Холодный воздух ясного сентябрьского утра заставлял ежиться от холода и Джон, стоявший у вокзала и оглядывавшийся по сторонам, невольно задумывался, а не стоило ли одеться потеплее – как ему говорила Май, там, куда он собрался направиться, будет прохладнее, чем здесь. Однако, теперь это уже не имело значения – сожалеть о непредусмотрительности было глупо. Раз ничего не поделаешь, то и не стоит по этому поводу переживать, правда?
Впрочем, нужно было где-то подождать Масако – Джон приехал в Токио намного раньше, чем они договаривались, и теперь не знал, куда девать время, чтобы не успеть замёрзнуть. Впрочем, он обещал сначала позвонить… Найдя взглядом ближайший таксофон, Джон направился к нему, по пути раздумывая о странных поворотах судьбы. Ещё лет так с пять назад мальчишки вокруг бы завидовали ему, да и он сам бы был невероятно горд, если бы у него был телефонный номер… ну, к примеру, Миранды Грей, молоденькой ясновидящей с невероятно таинственными чёрными глазами из популярного телешоу с участием экстрасенсов. Ну вот теперь у него есть номер японской Грей, да и, наверное, найдутся парни, которые страшно позавидовали бы ему теперь… Но – это работа. Хм.
Сняв трубку, священник набрал номер. На том конце никто долго не отвечал, но, наконец, гудки прервались, и послышался девичий голос:
— Да? – Джон без труда узнал Масако, но говорила она как-то странно – слишком невнятно и тихо, так же, как делала это, когда ей было плохо, а уж это состояние девушки было отлично знакомо всем работникам ЛПИС.
— Доброе утро, Хара-сан, — поздоровался Джон. – Это…
В трубке раздалось какое-то непонятное восклицание и сдавленное шипение. Джон встревожился ещё больше, но девушка уже заговорила, правда, как-то торопливо:
— Доброе утро, Браун-сан. Вы уже на вокзале, да? Я подъеду скоро…
— Не торопитесь, времени ещё много, — попытался успокоить медиума Джон. – Хара-сан, у вас всё в поря…
— Да-да, всё хорошо, — перебила его Масако. – Я подъеду скоро. До встречи.
— До встречи, — пробормотал Джон, но в трубке уже звучали короткие гудки. Недоумевая, священник отошёл от таксофона и направился к ближайшему кафе. Он и не надеялся, что Масако доберётся скоро. В случае чего, девушка легко найдёт его – им уже приходилось отправляться вместе с этого вокзала, и встреча в этом кафе уже начинала становиться скорее закономерностью, чем чем-то неожиданным.
Однако время шло, а Масако не появлялась, что усиливало беспокойство священника. Он вышел из кафе и уже раздумывал, не стоит ли позвонить девушке ещё раз, но тут к нему кинулась женщина лет сорока, явно иностранка, за ней – слегка недовольный японский полицейский.
— Слава Богу, хоть вы… — заговорила неизвестная на чистейшем английском, приблизившись, но тут же на лице её мелькнуло разочарование. – Простите, я вас не помню. Вы с какой группой?
— Э… я не турист, — ответил Джон, сообразив, о чём женщина. – Я живу в Японии.
— А… — протянула туристка. – Быть может, вы поможете? Я отстала от группы, а тут ещё этот привязался, а я совсем не понимаю, о чём он там лопочет…
Джон повернулся к полицейскому и заговорил с ним. Тот вначале недовольно начал что-то объяснять, потом усмехнулся, уловив акцент Джона. В конце концов, выяснилось, что мужчина лишь хотел помочь – иностранные туристки уже спрашивали его о потерявшейся. Недоразумение таким образом развеялось, все участники его дружно рассмеялись, и страж закона увел женщину. Отпала и необходимость звонить Масако – Джон увидел, что девушка приближается к нему, правда, несколько торопливо, что немного удивляло. Видно её было издалека – сегодня она была в тёмно-красном кимоно.
— Здравствуйте, — сказала она, приблизившись. – Сколько ещё осталось до поезда?
— Немного, минут десять-пятнадцать, — ответил Джон, внимательно оглядывая девушку. Выглядела она совершенно обычно, как и всегда, разве что была немного более бледной, да и синеватые тени залегли под глазами. – С вами точно всё хорошо, Хара-сан?
— Я же уже говорила, — слегка недовольно отозвалась медиум. – Всё в порядке. Поспешим, нам нельзя опаздывать.
Джон был совершенно не уверен в её словах – лицо девушки показалось ему уставшим, и это был дурной знак, если учесть, что предстояло очередное расследование, и, как он понял со слов Нару, не самое лёгкое. В конце концов, расследования всегда сильно влияли на физическое и психологическое состояние медиума. Однако допытываться священник не стал, а просто пошёл рядом с ней – поезд и вправду отходил скоро, а в Никко их ждали часа через два.
На этот раз в синкансэне* вокруг них вовсю раздавалась иностранная речь. Устроившись в кресле, Джон огляделся и заметил свою недавнюю знакомую. Иностранка заулыбалась ему и махнула рукой, но переведя взгляд на Масако, вдруг подмигнула и как-то странно оттопырила мизинец, после чего отвернулась, не переставая посмеиваться. Джону вдруг подумалось, что этот жест женщина явно позаимствовала в Японии.
— Столько иностранцев… — пробормотал священник. – Экскурсия?
Масако, расположившаяся рядом, с удивлением взглянула на него:
— А разве вы никогда не были в Никко, Браун-сан?
— Ну вообще-то нет… — смущённо отозвался Джон.
— Странно… — пробормотала Масако. В её взгляде засветилось неприкрытое любопытство, и она отвернулась к окну, стараясь это скрыть.
— А что в этом странного?
— Просто в Никко ездят все иностранцы, — задумчиво пробормотала девушка, отрешённо глядя в окно. – Ну вы сами, наверно, знаете эту поговорку…
— «Не говори о чём-то: «Это прекрасно», пока не увидел Никко?»
— Да, — кивнула медиум. – Это же пишется во всех путеводителях и на всех буклетах. Вот туристы и едут, скучают, а потом говорят всем с важным видом, что видели самое прекрасное место на земле, — девушка говорила негромко и как-то устало.
— Ну… просто мне не пришлось быть туристом, — улыбнулся Джон. – Видимо, поэтому я и не добрался до него… пока меня самого не позвали.
Масако оторвала взгляд от стремительно проносящейся мимо золотой панорамы осени за окном и пристально взглянула на священника. Джон, как и всегда, спокойно и мягко улыбался, и от этого слегка щемило в груди, стоило вспомнить холодный взгляд чарующих тёмно-синих глаз. Но – как это странно! – ведь она знает тайну этой морозящей отчуждённости, но не может пробиться сквозь барьер великодушия и терпения и увидеть, что же прячется за этой тёплой улыбкой. Хотя…
— А как вы вообще оказались в Японии? – голос Масако звучал равнодушно, и под опущенной чёлкой не видно было любопытствующего взгляда.
— Э… — замялся Джон. – Это не самая интересная история, Хара-сан. Ничего необычного, — он смущённо отвёл глаза.
Масако слегка нахмурилась, но тут же одёрнула себя. Ей-то какое вообще дело? С неё хватит и одной тайны… Которую она предпочла бы не знать. Ещё одной такой истории ей не нужно. Вряд ли, конечно, священник начнёт её ненавидеть… Однако ещё одних напряжённых отношений Масако не выдержит, пусть и, честно говоря, извечно портит всё сама. Поэтому девушка замолчала и не стала вдаваться в дальнейшие расспросы. К тому же, сил на это совсем не было. Сентябрьское солнце мягко грело, не ослепляя, а только согревая, призраков в поезде не водилось, кресло было до невозможности удобным, и рядом не было людей, заставлявших держаться в напряжении, а она так плохо спала сегодня ночью… Поэтому ничего страшного, если она всего лишь на пару минуточек закроет глаза…
Джон же почему-то побаивался взглянуть на Масако. Поднимать подобные темы ему совсем не хотелось, но священнику вдруг показалось, что он мог случайно обидеть девушку своим ответом. Однако австралиец вдруг почувствовал, как что-то прикасается к его плечу, сначала легко, мимолётным движением, но тут же – более ощутимо. Повернув голову и опустив взгляд, он увидел, что Масако прислонилась к нему. Глаза девушки были закрыты, дыхание — размеренное. Лицо её по-прежнему казалось уставшим и сероватым, несмотря на безупречно наложенный макияж. Джону вдруг подумалось, что он зря беспокоился так сильно сегодняшним утром.
Похоже, что неприступная и недостижимая, гордая и талантливая, безупречная во всех отношениях и стремящаяся прекрасно выглядеть в любой ситуации, профессиональный медиум Хара Масако сегодня утром…
Самым банальным образом проспала.
Всё-таки не такая уж она и взрослая, какой хочет порой казаться… и, строго говоря, она даже младше, чем Май, пусть и ненамного… Но это в общем-то ничего не означает. Просто к слову.
Девушка пробормотала что-то невнятное и устроилась поудобнее, так и не просыпаясь. Джон боялся пошевелиться. О том, чтобы достать из рюкзака книгу, не было и речи, поэтому священник просто снова взглянул на Масако. Банальное сравнение – японская фарфоровая куколка. Хрупкая, красивая и безупречная. Но, сейчас, во сне, её лицо казалось куда более мягким и детским, чем обычно, и это было так непривычно, что оторвать взгляд было сложно.
Рука от не очень удобной позы начала затекать, но парень решил, что потерпит. До пересадки оставалось меньше, чем полчаса. И меньше полутора часов до Никко, до красоты, которая будет совсем рядом, но до которой ему вряд ли придётся дотронуться.

— Хара-сан, — кто-то слегка неуверенно, но настойчиво коснулся плеча девушки. Масако с трудом приоткрыла глаза, недовольная тем, что приходится выбираться из такого хорошего сна. Вроде бы ничего особенного ей и не снилось: какой-то парк, тёплая ранняя осень, полутьма и зажигающиеся фонари, — но эта картина странно умиротворяла. Подобные хорошие сны у девушки случались редко – чаще её преследовали кошмары, последствия видения духов и их страданий. Она, правда, умела не допускать их, старалась перед сном очистить сознание от всего этого, иначе бы, наверное, сошла с ума. Но тогда Масако просто не видела снов или не помнила их.
Под щекой ощущалось что-то тёплое. Краем глаза Масако увидела кусок клетчатой рубашки и тут же отпрянула, поняв, что с удобством устроилась на плече священника. Лёгкий румянец залил щёки, однако Масако вовремя отвернулась, принявшись разыскивать что-то в сумке.
— Скоро нужно будет выходить, — пояснил Джон.
Девушка кивнула, предпочитая сделать вид, что не заметила своей маленькой слабости.
Поезд на Никко отходил минут через пятнадцать. До места назначения оставалось меньше часа. Туристы на платформе смеялись, фотографировались, повсюду раздавалась иностранная речь. Джон чувствовал себя странно: совсем рядом с ним люди говорили на его родном языке, и слышать это было приятно, но, тем не менее, особого желания подойти и пообщаться не было, он словно был отделён от них. А может, просто в голове не укладывалось, что у него другая цель в неизвестном как ему, так и им прекрасном городе. На глаза вдруг попалась та потерявшаяся, опять взглянувшая на него с непонятной улыбкой. Джон вспомнил её странный жест и обратился к подошедшей Масако:
— Хара-сан, вы знаете, что вот это означает? – священник повторил жест иностранки**, однако реакция Масако удивила его – девушка вдруг слегка покраснела и поинтересовалась:
— А кто вам это показал?
— Да одна женщина сегодня в поезде. Я ей помог на вокза… Хара-сан, с вами всё в порядке?
Масако и вправду вела себя странно. Лёгкий румянец на щеках резко повысил свою насыщенность до ярко-красного, и она заозиралась по сторонам, словно вдруг увидела духа.
— Эээ… Хара-сан?
Масако не ответила – она заметила, как пожилые иностранки с умилением, хитрецой и лёгкой завистью поглядывают в их сторону. На смену смущению окончательно пришёл стыд и недовольство.
— Она сама не поняла, что сделала, — холодно отозвалась Масако. – Возможно, над ней подшутили и сказали, что этот жест означает что-то хорошее… На самом деле я вам настоятельно не рекомендую его применять, если не хотите никаких неприятностей. Пойдёмте, нам пора.
Медиум резко развернулась и зашагала к поезду, сгорая от стыда. Чёрт побери, за кого они её приняли? За одну из тех идиоток-японок, которые вешаются на шею парню потому, что у него светлые волосы, голубые глаза и иностранный акцент, а потом хвастаются подружкам, что встречаются с необычным красавчиком-гайдзином? Эта мысль откровенно задевала самолюбие девушки. Ведь вряд ли эти женщины знают, кто она такая…
— Хара-сан, что случилось? – обеспокоенный священник сел рядом с ней.
— Ничего, — пробормотала она. – И, пожалуйста, не надо говорить со мной. Я устала.
— Вы можете опять поспать, — добродушно предложил Джон. – Я вас разбужу.
Масако вновь вспыхнула, параллельно размышляя, что сегодня за день-то такой – ведь она только и делает, что попадает в дурацкие ситуации!
— Я не хочу спать, — холодно отозвалась девушка. – Просто не трогайте меня.
— Вы хорошо себя чувствуете, Хара-сан? – участливо поинтересовался парень.
Девушка нахмурилась, чувствуя, что ещё немного – и она не сможет удержать раздражение. Эта настойчивая заботливость уже нервировала. Масако уже было собиралась высказать австралийцу пару претензий, однако он добавил:
— Может, я вас случайно расстроил? Простите, я не хотел.
Масако замерла – Джон оказался чересчур проницательным. Правда, виноват был не только и не столько он…
— Всё в порядке, — улыбнулась она, повернувшись к нему. – Правда. Я действительно немного устала – плохо спала сегодня ночью. Но… только не надо никому говорить, хорошо? А спать уже бесполезно – до Никко где-то полчаса.
— Хорошо… — растерянно кивнул Джон. Масако вновь отвернулась к окну.
До Никко и вправду оставалось совсем немного. И Масако не была уверена, что хочет видеть этот город. А точнее – что хочет слышать, как красивый голос называет по имени не её, а кого-то другого, ведь от этого так холодно…
А так бы хотелось, чтобы было тепло. Как в том сне.
Со священником они больше не говорили до самого приезда в Никко, где их встречал монах. А уж потом – тем более. Просто она опять упала в обморок, услышав дикие детские крики, почувствовав запах крови и увидев девочку, у которой пол-лица было превращено в кровавое месиво.
Ничего необычного. Просто в этом доме когда-то убивали детей.

Масако поворачивалась то на один бок, то на другой, безуспешно пытаясь уснуть. Едва она успела задремать в эту ночь, как послышались крики Май – ей опять снился вещий сон. Теперь-то ассистентка Нару уже успокоилась и спала крепко и безмятежно, даже чему-то улыбаясь. Порой Масако казалось, что Май имеет какого-то особого хранителя своих снов, странного ангела, помогающего пережить ей эти видения. И этот ангел тепло улыбается ей во сне и ведёт куда-то за собой, защищая от тяжести кошмаров. Может, как в том странном то ли сне, то ли галлюцинации Масако, это Нару. Улыбающийся Нару. Свой личный ангел, хранящий сны.
Ангел, которого нет у неё, Масако. И именно поэтому порой она боится уснуть. Увидеть кого-нибудь из этих детей… или следить, как исчезает душа Саккаути, или услышать хрип над ухом: «Я не хочу умирать». Да мало ли что? Она, правда, умела не допускать их, старалась перед сном очистить сознание от всего этого, иначе бы, наверное, сошла с ума…
Вот только не всегда это помогало.
Девушка поднялась и выбралась в тёмный коридор, направляясь к кухне. От всех болезней в ЛПИС было одно верное и любимое всеми лекарство – чай, и сейчас Масако собиралась им воспользоваться.
Путь на кухню лежал мимо базы. Проходя, девушка мельком заглянула, однако сама была замечена:
— Вам тоже не спится, Хара-сан?
Масако едва заметно вздохнула. Видимо, у неё судьба сегодня такая – принимать сочувствия от иностранного священника. Кроме Лина и Нару, на базе оказался и Джон.
— Да, — улыбнулась медиум, прикрывшись рукавом кимоно. – Вот, хотела выпить чаю. Кому-то ещё нужно?
Все трое мужчин кивнули, причём Нару и Лин – почти машинально.
— Давайте я вам помогу, — вызвался Джон и направился за ней на кухню.
— Ну вот вы и в Никко, Браун-сан, — заметила Масако, засыпая в чайник заварку. – Как впечатления?
— Ну… это ведь не тот Никко, о котором все говорят, — смутился Джон.
— Вы имеете в виду храмы, парки, водопады – всем, чем славится город? Но я не об этом спрашиваю. Ведь и у этого города есть своя повседневная жизнь… — усталый мозг тянуло на какую-то странную полуфилософию.
Священник решил промолчать. Уж слишком трудно было решить, что может привлекать больше – хрупкая и непостижимо далёкая красота, олицетворяющая собой чуть ли не саму душу Японии, или привычное и близкое течение жизни…
Выражающееся в покрасневших от недосыпа глазах и утренней спешке из-за того, что вовремя не смогла услышать будильник.
Однако и то и другое непостижимым образом влекло к себе.
Может быть, потому, что нуждалось в защите и утешении.
Чай был заварен, однако из четырёх чашек, принесённых на базу, одна осталась нетронутой – Нару, для которого с такой тщательностью всё это делалось, успел куда-то уйти. Лин, коротко поблагодарив, вновь повернулся к мониторам, а Масако сидела на диване, крепко сжимая чашку, с надеждой прислушиваясь к звукам в коридоре. Но шагов Нару слышно не было.
Священник опустился рядом с девушкой, не глядя на неё. Казалось, он вообще не думал ни о чём – просто крепче сжимал чашку, словно у него мёрзнут руки, просто пил чай, наслаждаясь теплом, разливающимся по телу. Масако искоса взглянула на него, отставляя чашку. Джон заметил её взгляд и легко улыбнулся, и медиуму вдруг показалось, что на базе стало как-то теплее и уютнее, не так одиноко и пусто… Поэтому ничего страшного, если она немного откинется на спинку дивана и всего лишь на пару минуточек закроет глаза…
Джон вдруг почувствовал, как что-то прикасается к его руке, сначала легко, мимолётным движением, но тут же – более ощутимо. Повернув голову и опустив взгляд, он увидел, что Масако прислонилась к нему, тихонько скользя вниз и явно намереваясь перебраться в горизонтальное положение. Она дышала глубоко и ровно, глаза цвета аметиста были плотно закрыты – девушка вновь крепко спала. Голова девушки опустилась на колено священника, и тот слегка покраснел.
А Масако вновь снился тёплый сон, в котором не было ничего особенного – парк, водопады, храмы… Когда-то она это видела, но давно, в детстве… Как странно – а ведь она и сама давно не была в Никко.
Так или иначе, сегодня ей спалось куда лучше, чем в прошлую ночь.
А Джон, неуверенно протянув руку, легко коснулся пальцами коротких-иссиня чёрных волос…
Вряд ли он сможет прогнать этим дурные сны. Но попытаться можно.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Синкансэн – сверхскоростной поезд в Японии.
** Насколько я помню, оттопыривание мизинца означает «женщина», частенько в значении «чья-то девушка, подружка».