Почему-то в психиатрических клиниках всегда спокойно, никакой шумихи и столпотворения. Вопреки созданному шаблону о том, что вся больница непременно наполнена духом отчаяния и безнадеги, что запах в широких светлых коридорах обязательно неприятный и затхлый, в реальности все совсем не так.
Психи же не в состоянии сами признаться в своей невменяемости? Не только другим, но даже себе. Поэтому психбольница для них вовсе не дом скорби, а обыкновенное общежитие, где за каждой дверью в каждой комнате отдельный мир со своим временем, законами и всем остальным. В мире сумасшедших нет палат, уколов, препаратов и сложных отношений между людьми, там все предельно просто и легко поддается нескольким детским определениям: «хорошо», «плохо», «интересно», «скучно».

Медперсонал дурдомов обычно тоже не является образцом идеальных людей, потому что настоящий врач всегда слишком сильно вникает в мир «пациента» и рано или поздно задается вопросом: «А кто здесь псих?»

Один единственный человек, четко знающий, для чего он живет, чего хочет, что должен делать, чего вынужден бояться, и кому может доверять?

Или несколько миллиардов идентичных манекенов со стандартным распорядком дня, расписанием обязанностей и даже банальным набором проблем, особым разнообразием не отличающихся? Толпа клонов, которые не могут внятно ответить даже на четко поставленный вопрос: «А чего ты хочешь от жизни?»

Все ответы «нормальных» людей можно поделить на три разряда по характерам. Спокойные наверняка ответят что-то вроде: «Я хочу хорошую работу, машину, семью и обеспеченную старость». Люди с амбициями непременно скажут: «Карьеру, власть над подчиненными, денег!» А относительно небольшая кучка народа выскажет, захлебываясь в мечтах и фантазиях, что хочет: «Славы! Денег! Фанатов, популярности, всеобщего обожания!!!»

Примеров из каждого варианта можно привести массу. Массу масс. Тогда возникает вопрос: «Зачем так много одинаковых людей?» На этом месте мысль обычно останавливается, не находя ответа.

Врач психбольницы ставит не задумчивое многоточие, а точку, зная, что дальше пойдет полный абсурд и неадекват. А вот псих может круто додуматься до «истины», выразить мораль, поставить перед собой цель и уверенно к ней идти.

Много одинаковых людей?

Вариантов тоже предостаточно.

Можно осознать, что незаменимых людей нет, и закончить жизнь самоубийством.

Можно осознать, что все – подделки и мусор, а ты – один единственный живой, настоящий и классный. Так что надо перебить всех этих паразитов и остаться одному.

А можно придумать альтернативный мир, где либо нет никого вообще, кроме тебя самого, чудесного и прекрасного, либо все настолько разные, что от неповторимости мозг начинает вытекать через уши.

В любом случае этот вопрос так навсегда и останется без ответа. «Кто здесь псих?» Это зависит от норм поведения и мышления, принятых в данное время в данном месте. Если принято одно, а ты делаешь другое – ты псих. Другое дело – нарочно ты псих, или случайно. Совсем другое дело – насколько ты псих.

Слегка «не такой, как все»? Так это здорово, это изюминка, ты просто немного шизо.

Сильно псих? Многие не могут тебя понять? Отлично, ты – фрик, творческая личность. Если при этом еще есть какой-то талант, то вообще здорово, ты – гений, никем не понятый одаренный человек.

Ты слишком псих? Тебя не понимает НИКТО? Добро пожаловать за стены желтого дома, тебя уже ждет обитая подушками батарея, транквилизаторы и смирительная рубашка в случае особой гениальности. Ведь ты псих. А они нормальные.



* * *



По коридору больницы Сэнт-Долорэс санитар шел пружинящей походкой. Пародия на подпрыгивание, как в мультике, но совсем не мультяшная тягучесть движений и полная уверенность в собственной привлекательности.

Да, уверенность в своем сексуальном обаянии Питера Вандервильта не покидала никогда. Вопросом «А кого привлекать в этом пустом коридоре?» он не задавался. А зачем? Потом пойдет мозготрепка на тему скучности работы, потом начнется депрессия из-за осознания, что он просто винтик, маленькая шестеренка в огромном механизме и никуда соскочить не может. Зачем об этом думать?

А так – он вполне целая, состоявшаяся единица общества. Не ячейка, потому что еще не нашел свою половину до гробовой доски, но единицей считаться может по праву. Вот идет довольный, почти здоровый и энергичный по коридору, не стуча каблуками, а мягко отталкиваясь подошвами дорогих патрулей от надраенного до блеска пола.

Он сегодня – крадущийся тигр.

Он – незаметный и хитрый шакал.

Он – предмет обожания, восхищения и вожделения всех подряд, независимо от пола и возраста.

Он – падальщик, как стервятник. Да и стервец порядочный.

Но с падальщиками Пит себя, разумеется, не сравнивал, сегодня у него был один из «охренительных» дней. В такие дни все случается так, как тебе хочется, без особых на то причин. Просто удача, просто фортуна повернулась лицом. Утром кто-то приготовил завтрак, потом в автобусе или метро оказалось свободное место рядом с адекватным человеком, а не вонючей бабищей или не менее вонючим алкашом. В такой день ты шикарен, красив, умен, сообразителен, остроумен и хитер. Ты идешь по улице, расправив плечи, высоко подняв голову и почти улыбаясь. Смотришь на всех свысока, шаг летящий, свободный, даже руки не мешают и не болтаются вдоль тела, как плети. Ты слушаешь музыку в плеере, а мир кажется декорацией к этой песне, жизнь – клип, а ты сам - главный герой этого клипа, тебе посвящено все. Ты разговариваешь, смеешься, работаешь и занимаешься сексом, и все получается просто идеально, превосходно, гениально…

Вот именно такой день сегодня был у Питера.

- Ленни, Тиш, - он наконец преодолел длинный коридор за поворотом от холла и толкнул дверь в подсобку, где сидели две «лучшие подруги». Санитар поднял руку с растопыренными пальцами и качнул головой в знак приветствия. Наушник очень удачно выпал из уха и, не мешая, остался болтаться поверх коричневой кожаной куртки.

Ленни по паспорту была Магдаленой, одинокой дамочкой неопределенно-студенческого возраста с патологически идеальной прической. И макияжем, маникюром, педикюром, которые не менялись уже второй год знакомства Питера с Ленни. Обычно она сидела на вахте, но сегодня была суббота, больница работает круглосуточно, а посетителей в субботу уже не пускают, так что можно забить на профессиональные обязанности, свалить охрану на здоровяка Бадди и сидеть в подсобке, пить кофе. Чем дамочка и занималась, периодически отвлекаясь от компьютера. В глубинах интернета она искала очередную жертву своего обаяния. Или претендента на постель сегодняшней ночью. Принцип Магдалены: никого не любить, всех иметь, всех бросать. Ведь если у тебя никого нет, никто не смеет предъявить на тебя права, так? А значит, жить становится намного проще.

Пит переодевался из мокрой от осеннего дождя «штатской» одежды в форменную голубую «пижамку» и косился на вахтершу. Нет, с ней бы он мутить ни за что не стал. Хрупкая фигурка, натуральные темные кудряшки, почти плоский нос, глубоко посаженные глаза и мясистый, вампирски-красный рот. Все это делало Ленни невероятно привлекательной для мужчин рабочего класса, любителей южных красавиц. А ее не особо внушительные выпуклости, виднеющиеся в вырезе черной блузки под голубым форменным халатом, даже заставляли кое-кого помышлять об эротике. И забывать о том, что под слоем тональника и пудры лицо красавицы покрыто мелкими ямками – следами жестокой борьбы с прыщами в юности.

Нет, Питеру такие не нравились, слишком доступные и простые, слишком сами по себе. Уж совсем. Да и вообще, Магдалена была явно не в его вкусе, ему не нравились южные и жгучие.

Питера больше привлекали изящные (можно не очень) блондинки со светлой кожей и глазами. Северная красота ему была ближе, потому что сам Вандервильт особым мачо тоже не смотрелся.

Но и с Тиш он бы встречаться тоже не стал. Наверно, не только из-за внешности, но и из-за характера. Совсем другая, не то, что Ленни, Тиш (сокращенное от Платиша) была ленивой и спокойной. Не загадочной, не кокетливой, а просто амебой. Но амебой пунктуальной, умной и обязательной. Она была невысокой и неуклюжей дамой со своими пристрастиями к внешнему виду. Клинически низко завязанный конский хвост, длинные сухие волосы, а на голову намотан полупрозрачный цветной платок, закрывающий слегка оттопыренные уши на манер обруча. Узел завязывался под хвостом, концы платка путались с волосами, в итоге получалось нечто свеженькое и хиппующее в голубой пижамке с бейджиком, прямо как у Питера. Практическое отсутствие бровей, рыбьи глаза и нос картошкой не мешали ей, впрочем, зарабатывать больше, чем санитар, который постоянно хвастался своей «тигриной сексапильностью». В отличие от раздолбая Вандервильта Тиш имела образование и занималась психоанализом в клинике не из-за лени, как Пит, и не из-за желания подработать, как Ленни. Она просто любила и жалела несчастных сумасшедших, проводила с ними не меньше трех часов в день, проводя профилактические беседы в общем кругу и, если понадобится, частные беседы уже с каждым больным. После этого просто лениво гоняла чаи в подсобке с Ленни.

Санитар часто выделывался и заявлял, что никакого образования для этого и не нужно, он тоже вполне может поболтать с придурками, а потом отдыхать, балду пинать. Но его главврач к пациентам допускала редко, не потому, что тупой, а потому, что после его набегов на несчастных психов в клинике повисала жуткая, мрачная и черная депрессия, все старания врачей шли насмарку, лечение останавливалось или даже давало обратный ход.

- Опаздываешь, - ядовито заметила Тиш, поправив рубашку и бейджик.

- Это не я опаздываю, это вы рано приперлись, - спокойно отозвался Пит, выйдя из-за потертой ширмы, за которой культурно переодевался. Наушники так и остались болтаться на шее, никуда не исчезнув. – Что нового случилось в нашем цирке уродов, пока меня не было? – он оседлал офисный стул задом наперед и подкатился к столу Ленни, взял конфету из маленькой вазочки рядом с органайзером.

В цирке уродов его не было целых три дня по причинам личного характера. Причины исчезли из квартиры только вчера утром, прихватив с собой еще и DVD-плеер. Что больше всего смешило Питера, так это то, что все имущество было предусмотрительно им застраховано, а плеер и вовсе не работал уже два месяца. Удача, что поделать.

- Ты не забывай, что у нас тут дом скорби, а не зоопарк, - мрачно напомнила ему Платиша. Она не терпела такого отношения к пациентам.

- Да ладно?! – Пит фыркнул, фальшиво удивившись. Для двадцати двух лет он был очень циничным. И наверно, слишком развитым. Потянулся и вытащил из ящика связку с ключами от палат, которые нужно осмотреть с утра, просто обход. Заметил, что ключей на кольце прибавилось, а значит, и палаты кто-то занял. – Ленни, ну хоть ты снизойди до низкого, безнравственного червя и скажи, что тут случилось, а?.. – он вздохнул, проследив взглядом за удалившейся из подсобки Тиш. Она поцокала низкими каблуками по коридору в сторону столовой. То ли договариваться о завтраке для пациентов, то ли просто поесть пончиков вдали от капающих ядом коллег.

Вахтерша задумчиво рисовала на тыльной стороне ладони паука. Синей ручкой, потому что черной не нашлось.

- А пока тебя не было, у нас случился осенний призыв, - выдохнула она певуче, вытягивая руку и любуясь получившимся рисунком. Почти как настоящая татуировка.

- Новобранцы? – Пит раскручивал на пальце связку ключей и тоже смотрел на нарисованного паука. Что бы там ни говорила Тиш, а дурдом для Вандервильта всегда и был зоопарком. И сейчас, кажется, в нем завелись новые зверушки, очень хотелось на них посмотреть. Покормить, потрогать, погладить.

- Угу. Свежак, я бы сказала, - Магдалена достала вишневые круассаны из сумки и принялась их поедать один за другим, запивая серым, невкусным какао, подернувшимся пленкой у нее в кружке. Потянувшемуся к пакету Питу она дала по рукам, чтобы не лез к чужому, парень обиделся.

- Невменяемые совсем? – он решил все же уточнить, а то мало ли.

- Один. Но милый, так что не беспокойся.

- А еще кто?

- Еще двое. Один такой весь в себе, сам себе псих, что называется. Комплексы неполноценности на лицо, двадцать восемь лет.

- Блин… - Пит закатил глаза. Он-то рассчитывал на что-то реально свеженькое. А что? Работая в мужском отделении, невольно начинаешь судить о мужской красоте. Вон тот, например, очень ничего, а другой – вообще кошмар. Двадцать восемь лет… Жесть.

- Вот он о том же. Ты бы видел, какая тут была истерика, когда его привезли. Не поверишь, бывший парень привез. Ты, конечно, опять подумаешь, что я сплетница и все придумываю, – Ленни на него глянула с сомнением, нарисованные черные брови сдвинулись на переносице. – Но мне кажется, что это он и виноват во всем там. В общем, понятия не имею, что конкретно случилось, Тиш не рассказывает, а наша птаха сидит третий день, как мышь на крупу дуется, в стену смотрит, от еды отказывается и всех игнорирует. Жуткий тип, я тебе скажу.

- Понятно… А третий?

- Мерзкое брехло. На лбу написано – мелкий мошенник, наверно, из тех, что заманивает клиентов куда-нибудь на квартиру, щедро угощает снотворным, а сам чистит под корень и валит. Не знаю. Много таких уже было, может, поймали на горячем, а может, клиент сдох случайно, дозу не рассчитал, что-то такое… Но ничем он не болен, это стопроцентно, просто увернулся от камеры, решил, что в дурке лучше сидеть.

- Активничает? – Пит усмехнулся гадко. Знал он таких. Юркие, с быстрыми глазами, то ли мальчики с лицами девочек, то ли девочки с яйцами. Шустрые и надоедливые, себе на уме. Снаружи стальная броня и иглы, хрен пробьешься, а внутри – нежное розовое желе. Тронешь за живое, и окрысится сразу такая бомба с начинкой. А если такие влюбляются, то…

С мысли сбила Ленни, ответив с ехидной усталостью и гортанным стоном.

- Задолбал уже всех. От него уже даже птаха эта занудная уползает подальше. Он ко всем лезет, ко врачам лезет, Тиш достал, меня достал, мелкого психушника достал, чуть ли не на ушах ходит. Скучно ему. А что, дурка – это не санаторий, пусть не обольщается.

- А главная чего? – Пит улыбнулся. Да уж, неплохо тут будет с такими новичками.

- А Доусон на него посмотрела, сказала, что выпишет при особой активности, он и растерялся. Не знал, чего изображать – то ли эпилепсию, то ли авто-амнезию. В итоге начал довольно фальшиво заикаться и уверять, что не помнит своего имени. Ну, Доусон пожала плечами, сказала, что его, такого крутого с авто-амнезией, обязательно покажут по телеку, авось кто опознает. И ушла.

- Не испугался?

- А фиг знает, внешне спокойный. Но не расстроился точно, значит, либо жаловаться на него никто не будет, либо не на что жаловаться. Понятия не имею. Ты идешь работать или как? – Вахтерша прищурилась и испытующе глянула на Пита. А тот так и сидел с поднятой правой бровью, взгляд завис, сосредоточившись на пустой точке в плинтусе.

- Сейчас пойду. А что там с невменяемым?

- Семнадцать лет, сдали родители. Сами в разводе, парень с двенадцати лет на экстази и хэви-металле. Ну, знаешь же, нежный возраст, всякое дерьмо к мелким так и липнет. Свихнулся немного, когда зайдешь – не наступи на него.

- ?!! – взгляд Питера выражал все, что он хотел понять. Ленни хмыкнула.

- В прошлый раз он ползал под кроватью и мяукал, я чуть не наступила.

Пит вздохнул, встал со стула и удалился молча. Раскручивая на пальце ключи.