Лидия, прямая как стрела, с упрямо сжатыми губами и решительным взором, стояла на высоком камне, обозревая своих врагов. Грязные, вонючие бандиты, отчего–то одетые в богатые женские платья, еще не заметили девушку, и продолжали избивать полуголого альтмера пучками горноцвета.
–Нет, прошу, не надо! О, как мне больно! – стонал тан Лидии, и слезы текли из его желтых раскосых глаз.
–Отдавай! – рычали бандиты, – отдавай нам свои деньги!
–Пощадите! – рыдал Мэллевир, – у меня всего три септима в кармане!
–Нет! – бандиты свирепели, и пучки цветов в их руках тряслись, теряя лепестки, – у тебя спрятано еще четыре в тайном месте! Отдавай!
–Стойте, мерзавцы! – воскликнула Лидия, и спрыгнула вниз, сжимая воинственно кирку, которая, как она знала, была зачарована на лучшее владение луком, – отпустите его!
–Ни за что! – злобно хрипит один из бандитов, и достает из колчана, висевшего на его спине, длинный лавандовый стебель, – ты умрешь!
–Лидия! Мой верный хускарл! – альтмер счастливо улыбается сквозь слезы и тянет к девушке испачканные в цветочной пыльце руки.
Лидия расправляется с бандитами за одно мгновение, отбрасывает в сторону кирку и подбегает к тану.
–Мой тан! Очнитесь! Умоляю!
–О, Лидия… Как я счастлив видеть тебя… ты спасла меня… Я давно хотел сказать, признаться …я…

Вместо долгожданного признания, изо рта тана вдруг раздались чьи–то шепотки, шорохи, а потом кто–то раскатисто загоготал, да так громко, что Лидия окончательно проснулась и от неожиданности свалилась со своей кровати.
–… халупа же. На, держи морковку.
–А рулет?!
–Рулет я сам сожру. Ну ладно, держи половинку. Видишь, Лапушка, я ради тебя даже последнюю булку готов отдать.

Лидия прислушалась, не веря до конца своим ушам. Неужели Мэллевир, её тан, наконец вернулся? Она кинулась на первый этаж, и чуть не расквасила на лестнице нос, зацепившись ногой за чью–то беспечно брошенную на ступеньки котомку.
–О, Лидия! – Мэллевир улыбнулся так приветливо, будто и вправду был рад увидеть своего хускарла. Напротив него, за столом, сидел уже знакомый Лидии рыжий имперец.
Сначала девушка от радости хотела кинуться на шею тану, живому, здоровому, и наконец–то соизволившему зайти в Дом Теплых ветров. Но уже через секунду от гнева потемнело в глазах, и она бросилась к Мэллевиру, со всей силы награждая его оплеухами.
–Да как ты мог! Мерзавец! Мерзкий, гадкий альтмер! Я ждала! Не знала, живой ли! Подлец, неужели не мог хоть записку прислать?! Сволочь!
Ошалевший от такого напора альтмер только успевал парировать крепкие, отнюдь не девичьи удары, зато имперец от зрелища невероятно развеселился и залился громким смехом.
– Лидия, прекрати, пока я тебе не дал сдачи. А ну, стоять! – рявкнул тан, и девушка аж присела, – вот так вот лучше. Чего ты разоралась, дура?
–Чего?! Я хускарл! А мой тан пропал без вести! Это когда я должна была защищать тебя ценой своей жизни! Знаешь, как на меня весь город смотрел? Как будто я специально что–то с тобой сделала, чтоб жить в доме в одиночестве! А Фаркас с Эйлой приходили, даже хотели меня пытать, чтобы я правду сказала! – Лидия не выдержала и заревела.
–Тьфу ты. Да это ж когда было? Месяца четыре назад? Так они меня после этого видели.
–Но я–то нет! Какой же ты тан, что дома не появляешься, и хускарлу не даешь задания?!
Альтмер при этих словах заухмылялся, а Лидия прикусила язык – ничего хорошего от такой ухмылки ждать не приходилось, уж она–то Мэллевира знала как облупленного.
–Ну вот, лапушка, – он обернулся к имперцу, – я ж говорил, Лидия наш человек, пойдет как миленькая.
–Что–то она недостаточно упитанная, если придется её распотрошить и прятаться от холода внутри, я туда целиком не помещусь, – фыркнул рыжий и недовольно хрустнул морковкой.
–Что? Потрошить? Меня?!
–Что ты, Лидия, это Цицерон так неудачно шутит! – альтмер захихикал и замахал руками, – лапушка, – он наклонился к имперцу и, не прекращая улыбаться Лидии, процедил сквозь зубы, – Что ж ты меня так палишь–то?
–Была бы воля Цицерона, ты бы, Слышащий, уже висел на городских воротах, сам знаешь за что прицепленный.
–Ничего ты мне не сделаешь, вкусняшка, – высунул язык тан и подразнил рыжего.
–Мерзость, – Цицерон подавился морковкой от такого зрелища и закашлялся.
–Тан? – робко подала голос Лидия, – прости меня за такой прием. Я рада снова тебя видеть. Так почему ты всё же зашел домой?
–Я подумал, что мой хускарл изнывает от скуки в вонючем городишке Вайтране, и решил взять тебя с собой! Ну как, ты довольна?
–Взять с собой? – у Лидии загорелись глаза от радости. Она уже столько времени сидела без дела! А самое главное – тан снова здесь! И она сможет пойти с ним! Невелика радость, но для Лидии это был единственный шанс побыть рядом с альтмером, в которого она имела несчастье влюбиться, – мой тан, я буду идти с тобой и защищать тебя ценой своей жизни!
–О? Хускарл изнывает от скуки? А разве не ты ли, Слышащий, говорил, что надо взять её, потому что с девицей, в отличие от братьев и сестер, не надо будет делиться? – снова влез Цицерон, ехидно ухмыляясь.
Мэллевир в ответ лишь проникновенно посмотрел на него и, закусив губу, прошептал:
–Я так люблю тебя, моё солнце, – чем стёр улыбку имперца начисто.
–Мой тан, но куда мы идем?
–В Альфтанд. Так что запасись–ка ты теплыми трусами. И это я абсолютно всерьез говорю.
–Но зачем?
–Ну как это зачем? – тан захихикал, – ты разве не знала, там, в Черном пределе, растет красный корень нирна! Знаешь, какая это… ммм… волшебная травка? Ну а если серьезно, – альтмер перестал улыбаться, – от этого дела зависит победа над Алдуином. Ну и ещё я собираюсь разжиться там всякими ценными вещичками. Так и быть, и тебе что–нибудь перепадет.


***


Выходить решили с утра, предпочитая спокойно переночевать и собрать вещи. Альтмер свою постель уступил Цицерону, дождался, пока тот уснет, а потом уселся рядом на стул, и принялся с невероятно глупым выражением лица рассматривать спящего имперца.
Лидия на цыпочках прокралась в комнату, и шепотом предложила тану лечь на её кровать, но тот только отмахнулся:
–Я не хочу спать. Ты только посмотри на него, Лидия. Разве есть в мире что–то более совершенное, чем Цицерон? Знаешь, как его волосы горят на солнце? Как золото. А глаза? Вечером они почти черные, при свете свечи отливают янтарно–красным. А днём – карие и такие тёплые–тёплые. И смеется он так мило, даже когда похрюкивает. Прямо сам начинаешь улыбаться. А ещё, знаешь, когда Цицерон кого–нибудь убивает, потом рассматривает лезвие кинжала, проводит по нему пальцем, и плечи разминает. Это так красиво и завораживающе! Он самый лучший и интересный во всем Скайриме. Понимаешь? Самый–самый! Эх, Лидия, за такое совершенство не жалко отдать жизнь.
Лидия слушала этот монолог со всё возрастающим ужасом, и наконец–то осознавала, что тан вовсе не шутит, не издевается, и не придуривается, как обычно. Талос его раздери, да ведь он и вправду по уши влюблен в имперца!
Вот только тот, кажется, не особо рад такому вниманию. А может… Может, Лидии стоит с ним сговориться? А вдруг получится, и тан избавится от своих чувств? И тогда… У Лидии будет шанс показать, что она вовсе не страшная занудная дура, какой Мэллевир её считает! Шанс невелик, но, как сказал тан, за такое совершенство не жалко отдать жизнь. Альтмер, конечно, вовсе не совершенство, а мерзавец, но Лидия всё равно была готова отдать за него жизнь.
Надо хотя бы попытаться.