Джой заинтересованно наблюдал за соседом по палате, сидя на кровати и подтянув колени к груди. Колени были острые, некрасивые, но под серыми штанами пижамы это было не так заметно, как обычно. Палата была большая, но освещалась не ахти - только одним окном посреди стены. И то зарешечено, закрыто наглухо, чтобы зимой не было сквозняка, заклеено чем-то неизвестным. Даже не новое, пластиковое, а старое, с деревянной рамой. В палате не горел свет, а за окном, несмотря на уже не раннее утро, было темно из-за серых туч.

Инкен лежал на кровати уже который час, двигаясь так редко и сомнительно, что одно только занятие «Угадай – дышит или нет» увлекало Джоя на десять баллов.

Джою было смертельно скучно, ему хотелось обдолбаться. Еще сильнее ему хотелось трахаться, а дрочить в одиночку в общей палате как-то не шик. Сильнее, чем трахаться, ему хотелось только напиться и забыться, осознавая, что он у черта в заднице. В психушке, надо же… Мать была права когда-то.

И он точно не псих, он любит адреналин и скорость, он любит экшн, хоть и часто делает вид, что хочет побыть один.

«Это не конец, нет, конечно. Конец – это если бы у меня дырка в башке была. Или битой отходили. Или башка расколота. Или…» - фантазия у него была настолько богатая, что после долгих размышлений психушка показалась райским садом. В конце концов – кто его по телеку узнает спустя столько лет? Ему уже двадцать, дома его видели лет шесть назад в последний раз, да и выглядел он не так. Неужели милые бизнесмены, которых он обобрал, признаются, что стали «жертвами» его неуемной корысти и жажды хрустящего бабла? Нет, конечно, ни один старый мудак и слова не проронит о том, что мечтал потискать юного и страшноватого, зато дешевого мальчика с улицы. Притворяться опустившимся в конец подростком Джой умел, сойти за пятнадцатилетнего сиротку – запросто, накормить радушного педофила снотворным – еще легче. Разве ж дядечкам могло в голову прийти, что это двадцатилетний, вполне зрелый мошенник, следивший за ними неделями, чтобы попасться в нужную минуту в нужном месте?

Внешность тоже играла огромную роль, непропорционально большие (что выглядит далеко не так красиво, как кажется) темные глаза, маленький рот, вздернутый нос и россыпь темных веснушек на выпуклых скулах. Мордашка, по-другому и не назвать. И все это в обрамлении длинных, пышно начесанных (для вида растрепанности) крашеных волос. Неужели не пожалеют?..

- Мяу… Мя-я-я-яу… - из-под кровати возле стены выполз бедняжка Ферги. Джой на него посмотрел, потом вытянулся на кровати, закинув руки за голову и выпрямив одну ногу. Закрыл глаза.

- Мя-я-я-у…Мур-р-р… - Ферги был убедителен, старался на пять баллов. Лучше некуда. Вчера, например, когда зомби-Инкен стоял возле окна в своей обычной позе «бедра вперед, торс отклонен назад», между его ногами Фергюссон на четвереньках ползал, как настоящий кот. Более того, ноги Инкена были такой убийственной длины, что не поползать между ними, не потереться боком было бы просто грехом. Джой от скуки начал приставать к сумасшедшей животинке, опустившись на корточки и вытаскивая мелкую обдолбанную дурилку из этих двух лыж. Вытащил и принялся тискать, наглаживать, шушукать с ним. Ферги был не против, адекват у него закончился на пороге полицейского участка, куда его привезли после очередного похода в клуб. Сейчас была стадия «адаптации», как выразилась эта умная женщина в строгом костюме под халатом. А еще Джой заметил, что у нее небритые ноги, что колготки не того цвета, да и вообще, что колготки с босоножками носить просто абсурд. Но промолчал, он же невменяемый, он не помнит ни как его зовут, ни где живет – ничегошеньки о себе. В остальном абсолютно приспособлен к жизни.

- Ме-е-елкий, - протянул он, глядя на мурчащую возле тумбочки дурилку тяжелым взглядом. Маленький рот с бледными губами то и дело растягивался в ухмылочках, совсем не маленький подбородок выдвигался вперед. Джой постоянно щурился по привычке, рассматривал дурилку так пристально, что в глазах Ферги случайно-случайно, да пробегала искорка нормальности. Потому что кот ты или не кот, а неуютно от такого взгляда. – Че ты выделываешься, а? Ты ж не больной, - Джой шепотом его доводил, подняв брови и нудно выговаривая каждое слово.

- Мя-я… - начал парнишка, а Джой резко потянулся и толкнул его узкой ступней в плечо, семнадцатилетний псих так и сел на задницу, русая с мелированием челка упала на глаза.

- Мяу… - выдал он, но это звучало так ненатурально, что глаза у Джоя зажглись, он себе показался настоящим психоаналитиком. Надо же! Разгадал обман этой маленькой дурилки. Или нет?.. У него самого, у Джоя, было такое года два назад, когда ничего не хотелось, а сумасшествие выглядело отличным выходом. Он лежал на кровати и тупил в стену, почти не моргая. И ничто, даже крики не помогали. Если бы его пилили заживо тупой двуручной пилой, он бы не пошевелился. Но он-то знал, как это сложно, как хочется сказать хоть что-нибудь. Но ты нарочно сдерживаешься, чтобы все еще больше ужаснулись твоей «жуткой депрессии». Это дело принципа, это жажда внимания.

В палате подобрался суперский контингент, одна кровать до сих пор пустовала, санитар Пит застрял возле железной двери в палату. Он с интересом смотрел на маленький экран с черно-белым изображением происходящего в помещении. Оно транслировалось на этот экран и на экран в подсобке, на экран вахты в холле через маленькую камеру над дверью внутри комнаты. Вандервильт задумался в очередной раз о том, что чем отвратительнее существо, тем больше у него видов. Сколько видов сорняков? Сколько видов насекомых? Одних только гусениц сколько?..

Женоподобные мужики. Как их много, и все разные. Вот, к примеру, взять глупышку Ферги, ползающего по палате и выгибающего хрупкий позвоночник, как настоящий котенок. Совершенно удивительный парнишка. Семнадцать лет, а тело уже сформировалось. Другое дело – оно сформировалось не так, как рассчитывал его богатый папочка - плечи узкие, талия тоже, бедра узкие. Ноги худые, но с пластикой все в порядке, долговязость уже прошла. Лицо в камеру он не показывал, но Пит был уверен – ничего особо мужественного он там не увидит. На кровати у окна лежит еще один. Его женоподобность способна уничтожить психику любого гетеросексуального мужчины. Ну или сначала взбудоражить вплоть до ночной дрочки, а потом уничтожить, когда этот мужчина узнает, на кого дрочил. Высокая фигура лежит на боку, лицом к окну, спиной к двери, но Питу в камеру видно белые волосы, разметавшиеся по подушке. Видно четкую линию плеча, плавный изгиб талии, переходящий в не такое уж и крутое бедро. Аппетитные очертания, убийственной длины ноги. Щиколотки и ступни не уместились на кровати, они просто висят в воздухе.

Ему двадцать восемь?.. Удивительно. Хотя лица Пит по-прежнему не видел.

Этот вид женоподобного мужика, и правда, был необычным. Этот – из серии, что пачками, банками глотают эстроген, с целью не просто вырядиться и накраситься как баба, а потом выглядеть вульгарно и по-дурацки. А с целью максимально приблизиться к женской внешности даже без косметики. Судя по фигуре со спины – у пациента Инкена Моник (ударение и в имени, и в фамилии падало на букву «и», судя по личному делу) приблизиться к женскому идеалу получилось отлично.

Третий был самым противным, так что приковал взгляд и внимание Пита к себе надолго. Надо же, редкость такая, а туда же – в их дурдом. Совершенно адекватно себя ведет, но где-то в глубине все же проблескивает огонек настоящего сумасшествия. У него в душе ад, и он там дьявол, он там судит и жарит всех неугодных, он же наказывает «недостойных». Его недолюбили в детстве, хотя к таким с самого рождения клеятся слюнявые тетки. У них пожизненно мелкие черты лица и хрупкие фигуры, у них не глаза, а глазки, не губы, а губки, не руки, а ручки и так далее. Настоящая мужская щетина на лице не появляется вовсе или же появляется поздно, годам к сорока. А еще они чувствуют, что в отличие от первых двух видов педиков, они-то педики с рождения. И эта непохожесть на других растворяет всю доброту с детства, оставляя после себя только не совсем здоровый цинизм. Они просто берут все, что чувствуют сами, присваивают эти ощущения другим и уверяются в своей «отличной способности читать мысли людей». Предварительно снабдив грязными подробностями. Цинизм – один из сильнейших наркотиков. Он, как кокаин: не вызывает физического привыкания, но психологическое становится таким сильным, что завязать просто невозможно. Что ни слово, что ни фраза - все предельно цинично и сочится ядом. Такие, как этот пациент, не живут по правилу «Не верь, не бойся, не проси», как принято думать. Они не любят пафос, они его начисто лишены. Они истерики и Наполеоны, они – нравственные идиоты. Это настоящий диагноз для таких. Нравственный идиот не способен сочувствовать или сострадать, зато способен без единой эмоции на лице смотреть на самые гадкие вещи. На расчленение живого человека, например. В то же время он надрывается, чтобы доказать «Я хуже всех вас!!!», а в душе уверен: «Я лучший, вы все – быдло». Противоречия и превращают жизнь в ад.

Вот сейчас Пит со здоровым (а это совсем другое дело) цинизмом изучал содержимое новой клетки зоопарка, наблюдал за тем, как третий псих издевается над маленьким сумасшедшим Фергюссоном. Отметил про себя также, что не смотря на видимую хрупкость самого «Неизвестного», как было записано в личном деле, ему достаточно просто сильно дать ногой по выгнутому позвоночнику мальчишки. И он треснет. Скрытые резервы человеческого тела просто невообразимы.

- Рота, подъем! – весело заявил Пит, наконец открыв дверь и зайдя внутрь. Сразу же дверь запер, чтобы Ферги не вылез из палаты.

Инкен не пошевелился вовсе, а вот «Неизвестный» даже встал с кровати. Его очень даже обрадовало появление кого-то нового, а не этих старых, противных врачих. Тем более что широкоплечий и вполне приятный на вид санитар был в его вкусе. Высокий, со светлыми волосами, неширокими бровями чуть темнее по цвету, чем шевелюра. С серо-голубыми глазами и насмешливым лицом. В каждом слове и взгляде сквозила брезгливость к психам, но к брезгливости Джой привык.

А Пит подумал, что этот пацан и Ленни похожи, как брат и сестра, но не внешне, а как-то внутренне. От них исходили похожие волны. Вот если бы Ленни выперли из дома в юности, а потом она занялась бы аферизмом, сейчас была бы такой же, как «Неизвестный». Отличие было только в чертах лица и половой принадлежности.

- А ты не врач, ты санитар, - Джой тронул рукой его бейджик и прочел на нем «Питер Вандервильт». А Пит вздохнул мысленно, еще и голос у Неизвестного оказался, что надо. То ли как у мальчика лет 13 с хулиганскими наклонностями, то ли как у восемнадцатилетней девочки тоже не самого тяжелого поведения. Скрипучий и тянущий букву «а».

- Умный? – Пит поднял брови и хмыкнул. Сел на кровать особо борзого пациента, к нему тут же подполз Ферги, начал боком тереться о ногу. Пит игнорировал, случайно заметив, что был прав – личико у Фергюссона было еще совсем юным. На мужчину там и пародии не было.

- Допустим, - Джой начал кокетничать сразу же.

- Чего еще расскажешь? Как тебя зовут, сколько лет, где живешь, чем занимаешься? – санитар машинально погладил «кота» по плечу.

- Я… - Джой тут же вздрогнул и замер, округлив глаза. Черт… Чуть не попался, чуть не ответил на все вопросы. Он осклабился и встал манерно. – Я не помню.

- Заметно, - Вандервильту все было понятно, но он не стал портить психу удовольствие. У него в глазах и так видно, что он-то здесь, в отличие от Ферги и Инкена, настоящий шизик. Слишком много мыслей в одной голове, слишком много всего. – Как тебя называть? «Неизвестный» нравится?

- Зови меня Джой, - парень улыбнулся, Пит заметил, что зубы у него белые, мелкие – значит, не курит. Не курил, точнее. Прежняя жизнь закончилась, начался дурдом, а вот это уже совсем другое дело. Правда, Джой этого еще не понял.

- Знаешь, где тебя нашли, Джой? – санитар пропел, в то же время покосился на фигуру возле окна. Она не шевелилась совсем, пациент либо спал, либо умер, либо совсем рехнулся.

- И где же? – парень сел перед ним на пол по-турецки, Ферги сразу к нему подполз, но Джой его отпихнул. А Пит не сомневался, что псих сказал настоящее имя, зачем путаться? Джой и сам понимал, что может ненароком забыть «псевдоним».

- На скамье перед клиникой. Ты как будто ждал, что кто-нибудь выйдет и на тебя наткнется. А ты изобразишь бедного сиротку, забывшего имя и все остальные паспортные данные, - глядя в темно-карие глаза, выдал Пит спокойно. С улыбкой даже. – Что ты там делал?

- Я не помню, - парень возмутился очень натурально, пожал плечами. – Это ты должен мне сказать. Или ты не в курсе? Ах, да, ты же не врач…

Надавить на самое больное место у него не вышло. Пит не мечтал о повышении, да и больных мест у него не было вовсе. Ни одного.

- Я не врач. Я всего лишь санитар, обхожу палаты. Вот до вашей был в корпусе, где совсем тяжелые валяются, настоящие овощи. Потом дикие, которых успокаивают транквилизаторами. А потом те, что много выделывались, типа тебя. Они надоели миссис Доусон, главному врачу, и она начала их лечить. Если получится, я тебе как-нибудь ночью покажу их, увидишь, что случается с нормальным человеком, который решил отсидеться в дурдоме. Мозги отключаются напрочь после пары процедур, - заверил он честно. А Джой не показал, что ему стало не по себе.

- А что-нибудь более интересное и приятное ты мне ночью показать не можешь? – практически предложил он, глядя на Пита снизу-вверх очень преданно. Вот только в отличие от жертв Джоя, пожилых и противных олигархов, Питера было сложно обмануть таким преданным взглядом. На его дне он четко видел издевку и самоуверенность.

Он просто молча сидел и смотрел на пациента номер три. Медленно прошелся взглядом по его волосам, внимательно осмотрел лицо, плечи, торс, худые ноги с острыми коленками. Маленькие аккуратные ступни. Джою все это время казалось, что его не рассматривают, а трогают, настолько взгляд был ощутимым.

- Нет, не могу, - Пит хмыкнул, поднялся с кровати и переступил через обоих: через согнутую ногу Джоя, через стоящего на четвереньках Ферги. Подошел к подножью кровати возле окна. – Эй, ты. Слышишь? Вставай, завтракать идем, - громко сказал на случай, если Инкен просто спал. Но нет, он пялился в окно, почти не моргая.

Джой встал с пола, с небольшим усилием поднял дурилку на ноги и прищурился. Психоприем Питера на него не подействовал. Или подействовал слишком слабо.

- Он не отвечает ни на что, - сообщил санитару ехидно. Он-то тут уже задолбался тормошить этого зануду.

- Мне и не надо, - Вандервильт просто пощекотал голую пятку блондина, нога дернулась, сгибаясь. – Все он прекрасно слышит и понимает, - выдал Пит довольно. – Вставай, давай, хватит выделываться, я не врач.

Он шлепнул Инкена по бедру, тот лениво сел на кровати, опустил ноги и сунул их в тапки. Руку запустил в волосы. Медовый цвет, такого добиваются в салонах часами, он тоже добивался ради красоты. Волосы здоровые, не секущиеся и не жирные, вились от природы мягкими крупными кольцами. Один такой локон падал на глаз, Инкен его убрал, причесавшись пятерней, и встал. У Питера чуть челюсть не отвисла.

«Мама дорогая…» - пронеслось в голове санитара при виде всего пациента лицом к лицу.

Инкен Моник, двадцать восемь лет. Профессия – дизайнер, иногда подрабатывал написанием статей для модного журнала. Пит просто не знал, что с семнадцати до двадцати пяти лет Инкен работал моделью самого Готье. Ходил по подиуму и демонстрировал любую одежду, хоть женскую, хоть мужскую. Для этого же он и глотал женские гормоны, что в итоге отразилось на лице и фигуре. Сто девяносто три сантиметра роста, сплошное изящество. Стройность обернулась нездоровой худобой, если снять с него рубашку. Живот не просто плоский, а впалый, но все остальное, как заметил Пит, еще очень красивое и аппетитное. Он бы и не дал парню (мужчиной назвать такого язык не поворачивался) двадцать восемь. Упругая на вид кожа, молодое без единой морщины лицо, грация. И прямая осанка, как будто он палку проглотил.

Вот лицо было на любителя. Львиные черты. Широкая переносица, красивые линии темных бровей, широкие скулы и впалые щеки. Острый подбородок, прямой недлинный нос. Широкая верхняя губа, обычная нижняя. Высокий, покатый, а не выпуклый лоб. И глаза – широко посаженные, светло-карие. Верхние веки постоянно почти опущены, из-за этого сонный, надменный взгляд.

Питу, который был ниже на добрых шесть сантиметров, этот депрессивный псих показался похожим на Кейт Мосс. Взглядом уж точно.

- Завтракать-то идешь или так и будешь валяться? – это Джой влез со своим скрипучим голоском. А вот у Инкена речь была под стать внешности – тихая, сладкая, слегка шепелявая и лишенная эха. Звук голоса обрывался на последней букве.

- Я не хочу, - выдал.

- А надо. Нам здесь трупы не нужны, - Питер пришел в себя от пережитого шока, решил позже расспросить Ленни, какого черта в дурдоме делает модель, которую недавно крутили по телеку. Он взял Инкена за локоть и потащил к выходу, молодой человек нехотя поплелся за ним.