Поднятый телефонным звонком Вертов примчался в интернат когда Андрей уже успокоился и, не просыпаясь, обмяк на кровати. Полковник отвязал мальчика и, подняв на руки спустил в машину, через пару минут один из курсантов принес в пакете его вещи.
Машина рванула с места, оставив за собой клубы выхлопных газов и выскочила на проезжую часть. Вертов, не обращая внимания на знаки и светофоры, гнал к госпиталю.
Резко затормозив у самого крыльца, он увидел, что по ступеням уже бегут санитары с носилками. Значит главврач, у которого с самого начала наблюдался Андрей, уже в курсе происходящего, а уж в источнике такой осведомленности сомневаться не приходилось, наверняка Золин уже успел позвонить.
- Чтож, это к лучшему... - пробормотал Вертов.
Мальчика забрали из машины и унесли в палату, а полковник пошел прямо в кабинет к Травнику, как он по старой дружбе называл главврача военного госпиталя.
- А я предупреждал, - вместо приветствия констатировал Травник, в миру - Алессий Витальевич.
- Иди ты со своими нравоучениями, - отмахнулся полковник - что, предлагаешь держать тут парня до самой смерти, ожидая, как аномальное воздействие на нем скажется?
- До глубокой старости меня вполне устроит. Толя мы не можем рисковать, ты же знаешь, с этим взрывом все не так просто...
- Давай мы не будем это сейчас обсуждать? Просто скажи мне, что с мальчиком и как ему помочь.
- Ну самое желательное как для нас, так и для него - глубокое психологическое расстройство, которое мы с трудом, но сможем "залатать" без какого-либо ущерба для психики парня, но вот если это все следствие взрыва, я имею ввиду физическое следствие... Ну там, на мозг ему повлияло, на нервную систему, Толь, давай я не буду грузить тебя терминологией?
- Когда будет известно точно?
- Вояка ты вояка, все тебе надо знать точно и разложить по полочкам для простоты восприятия...
- Точно так, ну что, ты скажешь что-нибудь внятное, Алес?
- Два дня, товарищ полковник, на все анализы - два дня.
- Тогда до встречи через два дня, Травник - сказал Вертов, уже выходя из кабинета.
Сбежав по ступеням крыльца, он сел в машину и, закурив, глубоко затянулся. Все время, что мальчик провел в Свердловске, полковник наблюдал за ним и успел привязаться. Теперь он очень переживал за самочувствие мальчика. Более или менее придя в себя, он затушил окурок, завел машину и поехал в сторону дома.

Андрей очнулся на больничной койке, в одиночной палате. Недоумение быстро сменилось страхом, когда в палату вошли двое санитаров и, прижав его руки к кровати, позволили вошедшему за ними доктору приблизиться и вколоть мальчику какой-то состав. От укола он почувствовал легкое головокружение, а когда, наконец, смог сфокусировать взгляд, в комнате уже никого не было.
Мальчик откинулся на подушку и попытался понять где он и что происходит, но мыли сбивались и сбивались в кучу, очень болела голова. Он попытался позвать кого-нибудь, но никто не откликнулся, потом он попробовал освободиться от ремней, но ничего не вышло. Скоро он успокоился и просто лежал, глядя в потолок и абсолютно не понимая ничего, абсолютно ничего.

* * *

Главврач госпиталя при
военном ведомстве №32
А.В.Лаврентьев
Начальнику управления
Экстренного Комитета
Валенкору Е.С.

докладная записка.

Состояние наблюдаемого объекта с момента проведения последней серии анализов считаю удовлетворительным. Со времени последнего зафиксированного припадка прошло около четырех месяцев, за время которых объект полностью восстановился в психологическом плане. Мальчик спокойно реагирует на присутствие врачей, подробно отвечает на все вопросы, ведет себя адекватно моделируемым ситуациям при проведении тестов. Всвязи с этим прошу рассмотреть возможность перевода мальчика обратно в спец. интернат, для продолжения им обучения, с постоянным тестовым контролем со стороны персонала нашего госпиталя. Наблюдение обязуюсь обеспечивать лично.

С уважением, А.В.Лаврентьев

* * *

Новость о возвращении Андрея облетела интернат мгновенно. По приезду ему выделили отдельную комнату, которую раньше использовали как своеобразный карцер для провинившихся курсантов. Сейчас комната была обставлена, так же как и все остальные жилые помещения интерната - кровать, тумба, письменный стол, стул и небольшой вещевой шкафчик, в котором, правда, у Андрея особой потребности так и не возникло до самого конца обучения.
После случая с припадком его стали сторониться и воспитатели, и курсанты, только Золин, выказывая необыкновенную для него тактичность, не забывал здороваться с ним при встрече и иногда заходил к нему в каморку, чтобы осведомиться о самочувствии.
Дни протекали незаметно, в занятиях и учебе. Андрей так втянулся в расписанный по минутам порядок жизни в интернате, что даже не заметил наступления зимы и приближения новогодних праздников. Как забыл он и о приближении собственного дня рождения.
29 декабря мальчик сидел как обычно вечером в своей комнате и читал одну из книг, которые недавно взял в библиотеке заведения, когда в дверь вошли Золин и Вертов и, без лишних предисловий, вручили ему пакет с новенькими зимними вещами, пожали руку и произнесли несколько обычных пожеланий. Затем директор вышел, притворив дверь, Вертов остался и, подойдя к мальчику крепко обнял его и уже не стесняясь присутствия Золина, стал расспрашивать о жизни мальчика в интернате. Андрей с удовольствием отвечал ему на все вопросы, радуясь столь редкой для него возможности общения. Через пару часов полковник, удовлетворив свое любопытство относительно подопечного, ушел, пообещав заглядывать по возможности.

* * *

Прошли праздники, и время снова потекло незаметно, размытое постоянным графиком, который властвовал над жизнями курсантов. Пролетел еще один год, во время которого единственными стоящими упоминания моментами были редкие посещения Вертова, затем прошел второй, третий и так далее, пока Андрей, сдав экзамены и практику, не перешел на старшие курсы обучения. За стенами интерната гремели политические бури, развивался Чеченский конфликт, но для Андрея в таком возрасте все это имело второстепенное значение. Раз в два месяца за ним присылали машину из госпиталя, где он сдавал множество анализов и тестов под неусыпным контролем Травника.
Теперь распорядок стал более свободным, и появилось множество новых предметов, некоторые из которых, особенно история, логика и практические занятия с холодным и огнестрельным оружием, не на шутку увлекли шестнадцатилетнего парня. Делал он успехи и в рукопашной, которая входила в интернате в курс физической подготовки. С точки зрения воспитателей интерната он был идеальным курсантом, а так как шумиха из-за инцидента с припадком давно улеглась - они стали часто ставить Андрея в пример остальным воспитанникам.
Изменилось и отношение самих ребят к нему - уже никто не избегал его так открыто, как после возвращения из госпиталя и у него даже появилось несколько товарищей, среди однокурсников, вместе с которыми он проводил свои увольнительные и иногда играл по вечерам в карты. Во время этих посиделок он впервые услышал о тех крупицах информации, которые иногда проскакивали в прессе относительно "западни", как теперь все называли взрыв на АЭС и которые доходили до курсантов. Ребята, понимая, насколько важно для него любое упоминание о том, что случилось на "Западной" АЭС, приносили ему вырезки из газет и журналов, хотя бы отдаленно касающиеся этого вопроса. Сам Андрей тоже не сидел сложа руки и во время увольнительных стал забегать в находившуюся неподалеку библиотеку, где брал научные и публицистические статьи про "западню", а по вечерам он до рези в глазах вчитывался в газетные обрезки и печатные листы, впитывая как губка всю информацию и стараясь разобраться как и почему, а возможно и по чьей вине, произошло событие так резко преломившее ход его жизни.
Так он узнал, что по-поводу произошедшего велись и ведутся многочисленные исследования самыми разными учеными. Теории выдвигались и ниспровергались с бешеной скоростью, как будто корифеи науки боялись куда-то опоздать. С другой стороны спорить действительно было о чем... Оказалось, что станция находившаяся в эпицентре взрыва - не пострадала, во всяком случае не имела "значительных внешних повреждений", что как-то не вписывалось в рамки знаний о разрушительной силе ядерного взрыва, а о том что он имел место быть опять же говорили неопровержимые факты, начиная со свидетельских показаний, в которых люди наперебой описывали ядерный гриб поднявшийся к небесам, заканчивая высочайшим радиоактивным фоном, во много раз превышающим допустимый, который был зафиксирован на территории вокруг АЭС. Данные СМИ были малосодержательными,

ученые статьи так и пестрили научной терминологией, непонятной для Андрея, но сложив все данные вместе он получил следующее: 26 апреля 1986 года, произошел взрыв на "Западной" АЭС, который унес жизни нескольких десятков тысяч человек, среди которых были как работники самой станции, так и население близлежащих населенных пунктов. Сама станция, по непонятным причинам, осталась цела, а на всей территории которая пострадала от взрыва были зафиксированы всплески активности, которую иначе как "аномальной" охарактеризовать не получалось ни у одного из ученых, работающих над этим вопросом.
Эта "зона" (термин достаточно часто встречался во всех публикациях, вызывая какие-то тюремные ассоциации) была оцеплена настоящей стеной из военных кордонов и наблюдательных пунктов. Еще одним странным фактом было то, что при взрыве почти не пострадало военных (тут Андрей вспомнил странный отъезд Влада и его родителей), которых между тем на станции и вокруг нее было, что называется "предостаточно".
Из газетных же статей Андрей узнал и о сталкерах, "нелегалах зоны", как они были окрещены прессой. В статье которую Андрей раз за разом перечитывал, говорилось о единицах смельчаков (или глупцов, тут уж как посмотреть) которые минуя военную заградительную систему просачивались в "зону" с непонятной целью (во всяком случае это цель была неизвестна самому автору статьи). В одной из научных работ, копию которой он нашел в библиотеке, говорилось о странных аномальных образованиях, которые иные из сталкеров передавали для исследования ученым. Информация была мимолетной, но даже такой минимум можно было с натяжкой связать с тем, что люди, невзирая на опасность, лезут в самое пекло. Там в Зоне скрывалось что-то неизведанное и необъяснимое, а подобное всегда влечет людей, особенно одну породу, которой вообще никогда не сидится на месте - авантюристов всех мастей.
Отрывочные истории о сталкерах невольно пленили воображение парня и он уже грезил ими, толком даже не представляя, кто они такие.

* * *

Поиск всей доступной информации о "зоне" и происходящем в ней отнимал у Андрея все свободное время.
Прошло еще два года, рухнул Советский Союз, но, как и все волнения внешнего мира это не сильно коснулось воспитанников интерната. Спокойно перенес это и Экстренный Комитет, судя по настроению Вертова, во время его редких визитов. Данные о "зоне" по-прежнему появлялась в печатных изданиях в очень ограниченном количестве, и каждая капля информации попадала под пристальное внимание Андрея.
Но близились выпускные экзамены и Андрей, забросив на время свое хобби, ушел с головой в подготовку.
Достаточно легко он сдал все необходимые дисциплины и, в один из теплых июньских дней, его вызвал директор интерната, чтобы определить дальнейшую судьбу парня. Некоторые институты города и области давали грант на поступление ограниченному числу выпускников интерната и баллы, полученные Андреем давали ему право на один из них.
После недолгих колебаний он остановил свой выбор на историческом факультете местного универа, в общежитие которого и переехал через неделю, попрощавшись со своими немногочисленными интернатовскими товарищами и получив документы у секретаря.
Жизнь не подчиненная строгому распорядку поначалу привела Андрея в некоторую растерянность, но он постепенно привык к той свободе, которую получил и решил не тратить свое первое самостоятельное лето попусту. Он устроился продавцом в киоск, а по ночам разгружал вагоны на железнодорожной станции, а в свободное время просто слонялся по залитому солнцем городу, узнавая каждый день тысячу разных мелочей и радуясь им как ребенок. Ему нравилось прогуливаться по тихим аллеям парков, ему нравились деревья объятые красками заката по вечерам, ему нравились девушки, проходящие мимо, ему нравилось ощущение возможности идти туда, куда хочется, а не туда, куда надо, ему бесконечно нравилось все вокруг, такое непохожее на уединенную жизнь в интернате. Постепенно он оброс знакомствами и частенько коротал вечера в веселых студенческих компаниях. Но, несмотря на всё это он продолжал заглядывать в библиотеку на предмет новых упоминаний о сталкерстве и зоне.
В середине лета он снялся с учета в госпитале после финальной серии тестов, которые с успехом прошел.

* * *

Главврач госпиталя при
Министерстве Обороны №32
А.В.Лаврентьев
Начальнику управления
Экстренного Комитета
Валенкору Е.С.

докладная записка.

За неимением достаточных оснований для продолжения медицинского наблюдения за объектом, считаю возможным снятие его с постоянного учета в госпитале.

С уважением, А.В.Лаврентьев

* * *

Лето постепенно подходило к концу, народа на улицах становилось все меньше, - все разъехались в отпуска. А Андрей по-прежнему работал, зарабатывая себе деньги на нехитрые развлечения. В комнате общежития, спрятанные между страницами одного из учебников лежали подъемные выданные еще секретарем интерната. Он увлекался то одной девушкой, то другой, то обеими сразу и мало задумывался о будущем, наверстывая прошлое. Его жизнь стала похожей на тысячи жизней тысяч парней, которые готовились вступить во взрослую жизнь.
28 августа Андрей, сославшись на приглашение знакомых на дачу, сел на автобус идущий в Челябинск и уехал.
Первого сентября он не появился на торжественной части и занятиях. Приятели шутили, что "дачник" несколько загулял, но он не появился ни второго, ни третьего, ни, как это ни странно, четвертого...