Дитер впал в ступор, когда увидел плачущего готенка на улице. Они приехали, дождь как раз начался, Дэни ушел в интернат, чтобы не намокнуть, а Хайнц пошел за само здание, к булыжнику, на котором забыл бейсбольную перчатку еще вчера.

- Эй, - он натянуто весело Нэнэ позвал. – Чего ревешь?

- Я не реву, - отозвался парень задушенно.

После ухода Одри Гаррет предложил ему «пойти, потрахаться, раз уж этот стервец отказался». И голос, и вид у Андерсена при этом был такой, что становилось ясно – он не учитель, он просто ушел убежище от страшного большого мира, но он та же мразь, что и раньше. Нэнэ не смог больше строить из себя ледышку, он не мог позволить обращаться с собой, как с безотказной подстилкой.

- А, это, типа, просто грим такой.

- Это дождь, - буркнул Сомори, посмотрев на Венера, который тоже был в числе тех, кто устроил ему «тур-де-Франс» в душевой. И стыдно стало именно сейчас.

- Кто тебя обидел? – Хайнц не мог просто так уйти, промолчав. Нэнэ вызывал симпатию, даже когда грубил, а когда плакал, терпеть это было невозможно.

- Никто. Вали к своему Майнсу. Два клевых гомика, вы просто адская пара, иди отсюда, оставь меня! – Нэнэ опять зарыдал, закрыв лицо руками. На нем снова были балахоны, он давился слезами и не хотел жить. И даже привидений больше не хотелось, они ничем не могли помочь, а Ромуальд с молчаливым осуждением убивал просто.

Хайнц не был уродом, как тот же Гаррет, и он не мог оставить человека, с которым однажды переспал, пусть даже и так глупо.

- Да ладно. Вставай, кончай дурить, промокнешь, простынешь.

- И пусть. Хоть не надо будет на уроки гребаные ходить. Зачем он здесь?! Чтобы мне было еще хуже?! Я покончу с собой, он бесит! Что во мне не так?! Два урода, два ублюдка. Почему все их любят, а они никому не достаются?! Так просто нечестно, я не люблю ни одного из них, но такие твари не должны жить! – черные глаза горели такой ненавистью, что Дитера обжигало.

- Ты о ком?

- Об Одри! И этом «Мистере Андерсене»! Твари… Ненавижу. Ненавижу обоих. Ты бы видел, что сегодня было, когда вы уехали. Одна тварь трахает другую, влюбляется, прется, предлагает практически встречаться, а эта вторая ее, представь себе, отшивает! Просто ЭПИК ФЭЙЛ какой-то, провал твари у твари!

- Гаррет трахал Одри?.. – у Дитера отвисла челюсть.

- Нет, блин, я трахал Гаррета! – огрызнулся Нэнэ. – Как они там страстно спаривались, как звери гребаные. А потом он просто взял и послал его к черту, такой гордый и независимый. А эта тварь нашла наглость предложить мне «поработать заменой». Я ненавижу их, ненавижу все и всех, ненавижу! Почему всем просто не умереть?!

- Успокойся, ты уже начинаешь гнать, - Дитер его поднял с травы, обнял, прижал к себе, хоть готенок и отбивался.

- Не трогай меня! Ты тоже тварь, ты трахнул меня тогда, а теперь делаешь вид, что ничего не случилось! Я не резиновый, я все помню! А ты думаешь, нормально спать с одним, а встречаться с другим?!

- Тебе же все равно, - напомнил Дитер, немного не понимая этой обиды. – Ты же ни с кем не хочешь быть, у тебя привидения, всякая хрень.

- Мне не нужны привидения, мне нужен живой человек, я тоже хочу с кем-то быть! И мне нужен нормальный человек, а не Одри, который говорит только то, что я хочу слышать, который придумывает меня таким, каким хочет видеть, не хочу такого! И не хочу Магрегора, который, мразь, думает, что может со мной сделать все, что угодно.

Хайнц не знал, что на это ответить.

- Пошли, промок уже весь, - он потянул готенка за руку за собой, чтобы затащить его в интернат и заставить согреться.

- Каким мне нужно быть, чтобы меня любили, скажи! – допытывался Нэнэ.

- Самим собой, - буркнул парень, а потом вздохнул. – Не строй из себя никого.

- Тогда я никому не понравлюсь! Конечно, кто полюбит долбанную истеричку, кто полюбит кретина, который любит «Эй, Арнольд» и всякие гадания!

- Если то, что я сейчас вижу – это ты реальный, то я бы смог полюбить. Не знаю точно, но мне так кажется. Если ты не будешь корчить проститутку или отморозка, ты нормальный. У тебя куча тараканов в башке, конечно, но их у всех полно.

- А Майнс?!

- А ты чего так паришься? Хочешь со мной мутить, что ли?

- Я просто спрашиваю, не переводи тему! – Нэнэ ныл еще и в прихожей, и по пути к спальне Меркуриев.

- Дэни нормальный. Мы просто друзья, мы во всем разобрались. Блин, да я думал, что он станет бабой, как Сэнди, но он же не стал. Мы просто друзья, как с Жаном, как с Дойлом, с Коулом.

- А-а-а… - вдруг притих Нэнэ. – Господи, мне так стыдно, - он закрыл глаза ладонью.

- За что?

- За то, что я делал. Прости, пожалуйста, ты наверное думаешь, что я конченный урод. Такое… Блин… Четверо уродов, а я даже не заорал. Я должен был заорать, чтобы кто-нибудь пришел.

- И помог нам?

- Помог мне!

- Забудь, все нормально. Раз тебе стыдно, значит, ты еще не совсем клинический дебил.

- Утешил.

- Где, кстати, Жан?

- У меня спрашиваешь? Вы с ним ездили, я тут был, - Сомори хмыкнул, вырвался и открыл дверь спальни. – Ладно, ищи своего Уолтерса. Увидимся еще, - он закрыл за собой дверь, и Дитер подумал, что не все потеряно. Он не совсем идиот, но тараканов и правда куча, и все они огромные, Мадагаскарские.

* * *

- Блин, он правда так бесился, - Франсуа сидел у Венеров в комнате и боялся, что придет Одри, но его не было. Тиссен сидел рядом с лежавшим на нижней полке Сэнди и смотрел, как тот мучается. Сэнди не убирал от носа холодный компресс, боясь, что нос распухнет от удара. Повезло еще, что Одри его не сломал.

- Странно было бы, если бы он сказал: «Да? Прикольно, ничего страшного», - вздохнул Сэнди.

- А где он, кстати?

- Не знаю. Он помогал Гаррету в спортзале, я его не видел потом.

- Понятно, - Нептун вздохну тяжело. – У меня ощущение, что я его предал.

- Он тоже тебя предал. Он не любил тебя, он не сказал сегодня утром, что тебя любил. И он простил меня, когда Купер отсосал этому уроду. Купер! – Сэнди поднял ногу и пнул верхнюю полку, старший Блуверд проснулся.

- Что?.. – он свесился недовольно, прищурился.

- Ты подстилка, - осклабился Сэнди беззлобно.

- Отвали.

- Ты ужасный.

- На себя посмотри.

- Зачем ты это сделал? Одри не стал бы мне мстить. Ну, подумаешь, просто напакостил бы, я бы пережил, а ты…

- Мне, может, самому хотелось.

- А то я не понял, - капитан взглянул на Франсуа, и тот улыбнулся согласно, ехидно. – Тебе что, нравится Доэрэл?

- А почему нет? Он классный. У него бородка крутая.

- Я думал, тебе никто тут не нравится.

- Выбирать больше не из чего, - отозвались с верхней полки.

- Ну, тогда, конечно, можно сосать всяким психам… - протянул Франсуа ядовито.

- Помолчи, лесбиянка, - попросил Купер и решил дальше спать, до самого ужина.

* * *

Робин рвал и метал.

- Ты с ума сошел! Ты сошел с ума! С ума ты сошел! С ума сошел ты!!! – он орал на все лады, как только мог, швырял в Жана одежду. Слава богу, ничего тяжелого под руку не попадалось, а удар кофточкой как-то не впечатлял.

- Я думал, ты будешь рад! – Уолтерс обиделся, братцы следили за этим со своих полок задумчиво, с лицами Чеширского кота, умноженного на два.

- У тебя будет заражение, ее же не свести, а если ты меня пошлешь, а если Я тебя пошлю?! Ты что, все тело именами себе исколешь?!

- А ты меня собрался послать? – Уолтерс удивился.

- Нет, но всякое случается! Вдруг!

- Ее можно свести.

- Она огромная!

- Нормальная. Вот если бы я на всю спину заказал твой портрет, тогда да… Но у меня денег только на это хватило.

- Ты больной, - Робин сел на кровать и схватился за голову, как домохозяйка, которую достал тунеядец и лоботряс муж.

На предплечье Жана, на нежной его стороне красовалось витиеватое «Робин» от локтевой впадины до запястья.

- Тебе совсем не нравится? – Жан вздохнул, и Робин заметил в его голосе обиду.

- Очень нравится, - он вздохнул. – Но надо было сначала спросить у меня. А что, если ты правда меня разлюбишь? Что ты с ней делать будешь?

- Ты дебил, Тэкер… - Уолтерс закатил свои кошачьи глаза. – Я вообще не знаю уже, как тебе доказать, что я тебя НЕ РАЗЛЮБЛЮ. Я сделал татуировку с твоим именем, НУ КАК ЕЩЕ мне доказать?!

Робин опешил. Ах, вот для чего это было сделано… А он ругался, вот идиот. Жан заметил, как порозовели скулы капитана, как он смутился, чувствуя себя виноватым. И не стал больше ничего говорить, наклонился и чмокнул в край губ.

* * *

И никто, совершенно никто до того момента, как Доэрэл позвал Купера поговорить на чердак, не замечал, что Одри нет. Его не было на ужине, его не было в спальне, не было в гостиной, не было нигде.

В принципе, он не собирался умирать, но так получилось. Со всех денег, получаемых по пятницам, он тратил очень мало, и в прошлую, когда снова умудрился поиметь Франсуа в чулках, он потратил большую часть на самодельную дрянь, которую продавали те парни. И доза-то была, что самое главное, обычной, привычной, ничуть не больше и не меньше той, что он колол в последний раз, перед «завязкой». Но отвыкший организм немного не выдержал, на чердаке оказалось три трупа – Ромуальд, Хэйдан и неподвижное тело с открытыми глазами.

Он хотел просто прибалдеть и забыться после того, что с ним произошло, и что наделал он сам. Да, его все ненавидят, да, у него нет друзей, да, это все было иллюзией. У Жана есть Робин, у Дитера свои проблемы, и главной из них является начавшаяся с той ночи симпатия к готенку. Да и вообще, больше всех Дитер общался с Дэни. Сэнди оказался предателем и увел у него обоих парней, братьям Аронетс нужны лишь они сами. А он трахнул Гаррета Андерсена, отомстив тем самым именно Нэнэ, и чувствовал себя отвратительно. Он просто сдался, хотел в «последний» раз ощутить любимый кайф, без которого не радовала никакая долбанная любовь. И ощутил этот кайф, в самом деле, в последний раз.

* * *

- Потому что ты баба.

- Баба из нас двоих – ты.

- Нет, я физически баба, а ты – морально.

- Заткнись, - Доминик засмеялся, закрыл глаза, его девушка и его же гримерша залила длинные волосы лаком, поцеловала кумира в скулу.

Завибрировал и запел голосом какой-то девицы мобильник Энферни, девушка его взяла и отдала ему без разговоров. Уже больше полугода мобильник не пел голосом Гаррета при каждом звонке, а совсем недавно Доминик начал отвыкать и от его внешности, не видя каждый день перед собой.

- Да? – он улыбнулся, ответив на звонок. – Мисс Бишоп?! – он удивился, не ожидав звонка именно от нее. – Да, это я, конечно. Откуда вы узнали номер? А, Гаррет… Что?

Девушка тоже улыбалась, убирая расчески в специальную сумку, разложенную на гримерном столике. Но она заметила выражение его лица в зеркале, оно отражало шок пополам с ужасом, со ступором, с недоверием. Доминик не выронил мобильник, как в кино, просто его тщательно накрашенные глаза вдруг заслезились, и по напудренной щеке скатилась сначала одна слеза, затем вторая, потом они покатились одна за другой, а ведь он даже не моргал.

- Как это?.. – переспросил он невнятно, губы дрожали, девушка испугалась, одними губами спросила: «Что случилось?»

Он не отреагировал, у него тряслись руки, дыхание срывалось.

- Когда? – он спросил таким голосом, будто у него забрали душу, и тело говорило само по себе.

- Ладно, - продолжал он говорить с неизвестной гримерше дамой. – Да-да, я обязательно приеду. И Лайам, да, я позвоню ему. Черт, вы не шутите? Это не смешно совсем, мисс Бишоп.

Он помолчал, отключил мобильник, кинул его на столик и закрыл лицо руками.

- Грим испортишь… - тихо заметила девушка, а он не взбесился, не заорал, как это сделал бы Гаррет. Он задрожал, затрясся, плача. Она впервые увидела, как он плачет по-настоящему, не просто жалуется и ноет, как делают все люди. Он просто зарыдал в голос, сорвавшись, сполз со стула под стол и будто спрятался в темноте ото всех.

- Да что случилось?! – она испугалась, села рядом, отодвинув стул, тронула его за плечо, погладила по волосам, залитым лаком.

- Он умер! Он умер, блин, он умер, понимаешь?! – Доминик заорал, ударил кулаком стену, снова закрыл лицо руками и прижался лбом к коленям, подтянутым к груди.

- Кто умер?!

- Гаррет! Гаррет умер! Андерсен умер, он покончил с собой, твою мать, он умер, умер, умер, умер!!! Его НЕТ, - до Доминика самого доходило стихийно, что Гаррета нет, на него нельзя закричать, нельзя обидеться, нельзя его в чем-то обвинить, его нельзя ударить по лицу, как раньше, нельзя его больше любить.

Это не было никакой трагедией, не было смертью во имя любви или чем-то вроде того. Гаррет перестал верить в любовь совсем, потому что стоило ему на кого-то запасть, либо ничего в итоге не получалось, либо он разочаровывался в человеке, либо человек в нем.

И после похорон Одри в Толлум-Тауне, в той самой части кладбища, где лежали покойные воспитанники старого Стрэтхоллана, не прошло и недели, «учитель физкультуры» напился вдрызг и шагнул из окна. Мисс Бишоп была не в себе, и звонила Доминику она на автомате, потому что не выходила из своей спальни вообще, она не хотела даже видеть, как Патрик третий день пытался отмыть из шланга кровь, въевшуюся в трещины между каменных плит.

Стрэтхоллан погрузился в траур, привидения молчали, не появлялись, да Нэнэ и не в состоянии был их вызвать, с ними поговорить. Сбылось то, что он видел, и это не было шуткой.

Два сумасшедших, независимых идиота умерли не вместе, не друг за друга, не из-за друг друга, но по очереди. И, наверное, пример Одри вдохновил и Гаррета. Ему не для чего было жить, в отличие от случайной смерти Боргеса, Андерсен насмотрелся уже всего. И его возвращение в Стрэтхоллан означало лишь одно – несчастье и отчаянье, растерянность, потерянность, уныние, смерть. А зачем жить, если больше ничего нет? Если все попытки наладить отношения хоть с кем-нибудь, если все броски на любого симпатичного парня заканчиваются ничем? Проще сдохнуть.

* * *

Эпилог. 7 лет спустя.



- Ведьма… Вот, как пить дать, ведьма! Твой, посмотри, так и косит на нее, так и косит… Шмара крашеная, - продавщица в мясном отделе отчаянно капала на мозги той, что стояла рядом, в рыбном. В подвале большого магазина продавали только свежее мясо и рыбу, потому там толкалась жуткая толпа низкорослых, пухленьких дам с торбами. Они все были одеты Дико модно. Ну просто ДИКО модно, так что от этой моды тошнило, все было очень ярко.

- Да ну тебя… Какая ведьма. Ведьм не бывает.

- Ну, значит, ведунья какая-то. Смотри, ишь, зыркает!

Муж «рыбачки» был дяденькой непривлекательным, но очень приличным, средним по росту, по весу и по внешности. Он толкал грузовые тележки, на которых лежало мясо.

- Она, небось, гадает там, всякие травки-корешки варит, потом мужикам наливает, и все, все ее, как заколдованные!

- Да кто заколдованный, у нее же муж есть!

- Какой там муж! Зомби чистый, ходит за ней хвостом, не пьет, не курит, порядочный, работает, дом у них видала, какой? Чисто башня ужасов, семейка Аддамс обзавидовалась! И ты думаешь, что нормальный мужик стал бы такой крысе такой дом грохать? САМ? Он же ж ей сам его построил, живут теперь… Ни детей, никого, кошки одни бродят. Всякие, штук двадцать я уже насчитала.

- Вам заняться нечем? – осведомилась девушка возле морепродуктов. У нее была не рыба, у нее были всякие твари, типа креветок, каракатиц, осьминогов и прочей ерунды. – Ну, есть у нее муж, есть у нее дом, все у них замечательно, ходит она в черном, кошек разводит, вам-то какое дело? У вас мужа увела, что ли?

- Так ведь пялятся на нее все, как больные!

- Видная.

- Все мужики пялятся! Вот же сучка, хвостом так и метет, смотри, глазками своими стреляет. Чисто труп, бледнорожая, черноглазая.

- Вот этот, - «ведьма» ткнула длинным узловатым пальцем с черным ногтем в сторону симпатичного куска. Но симпатичным он был только за витриной, когда притихшая от ужаса продавщица кусок вытащила, ведьма его взяла хладнокровно, поднесла к лицу, принюхалась, поморщилась и швырнула обратно. – Стух давно. Воняет трупом. Свежее есть, или как обычно?

- Нэнэ! – Дитер наконец его нашел. – Вот ты где.

- А где еще. Кто-то хотел мясо на ужин.

- И ты торчишь тут четыре часа из-за этого.

- Нет, просто все тухлое.

- Зануда.

- Сам зануда, жри отраву, подавишься небось.

- Не психуй, - Хайнц притянул брюнетистую голову в капюшоне к себе, поцеловал в висок. – Я в машине.

- Скоро приду, - буркнула ведьма чисто мужским голосом. Продавщицы впервые услышали этот голос так громко и близко.

Гаррет был прав на все триста, к двадцати пяти годам Нэнэ сделал четыре операции, выпрямлял волосы, красился куда профессиональнее, был похож на зомби-бабу и наводил ужас на всех детишек маленького городка. На окраине Дитер дом не строил сам, конечно, нанял строителей, но дом воплощал собой мечту Нэнэ – черный, башнеподобный, жуткий. Все бабы терпеть не могли и дом, и его «хозяйку». И только сейчас поняли, что это был хозяин.

- Вот, пожалуйста, - севшим голосом обратилась к нему «мясная» продавщица и протянула свежайший кусок.

Черные глаза на нее взглянули так надменно, что баба побелела хлеще самого Сомори.

Когда он отвернулся, все трое переглянулись, чуть ли не синхронно икнули от шока и промолчали. Толпа бабенок разошлась в стороны, посреди этого моря тел прошла высокая фигура на каблуках, на тонких, как карандаши, ногах, в черном распахнутом пальто, с накинутым глубоким капюшоном.

- Ты так любишь покрасоваться, что меня аж блевать иногда тянет. Слава богу, я умер, а не остался с тобой, иначе точно снова покончил бы с собой. Нет, сначала с тобой, а потом с собой, - усмехнулся Одри, шагая справа от него.

- Ты не покончил с собой, ты просто сдох, дебил, - напомнил Гаррет, топая слева.

Нэнэ старался не палиться, не говорить «сам с собой» при людях, чтобы не напрягать их еще больше.

- Сам дебил, у меня мозги через глазницы не вытекли, хотя бы, от удара об асфальт.

- А откуда ты знаешь, интересно?!

- А я все видел!

- Если бы мы знали, что ты, торчила, не пропал никуда, а ржал надо всеми, мы бы даже рыдать не стали особо. Эй, Нэнэ? Почему ты не сказал, что видел его тогда?! Ты же видел!

- Он и мисс Бишоп не сказал, что видел тебя после похорон.

- Ты скрытная зараза, - сообщил Андерсен, рассматривая экстрасенса, который шел с каменным лицом и странноватой ухмылочкой на измененных коррекцией губах.

- Зато мне теперь не одиноко, - наконец выдал он тихо-тихо, поднимаясь по лестнице из подвала на первый этаж магазина.

- Мне нравится, как ты крутишь задницей, когда поднимаешься по лестнице, - заметил Гаррет.

- Это все каблуки, - пояснил гот, не изменившийся спустя годы или изменившийся, но в худшую сторону.

- Ты мелко мыслишь, кумир миллионов, - Одри взглянул на Андерсена, оставшегося таким же двадцатилетним раздолбаем. Впрочем, Боргес по-прежнему был восемнадцатилетним торчилой с нездоровым цветом кожи и аквамариновыми глазами. И Нэнэ выглядел старше их обоих, что его убивало порой очень сильно.

- Почему это МЕЛКО?

- Крутить задницей может каждый. Особенно, на каблуках. Даже Фран мог. Помнишь его?

- У меня память лучше, чем у тебя. Они до сих пор с Сэнди, вроде, да? Ты общаешься с Сэнди, Нэнэ?

Он кивнул, вздыхая.

- Мне больше всего нравится смотреть, как вы с Хайнцем пыц-пыц-пыц… - Гаррет загоготал, Одри мерзко, гнусно захихикал одновременно с ним.

- Дегенераты.

- Не просто дегенераты. Мертвые дегенераты, - поправил Гаррет. Ему так нравилась роль призрака. Его, как и Одри, в этом мире держала жажда жизни, потому что они всегда хотели ЖИТЬ, а не существовать, как делали это раньше. Они существовали, получили пинки, делали ошибки, они не жили, получая удовольствие. И вот теперь они ловили кайф по полной, не считая невозможности чувствовать прикосновения. Но прикасаться друг к другу они были вполне способны. Нет так остро, как люди, но все же.

- Наконец-то, - Дитер стоял возле внушительного джипа, открыл дверь водительского места, сел за руль, подождал, пока Нэнэ закинет пакеты в багажник и сядет рядом, на пассажирское. В зеркале заднего вида отразились две мертвые рожи, черные крашеные патлы, молодые, даже юные лица, горящие тоской, злобой и счастьем глаза.

Они никогда их не оставят, Дитер не знал, рад этому или нет. Во всяком случае, это было лучше, чем тосковать по умершим друзьям. Гаррет не был его другом, конечно, но классным парнем и забавным учителем все равно был.

И он сам узнал о том, что Доминик ему врал, что больше не любит, что полюбил девушку, только на собственных похоронах. Энферни был настолько не в себе, что накачался спиртом по самые глаза, а потом долго выл в голос, рыдал и отключился под конец в полном бессилии. Гаррет жалел, что так с ним раньше обращался. Но ничего поделать уже было нельзя, жизнь навсегда изменилась, Стрэтхоллан остался позади, все разъехались, кто-то еще был вместе, кто-то просто расстался, кто-то общался, поддерживал связь, но они четверо были неразлучны – Нэнэ, Дитер и два мертвеца, которые так никому и не достались.