащил зажигалку. И не убеждай себя, что начнешь новую жизнь с понедельника; до него дай Бог дожить. Если… как только Саддлер узнает, что у меня образец и вакцина, он поднимет на уши все и всех.
Но время выкурить последнюю сигарету у меня все же есть.
Он неспешно затянулся, выдохнул голубой дым вверх. Если не сильно задумываться, можно жить и дальше – уничтожишь образец, почистишь совесть тряпочкой и вуаля, как новенький.
Он хмыкнул невесело, стряхнул пепел на ковер. Жизнь хороша, пока не задумываешься о ее смысле. Но если ты ни для кого, то зачем тебе эта самая жизнь?
Сера вспомнил девушку, оказавшуюся в обители Саддлера, и невольно улыбнулся. Эшли Грэхэм привлекала его – внешние данные, очаровательная застенчивость, казалось бы, совсем не свойственная дочерям важных персон, привычка смущаться и мило краснеть. Он был совсем близко, когда ее переводили в храм Иллюминадос, и повинуясь велению души, убрал стражу. Луис не был так самоуверен, чтобы решить, будто он сможет вытащить девочку из этого ада в одиночку; он всего лишь хотел, чтобы ее не обижали.
Если допустить – всего лишь на миг! – что ты мог бы стать кем-то иным, кем-то, не имеющим ни малейшего отношения ко всей этой мерзости… возможно, ты мог бы надеяться понравиться ей…
Луис тряхнул головой, злясь на себя за пустые мысли. Пепел не долетел до пола, развеянный ветерком из открытого окна. Не надо думать о том, чего не может быть. Дочь президента не пара исследователю, заплутавшему в лабиринтах добра и зла.
Сера запоминал все, что видел, в деталях, и обычно это ему помогало. Но сейчас он внезапно ощутил странную, ноющую боль в сердце.
Стоило ему закрыть глаза, как образ милой девчонки вернулся. Чуть запутанные светлые волосы, которые так мило обрамляют ее овальное личико, и вызывают желание прикоснуться к ним, погладить. Большие глаза, выражение которых меняется с поразительной быстротой: любопытство, замешательство, ласка… Пухлые губки, идеальная фигурка, грациозные движения… Луис не сомневался, что будь у него такая возможность сейчас, он бы, не колеблясь, обнял ее, попытался защитить от всего враждебного.
Кто знает, может, я был бы совсем другим, будь ты рядом со мной?
Проклятие, Сера! Прекрати жить воспоминаниями и пустыми надеждами! Ты стал таким, как того требовало твое же чертово самолюбие и тщеславие: талант нашел выход, но не тот. И поздно что-либо пытаться изменить.
А исправить?
Ученый вздохнул тяжело, сделал затяжку. Пытаться не надо, как говорил учитель Йода. Делай, или не делай.
Для него не было секретом, что Ада Вонг ищет образец, чтобы передать его кому-то, и что она способна отобрать пробирку силой. Сера не хотел причинять ей боль; в конце концов, шпионка нравилась ему, он чувствовал влечение к ней. Но ради того, чтобы исправить эту свою ошибку, он был готов на все. Даже убить шпионку, если понадобится.
Он притушил окурок о столешницу, встал со стула, сунул пробирку с образцом Плаги в карман и вышел. На душе было муторно, будто туда кто-то плюнул. И винить в этом, кроме себя, некого.
Только надеяться на помощь.

Дверь распахнулась со зловещим скрипом, продирающим до глубины души, и Леон оказался на площадке второго этажа. Пестрые ковры и ярко-синие колонны раздражали его, как и бормотавшие что-то внизу монахи (сколько же их тут?), за решеткой виднелась какая-то витрина, а напротив агента, всего в десятке-другом метров через пустоту – очередная дверь. Всего-то дел – добраться до нее.
Кеннеди присмотрелся, заметил внизу у стенки какой-то рычаг, охраняемый двумя фанатиками в красном. Он отцепил от пояса гранату, прицелился и бросил ее.
Взрыв разметал останки монахов по комнате. Леон зловеще усмехнулся, с отвращением отодрал прилипшую к груди вонючую футболку и спрыгнул вниз, не обратив внимания на лесенку. Монах за решеткой, ошалевший от наглости, пришел в себя и что-то заорал; агент в ответ послал несколько пуль, уложив противника.
Леон перевел рычаг в нужное положение – в этом он убедился, как только откуда-то из стены выдвинулся узкий мостик, ведущий как раз к облюбованной им двери; и забрался на площадку как раз вовремя, чтобы на него накинулся оскалившийся монах в черном балахоне.
Кеннеди рыкнул, когда противник сжал его и без того болевшие ребра, извернулся и локтем сильно ударил его. Фанатик упал, но на его место пришли двое. На середине мостика застряли два щитоносца. Кажется, в синюю дверь слева тоже кто-то ломился.
Надо же, как я популярен. Леон увернулся от косы, вскочил на ноги, подхватив пистолет, и выстрелил в ближайшего врага. Но тут выяснилось сразу несколько неприятных вещей. Во-первых, магазин «Карателя» оказался пуст. Во-вторых, все остальное оружие осталось внизу, а путь загораживал монах со щитом. В-третьих, на агента вдруг прыгнул один из зараженных.
Не успев ничего сообразить, Леон полетел вниз вместе с монахом. Приземление вышло не слишком мягким. Но вспыхнувшая пламенем злоба придала ему сил.
Наплевав на численное преимущество, Кеннеди вытащил из кобуры «Магнум», так некстати подвернувшийся ему под ребра, вслух выразил все, что чувствует, и спустил курок. Семь пуль, семь врагов. Простая арифметика.
С трудом удержавшись, чтобы не сесть прямо там, где он прикончил последнего монаха (сэкономив при этом одну пулю, так как предыдущий фанатик умер сам, сломав шею при прыжке), Леон перевел дух. У него кружилась голова, так что пришлось принять таблетку (черт побери, вот так и становятся наркоманами). Торговец, к счастью, не забывал одарить его бутылкой-другой воды, так что от обезвоживания Леон не страдал.
Эшли, только дождись меня. Только будь жива…
Перейдя по мостику, он оказался перед выбором – дверь прямо по курсу и лестница слева, уходящая вниз. Выбор пал на последнюю, стоило только понять, что именно так можно добраться до заманчиво блестевшей витрины. Естественно, он не надеялся, что обойдется без драки; и естественно, он ее получил.

Ада видела его ожесточенную перестрелку с монахами, пытающимися окружить парня, когда пробегала по мостику. Она остановилась, глядя, как он отстреливается от щитоносцев, сжала пистолет обеими руками.
- Прости, - прошептала женщина, - но я не могу тебе помочь.
Она еще несколько секунд смотрела, как парень с дробовиком в руках добивает подошедшего слишком близко фанатика, и закрыла глаза.
Прости за все…

Пробившись к витрине, Леон тут же понял, что не зря сражался с зараженными. Патроны к пистолету и дробовику, три снаряда для опустевшего миномета, пара гранат – ради этого добра определенно стоило драться с хозяевами замка. А уж тем более – ради гранатомета.
Кеннеди с сожалением понял, что если возьмет еще и гранатомет, то точно свалится под тяжестью всего барахла, которое и без того придавливало его к земле. Любопытно было бы посмотреть на себя со стороны…
Развитое сверх меры воображение тут же подсказало подходящую картинку: увешанный разнообразным оружием и боеприпасами, отдаленно напоминающий человека прямоходящий гуманоид, облеванный кем только можно, от которого несет прокисшим уксусом вкупе с тухлым мясом… мда, как только местные еще не сдохли от смеха?
Они просто не успевают рассмеяться – ты же злой, как сто посланцев темных сил одновременно. Да еще и оружия столько, будто в одиночку на мамонта идешь!
Он не удержался от ухмылки, оставил гранатомет в покое и, повесив заряженное ружье и винтовку на плечо, похромал к двери.
Торговец, кажется, собирался стать первой жертвой разящего обаяния агента: едва завидев заходящего в комнату парня, он скривился, закашлялся и безуспешно попытался сбежать. Кеннеди ненавязчиво перегородил ему дорогу:
- На пару слов, - любезным голосом произнес он, скидывая оружие и не удержавшись при этом от вздоха облегчения. Торгаш нехотя кивнул.
- Излагай.
- Что там дальше по курсу? – Леон сел на край стола, глянул на собеседника исподлобья. – Не ломайся, ты же все знаешь. Я заплачу.
- Твоя плата – «Магнум», но я согласен подождать, - заметил торговец, садясь напротив. Леона это удивило – он привык видеть торгаша невозмутимым и собранным. – Что дальше, я тебе не скажу… потому что мне туда путь пока заказан.
Кеннеди не поверил, что и показал взглядом. Торговец развел руками: хочешь - верь, хочешь – не верь.
- А предположить? – Леон задумчиво щелкнул затвором пистолета. – К чему готовиться?
- К встрече с девушкой, может быть? – с готовностью предположил торговец. Кеннеди вскочил на ноги:
- Она там?
- Эй, потише, ты просил предположений, я и предположил! – торговец поднял руки. – Доволен? Будешь что-нибудь брать?
- Носильщика, - проворчал агент, оглядывая гору у своих ног. – Как ты свой рюкзак таскаешь?
- Секрет фирмы, - хитро прищурился таинственный торгаш. Леон сокрушенно покачал головой.
- Я не осилю, - признался он.
- Миномет можешь пока оставить, - посоветовал торговец. – И гранатомет не нужен…
- Ты же ничего не знаешь, - перебил его Леон, - почему же так уверен?
- Ну, - торгаш опустил глаза, - будем считать, у меня свои поставщики информации.
- Предлагаешь довериться тебе? – скептически осведомился Кеннеди, осматривая винтовку. Торгаш не ответил, и агент вскинул голову. – Да?
- Ну, если бы у тебя был выбор…
- А что, если мне тебя вот сейчас и пристрелить, а? – Леон поднял пистолет, целясь в голову торговцу. Тот хмыкнул.
- И что дальше?
Леон без особой злости обругал его и опустил оружие. Он прекрасно понимал, что без помощи торговца, обеспечивающего его оружием, он не сможет пройти и пары залов. Да и никакого желания убивать нахального барыгу не было. Хотя насчет мотива можно было и поспорить.
- Купишь винтовку, а? Тяжелая, зараза.
- Так ты ж мазила, - напомнил торговец, с готовностью забирая винтовку из общей кучи. – Как отбиваться-то будешь?
- С пистолетом и ружьем, - честно ответил парень, рассматривая дробовик.
- Что-то еще?
Кеннеди задумчиво изучил оставшееся оружие, оценивая его вес. «Каратель», «Магнум», дробовик, гранаты, патроны – на легкую прогулку по окрестностям все равно можно не надеяться.
- И знаешь что еще, - торговец отошел как можно дальше, - можно один вопрос?
- Валяй.
- Зачем тебе столько оружия, если ты и так оружие ходячее?
Леон уже хотел устало улыбнуться и поблагодарить, как вдруг заметил, что торгаш ехидно хихикает в углу, и до него дошел истинный смысл сказанного. Он охотно рассмеялся, едва не упав при этом со стола (усталость – великое дело, разрушающее другие великие дела):
- Походил бы сам по этому замку, и не так бы выглядел! Кстати… не найдется чистой одежды?
- Ты хорошо играешь в этом спектакле, - торгаш порылся в рюкзаке, нашел футболку, - поэтому – за счет заведения. И да… за дверью тебя ждут. И хорошее, и плохое.
- А ты еще и звездочет? – Кеннеди с наслаждением избавился от вонючей, изодранной футболки, натянул новую. – Ладно, я пошел. За минометом вернусь.
- Всенепременно буду ждать, - отозвался торгаш.
Леон кивнул ему, постоял у закрытой двери, затем толкнул ее, загадав, чтобы хорошего было больше, чем плохого.

Эшли, услышав скрип двери наверху, встрепенулась, вскинула голову. Горевшие факелы освещали только половину зала, и девушка не могла видеть, что происходит на широкой галерее наверху. Она стиснула зубы, чтобы не издать ни звука, борясь с желанием зажмуриться…
- Эшли!
Ощущение было такое, словно она с разбегу прыгнула в теплое море, нежащееся под лучами солнца, уйдя под воду с головой и не желая выныривать.
- Леон!
- Ты в порядке? – он стоял на самом краю сломанной на половине лестницы вниз, смотря на нее таким взглядом, что у девушки едва не остановилось сердце.
- Вытащи меня!
Он молчал так долго, что Эшли уже начала паниковать, и каким-то странным, напряженным голосом сказал:
- Стой тихо, ладно? Не шевелись.

- Что ты задумал? – высоким голосом спросила она. – Леон?
Леон не ответил, занятый тем, что прицеливался из пистолета в оковы. Идея была сумасшедшей, угроза жизни девушки – достаточно большой, но он уже успел убедиться, что обе двери на галерее заперты, а возвращаться Бог знает куда, ища обходной путь, не хотелось совершенно. Как и прыгать вниз, не убедившись, что там раскиданы мягкие матрасы.
Прицелиться, помолиться, чтобы рука не дрогнула, спустить курок… Эшли взвизгнула, что-то крикнула, но Кеннеди не слушал ее. Выловить в перекрестье прицела замок второго кольца, выстрелить, то же с третьим… и через полминуты девушка была свободна.
Она выпрямилась, уперла руки в бока, взглянула на него снизу вверх и сердито произнесла:
- Это что, новый метод спасения посредством убийства?
Леон не ответил, только смотрел на нее и улыбался. Она жива, цела (хотя ты сделал все, чтобы исправить это), и осталось лишь спуститься к ней…
И в этот момент дверь на первом этаже открылась, и в зал вошли трое монахов.

- Эшли, к стене! – прокричал Кеннеди, хватаясь за ружье. Девушка, перепуганная и еще не отошедшая от шока, когда рядом с ней свистели пули, послушно попятилась к стене, присела, закрывая голову руками.
Грянул выстрел, за ним еще один. Фанатик, тянущийся к блондинке, упал с протяжным вздохом и больше не шевелился. Та же участь постигла его коллег.
Эшли выпрямилась, подбежала к манившей ее все это время двери, подергала за ручку. Ее ожидало разочарование: дверь была заперта.
- Она закрыта, - хмуро сообщила она агенту, не собираясь пока прощать ему его выходку. – Ищи выход.
Однако раньше Леона выход (или вход) нашли монахи. Лидер в красном балахоне, глядя на немного обалдевшего агента ехидным глазом, проорал приказ убить девушку. Эшли вжалась в стену.

Леон присел на краю лестницы, направив дробовик в сторону девушки и стреляя по фанатикам, спешащим к ней. Эшли возмущенно пискнула пару раз, когда монах падал слишком близко, но Леон пока не мог обращать на это внимания. Он едва успевал расправляться с зараженными культистами, не подпуская их к пленнице, а заодно и пытаясь выловить шустрого арбалетчика, все время бегающего по залу в поисках наиболее удобной позиции для стрельбы по агенту.
И культы я тоже ненавижу, решил Леон, расстреляв, наконец, лидера и поднимаясь на ноги. Честно-честно.
- Я нашла ключ, - Эшли продемонстрировала находку, подбежала к двери и открыла ее.
Перед тем, как выйти, она обернулась к Леону, помолчала:
- Ты никуда не уходи, хорошо?
Кеннеди устало вздохнул, сел. Куда ж я денусь-то?
Сидеть вскоре надоело, и он решил прогуляться по галерее, поискать что-нибудь ценное или интересное. А заодно и проветрить голову и понять, как это ему пришла мысль стрелять с такого расстояния, рискуя убить девушку…
Из ценного он обнаружил сундучок с деньгами, спрятанный за картиной Саддлера, и орнамент змеи; последний спрятал в кейс, а монеты, поразмышляв, ссыпал в один из кармашков на ремне. Жадность губит человека – но тот же эффект будет, если у меня вдруг закончатся патроны.
А вот ответа на вопрос, как он мог так безалаберно отнестись к спасению девушки, не нашлось. Кеннеди не в первый раз замечал за собой подобную легкомысленность, когда дело обгоняло мысль. Это злило его – ни логики, ни здравого смысла!
Позади него скрипнула дверь, и он обернулся, раздраженный, злой на себя. Сейчас кому-то не повезет!
Но это оказался Луис Сера.
- Леон! – ученый улыбнулся. – Я нашел его!
Он торжествующим жестом поднял вверх пробирку с чем-то темно-синим, и только собирался что-то сказать, как вдруг запнулся, напрягся…
…а через секунду его грудь пробила острая кость.

Как странно… еще мгновение назад ты жил, дышал, улыбался… или же это был лишь сон, приснившийся вечность назад? Больно, так больно…
Луис перевел взгляд на свою грудь, почти равнодушно осмотрел костяной наконечник. Сознание оставалось на удивление ясным, боль пока оставалась за гранью понимания, как и факт, что он сейчас, скорее всего, умрет.
Он моргнул, посмотрел на побледневшего Леона, а потом почувствовал, что его отрывают от земли, и швыряют на каменный пол. Вспышка боли ослепила его, но у Луиса не осталось сил даже на слабый стон. Но перед его глазами стоял образ той милой девушки, которая могла бы изменить его жизнь. Если бы ты остался в живых.
Образец! Саддлер.
Я все-таки умру.
Эшли...

Леон не мог сдвинуться с места, будто прирос к нему. Происходящее было настолько нереальным, безумным, просто не имело права на существование – но Сера рухнул на пол у его ног, и не поверить в реальность, отражающуюся в замутненных болью глазах, было невозможно.
- Саддлер!
Глава культа Иллюминадос многозначительно улыбнулся, сжимая в руке колбу с образцом. Склизкое, отвратительное щупальце с костяным наконечником с шелестом скрылось под фиолетовым плащом. Леон почувствовал тошноту, когда понял, что это не какая-то инопланетная тварь, а часть Саддлера.
- Теперь, когда образец у меня, ты мне не нужен, - лениво произнес он, обращаясь к Луису, развернулся и ушел. Кеннеди сделал было шаг в его сторону, но тут же упал на колени рядом с Луисом:
- Луис! Луис, ты меня слышишь?
Леона поразило то, что на бледных губах исследователя появилась вдруг усталая улыбка, а в полузакрытых глазах были страх и боль, смешанные с нежностью.

Боль только сейчас прорвалась через кордоны, накатив девятым валом. Луис был ослеплен ею, и в странном оцепенении понимал, что это конец. Смерть.
Перед глазами мелькали яркие картинки из стремительно утекающей вместе с кровью жизни. Мама, которую он обидел давным-давно… первая подруга, бросающая ему в лицо, что он слабак… Профессор, кривящий губы в усмешке, и заявляющий, что ничего путного из него не выйдет. Все, что ему пришлось увидеть с тех пор, как его завербовал Саддлер.
Свет. Сквозь туман. Словно солнце, ласковое, милое, теплое. Кареглазое и хрупкое.
Но не мое.
Мне больше ничего не принадлежит. Кроме права на смерть.

В светлых, обычно насмешливых глазах испанца сейчас была только боль, глухая и бесконечная. Леон перевел взгляд на его грудь, и ему опять стало плохо. В груди парня зияла огромная дыра, из которой хлестала алая кровь.
Сера пошевелил бледными губами.
- Эй, не разговаривай, - Леон пытался зажать ужасную рану, прекрасно зная, что ничем не может помочь испанцу, что он нежилец. – Просто полежи…
Луис неожиданно крепко схватил его запястье.
- Слушай сюда, - выдавил он. Леон склонился ниже.
- Я исследователь, нанятый Саддлером, - Сера закашлялся кровью, застонал. – Он забрал образец. Ты должен…
Он опять закашлялся, и из уголка рта потекла струйка крови.
Черт. Только держись!
- Ты должен уничтожить его, - Луис слабел с каждым мгновением, голос превратился в шелест, и последние слова Леон едва расслышал: - Это поможет контролировать паразита. Вакцина.
Сера вложил ему в руку какой-то флакон, улыбнулся.
- Я заслужил…
Он вздохнул последний раз – легко, свободно, - и затих на полу.

Мне так жаль, что так вышло. А ведь могло быть иначе… если бы мы могли изменить свою судьбу и прошлое…
Ада вздохнула негромко, вытащила коммуникатор. Она стояла за колонной недалеко от места, где лежал труп ученого. Ей действительно было жаль. Сера нравился ей, и Вонг допускала, что у них могло бы что-то сложиться. Но – не судьба.
- Да? – Вескер был спокоен.
- Я нашла Луиса. К сожалению, слишком поздно, - Ада смотрела почти равнодушно. – Он мертв.
- А образец? – шеф, естественно, не выказал никаких эмоций. – Ты его добыла?
- Нет, он у Саддлера.
Вескер помолчал, глядя куда-то в сторону.
- У тебя уже была возможность устранить Леона?
Его я не дам убить.
- Нет.
- Что ж, - голос Вескера стал чуть громче, - это не меняет практически ничего. Постарайся подобраться к Саддлеру как можно ближе и добудь образец.
- Поняла, - Ада отключила коммуникатор, прислонилась к колонне и закрыла глаза.
Все запутывается, и вряд ли это конец…

Я не смог ему помочь. Леон медленно поднялся, не в силах поверить, что Луис Сера погиб в жутких мучениях. А я просто стоял рядом и смотрел, как будто это меня не касается!
Он разжал кулак, безучастным взглядом посмотрел на красно-белые таблетки в прозрачном флаконе. Вакцина. Он слышал слова ученого, но их смысл пока не доходил. Все мысли и ощущения перебивало осознание смерти Луиса.
Леон знал его всего несколько дней, но это не имело абсолютно никакого значения. Сера нравился ему, Кеннеди уважал его, как храброго, умного, не лишенного чувства юмора человека, и ему было безумно жаль, что Сера погиб.
- Саддлер, - пробормотал он, - ты за это ответишь.
Голос сорвался, и Леон замолк, опустив голову. Он чувствовал себя разбитым и опустошенным. Из ощущений осталась горечь, но потом к ней добавилась злость, бесконечная злость на Саддлера и всех его приспешников.
Будь ты проклят, со своими планами и идеями! Леон сжал челюсти так, что заболели мышцы лица, стиснул кулаки, едва не раздавив флакон. Я доберусь до тебя, Саддлер. Рано или поздно. И можешь уже готовить прощальную речь.

Эшли чувствовала себя такой уставшей, что едва передвигала ноги. Коридор был мрачным, темным и бесконечным, заворачивающим из одной стороны в другую. К счастью, девушке никто не встретился, хотя пару раз она слышала в отдалении какой-то скрежет, отчего только ускоряла шаг.
Наконец, она оказалась наверху. Теперь толкнуть дверь, надеясь изо всех сил, что это не очередной коридор…

Леон услышал звук открывающейся двери позади и развернулся, готовый встретить врага пулей. Но едва он разглядел гостью, как тут же опустил оружие.
Она не должна увидеть Луиса.
- Леон! – девушка подняла голову и, увидев его, побежала навстречу. Кеннеди ускорил шаг, стараясь сделать так, чтобы тело Луиса оказалось вне поля зрения Эшли.
Девушка с разбега обняла его, закинув руки на шею и прижавшись к нему, так что он даже пошатнулся. Леон крепко обнял ее, отдавая себе отчет в том, что делает это не только потому, что хочет утешить ее. Ему самому нужна была поддержка; необходимо было почувствовать, что рядом есть кто-то живой, чтобы самому остаться в живых…
Она была такая теплая, мягкая, что у него к горлу подкатил комок. Я жив. Не умер; всего лишь оставил позади еще одну часть своей жизни, часть никак не желающей умирать надежды на светлый мир. Но я здесь…
Он осторожно, легонько похлопал ее по спине, расслабил руку, но пока не убирал ее с талии девушки.
- Все хорошо?
Эшли смущенно отстранилась, проведя ладонями по его плечам. Ощущение было приятным, но Кеннеди приказал себе не переходить границу, опустил руку.
- Прости, что я так поступила, - тихо произнесла она, опустив голову. Леон молча дождался, пока она посмотрит на него – нерешительно, боясь упреков – и улыбнулся.
- Не волнуйся об этом. Ну что, пошли?
- Я хочу спать, - смущенно призналась она, пряча взгляд. Леон хмыкнул. Сон не помешал бы и ему, учитывая, какой бешеный денек выдался.
- Ну, тогда просто найдем комнату, какой вопрос?
Искать долго не пришлось. В соседней комнате нашлись целых две койки, а камин несказанно обрадовал продрогшую Эшли. Закутавшись в найденное покрывало, она села перед огнем, протянув к нему руки, но через минуту уже спала сладким сном, прислонившись к колонне.
Леон присел рядом с ней, несколько секунд смотрел на ее легкую улыбку, растрепавшиеся волосы, размышляя о том, как собирается выбираться отсюда и не находя ответа. Потом поднял девушку на руки и бережно уложил на койку, накрыв одеялом, а сам без сил рухнул на вторую.
На сердце была тяжесть, и он подозревал, что только смерть Саддлера и крах его идей могут принести ему облегчение. И даже если придется идти долго – он был готов.
Человек, который мог стать моим другом, прикрывавший мою спину. Женщина, к которой я испытываю бурю разных чувств, но никак не могу понять. Мое собственное прошлое, другая жизнь, которая могла бы быть… Я все потерял.
Больше мне нечем рисковать – кроме жизни Эшли. Нечего терять, кроме солнечной девочки, видящей во мне защитника. И я пойду на что угодно, чтобы защитить ее.