Итак, постараюсь пояснить наглядно, что есть классический копирайт, и чем он отличается от шаблонов, принятых на фикбуке.

Для начала, возьму заезженную фразу, на примере которой молодых писателей учат, как не надо строить логические конструкции в тексте.
«Лесник срубил в лесу дерево, и в дверь постучал пионер Вова».

Теперь создам на нее самый примитивный копирайт.
«Работник лесничества завалил осину, и Леша, поправляя красный галстук, решительно постучался».

Мой опытный коллега по копирайтерскому цеху пойдет дальше:
«Лесничий отдал распоряжение вырубить больные сосны, когда вожатый Макар давил указательным пальцем в кнопку звонка».

Вот так будет выглядеть приблизительный образец искусства копирайта, который мог бы выдать товарищ, сделавший «переписку» своей профессией.
«Садовник нерешительно взялся за мотыгу, чтобы выкорчевать, наконец, больную сирень, а юный, впечатлительный скаут Сережа долго колотил еще по-детски пухлыми кулаками в набухшее на осеннем воздухе дверное полотно, пытаясь остановить злодея».

В последнем случае, конструкция даже приобретает некий смысл, красоту образом и начинает попахивать литературкой.
Очевидно, что обвинить меня напрямую в копирайте невозможно, так как нет ни одного скопированного словосочетания, но любому здравомыслящему человеку понятно, что смысловая нагрузка предложений, да и мини-сюжетец, идентичны.
Теперь перепишу кусок из статьи, взятый с согласия автора.

«Самая распространённая ошибка - подробное и/или пространное описание мыслей и чувств в этот момент. Знайте же, в самом бою думать некогда. Драться надо. Как написано во французском пособии по фехтованию XVIII века - наносить уколы и удары, по возможности, не получая их в ответ. Никакие мысли вроде "не попали бы мне по башке" проскочить просто не успевают. Человек превращается в животное, которое не умеет думать, а только двигаться и бить. Тело и мысль собраны в одно целое для решительного действия, которое ведёт к победе. Древние говорили "в бою нет ни отца, ни матери", и были совершенно правы. Мысли появляются только во время передышки».

Итак, создам примитивный вариант на уровне начинающих копирастеров:

«Многие авторы считают, что при описании баталии необходимо детально показывать глубинный психоанализ ГГ о своих действиях в этот момент. Подумайте сами, разве есть время анализировать собственные умозаключения, когда кулак противника несется вам в переносицу? Так, еще в античности, при обучении искусству владения пращой обитатели Балеарских островов поясняли юным отпрыскам, что задача воина заключается в том, чтобы за максимально короткий срок нейтрализовать противника, пока он не приступил к атаке. Здесь уже не до соображений: а вдруг противник нацелился на меня отравленной стрелой? А если у него уже дрожит в руках натянутая тетива лука? Ваш ГГ становится машиной убийства, запрограммированной уничтожать себе подобных. Он действует автоматически, ведомый древним инстинктом: убить и выжить. Осознание собственных эмоций наступит лишь по завершению боя».

Усложню текст до среднего уровня интеллектуального воровства:

«Для того, чтобы описать идеальную сцену уличной драки, не надо лезть в анналы истории, копаться в пыли библиотек, изучая труды психологов и психиатров. Если образование подкачало, то вполне можно удовлетвориться подножным кормом. Например, посмотреть фильм «Бойцовский клуб», а еще лучше почитать автора одноименной книги Чака Паланика, который четко укажет, что во время уличного боя мыслей нет. Есть примитивный, низменный страх за собственную шкуру и понимание того, что необходимо делать общее дело. Все связано в одно цепочку, раскрытие тайн которой обернется камерой предварительного заключения и перспективой персонального даунтшифтинга на будущее. Потому сейчас есть один выход – бить, поражать, выплеснуть собственную агрессию и выйти победителем. Действовать, драться, не включая мозги, одержать верх над противником, или сразу обречь себя на лузерство».

Очевидно, что ни в первом, ни во втором примере, я нигде литературно не повторился, однако «скоммунизженность» текста при непосредственном сопоставлении материалов сквозит от и до.

Несложно представить, что подобным образом при большом желании можно переписать не только предложение, абзац, но и весь авторский текст, потом выдать его за свой собственный. Более того, для меньшей узнаваемости абзацы можно переставить местами, да и приписать пару-тройку своих для отвода глаз.


Попытаюсь систематизировать типичные признаки копирайта, за исключением такой банальности, как общность сюжетной линии и синдром героев – «двое из ларца, одинаковых с лица». Подчеркиваю сразу, судить о наличии художественной переписки чужого текста предлагаю не по одному какому-либо пункту, а по их совокупному присутствию в работе:

1. Точное время и дата постановки двух текстов на сайт. Очевидно, что копирайт появится на несколько дней, недель позже. Если тексты встали именно на фикбук с разрывом в пару-тройку часов, говорить о переписке, пожалуй, не стоит. Здесь действительно может иметь место общность идей, витающих в воздухе. Зато если интервал появления работ составляет от двух-трех дней до пары месяцев, это уже повод задуматься. Как показывает практика, человеческому мозгу на переработку чужого необходимо время.

2. Общий стиль построения предложений. Если у изначального автора он есть, 70% копирайтеров его неосознанно скопируют. Избавиться от заданного стиля очень трудно. Из приведенных примеров наглядно видно, что при создании «переписки» товарищ вор будет тащить и в свою работу те же формулы сложносочиненных или сложноподчиненных схем предложений. Либо, наоборот, строчить краткими рваными фразами, если первоначальный текст построен по принципу лаконизма предложений. Изменить стиль под силу только Мастеру воровства, потому что он уже у него выработан. Так, если «исходник» написан от первого лица, копирастер скопирует ту же конструкцию в свое «произведение», если от третьих лиц - повторит неучастие в действии. При этом среднестатистический копирайтер неосознанно повторит и промахи товарища автора. Так, если создатель «исходника» грешит, например, повтором определений-синонимов, то «переписчик» неизменно продублирует сей недочет. Еще забавнее будет происходить со совершенными или несовершенными временами глаголов. Они тоже будут дублированы.

3. Идентичные слова, устойчивые словосочетания и словообразования, характерные для текста исходника. Да, переписать абзац ни разу не повторяясь за автором, вполне можно, но если взять работу, состоящую более чем из пары печатных листов, то рано или поздно общие слова, особенно эмоционально окрашенные, все равно проскользнут. Само по себе их заимствование, не означает, что работа украдена. Как мне брякнул один такой копи растет: «У тебя, че, патент на слова получен?» Я тактично промолчал, понимая, что доказывать свое правоту бесполезно. Но факт остается фактом. Когда такая мелкая деталь начинает плюсоваться к общей картине маслом, то выводы напрашиваются сами собой.

Что я подразумеваю под словообразованием? У всех есть любимые приставки и суффиксы. Например, меня одно время здорово клинило на уменьшительном суффиксе «еньк» - литературненько, пиздатенько, и т.д. В таком случае в работе копирастера появится, примерно, «офигенненько», «охрененько», «мгновененько», «крышенсносненько».

4. Общность примеров и образов, необходимых для построения текста. Все одни будут лежать приблизительно в одной плоскости. Например, если в рирайтнутом мною куске о бое упоминался французский трактат, то 40 % начинающих копирастеров действительно сошлются на какую-нибудь другую книгу или издание. Еще 20 % додумаются упомянуть фильм или привнести новизну за счет, допустим, цитаты известного актера, играющего в боевиках.
То же будет и с образами. Если в исходнике автор, чтобы передать внутренний мир героя, будет писать о том, что его целый день преследовал запах прогнившего лука, то в скомуниженном появится, например, чеснок, протухшая селедка и т.п.

5. Общий эмоциональный настрой текста. Внимание! На этом месте прокалываются даже мастера рирайта. Не секрет, что каждый написанный текст несет заряд определенных эмоций: радость, боль, сухая констатация фактов, раздумья и т.д. По мере прочтения, если текст хороший (а переделывать плохие как-то не тянет), читатель «заражается» ими и начинает сопереживать ГГ или болеть за тему. Избавиться от таких эмоций почти невозможно. Поэтому вор тоже будет тащить в свой шедевр тот эмоциональный фон, который был в первоначальном тексте. Грубо говоря, сделать из описания в работе весенне-осенней депрессии радостное треш-порно невозможно, работа сама утратит свой смысл. В лучшем случае можно нивелировать степень депры, или наоборот раздуть ее до масштабов вселенских страданий Гамлета.

Таким образом, если шаблон на книге задает некую стереотипность героев и в большинстве случаев стандартную схему развития сюжета, то рирайт как бы дублирует логику, внутренний мир, язык изначального автора. Если же перевести все это на совсем примитивный язык примеров, то образно говоря, шаблон похож на тему школьного сочинения, заданную на уроке литературы, рирайт же будет тем продуктом, который выдаст Митя Пупкин, передравший сочинение у отличницы Дуни Агрегатовой.