"Честен и тверд,
Тверд до жестокости.
Треснувший лед,
Черные пропасти
Помнить - зачем?
Помни - обидела,
А он был тем,
Кем его видела:
Гордой скалой, -
Время не выскребло, -
Бьющей покой
Сталью и выстрелом.
Ученики, -
Как ни натаскивай!
Тяжесть руки,
Теплой и ласковой,
Губы, как яд,
Брошен - и брошена:
Сделался взгляд
Крыльями коршуна,
Вспыхнув вдали,
Скрыли наследие
Веки твои
Крыльями лебедя."

А за неисчислимые миры, сны и тысячелетия от Моррагара в холодном, пасмурном Лондоне, на площади Гриммо №13, в сумрачной комнате на втором этаже стоял человек. Поза его выдавала нешуточное напряжение, а губы шевелились в произносимом еле слышно заклятьи несмотря на то, что этот человек шесть лет назад поклялся больше никогда не использовать магию. Все эти годы он держал клятву. Однако сейчас рука, крепко сжимающая волшебную палочку, взметнулась в размашистом жесте над серой пылью. И та вспыхнула на миг, взмыла вверх и окутала фигуру человека серым облаком. Серая мгла будто впитывалась в его тело, размывая очертания. Она сковывала его движения невидимыми цепями и он не мог сделать ни шага. Когда серая пыль впилась в его глаза он закричал.

Веки казались тяжелее Альпийских гор, где он никогда не бывал, но много лет назад хотел поехать. С Джинни... Джинни!
Приложив неимоверное усилие Гарри приоткрыл глаза. Закрыл. И снова открыл. Ничего не изменилось. Плотный серый туман застилал его взор. В данный момент он больше обрадовался бы тьме, даже если бы это означало, что проклятая пыль его ослепила.
Он выругался просто, что услышать чей-то голос. Потом выругался еще раз, проклиная тот час, когда странные слова незнакомого заклятья, непонятно откуда взявшегося в его голове, сорвались с губ. Это было словно кто-то шептал в его уши, когда он смотрел на серую пыль. Шептал и шептал, почти силой вынуждая произносить заклинание. Гарри даже не помнил, как в его руке оказалась палочка. Но потом...
Серая пыль липкими пальцами проникает в каждую клеточку его тела. И это мерзкое ощущение в глазах – не боль, а нечто более низменное, будто на глазные яблоки шлепаются комки грязи. И так это было невыносимо отвратительно, что из его глотки вырвался истошный, почти животный вопль, будто последний крик погребенного заживо. После этого он уже ничего не помнил.
Гарри вытянул вперед руку. Растопыренные пальцы ощутили перед собой лишь пустоту. Он осторожно сделал шаг. И еще два. Ничего не изменилось. Он даже руки своей не видел в этой пасмурной серости.
Вдруг его слух потревожил какой-то странный звук. Незнакомые тихие переливы, казалось, прикасались к его коже, будто легкое дуновение ветра. Гарри в нерешительности остановился. Ноты нарастающего звука складывались в мелодию, тонкую, как первая осенняя песня соловья, чистую, пронизывающую до кончиков ногтей. Она становилась все громче, певучее, словно птицей взмывала ввысь и снова резко падала почти до шепота. Гарри казалось,что она обвивает его чем-то вкрадчиво-нежным, и не было сил заставить себя сдвинуться с места. Его глаза по-прежнему видели одну лишь серость, но присмотревшись, он понял, что подчиняясь звуку она начала разделяться на отдельные туманные клочья, которые, танцуя, поднимались куда-то вверх.
Наконец, мелодия, задрожав, остановилась на самой высокой ноте и некоторое время эта нота печально звенела в воздухе, но потом и она затихла.
Серый туман рассеялся окончательно. За ним оказался песок. Белый и мелкий, какой бывает на речном дне. И еще море. Впрочем, скорее всего это было совсем не море.
На берегу сидел ребенок лет пяти. Он неотрывно смотрел на набегающие многоцветные волны "моря", уперев детский подбородок с ямочкой в сжатый кулачок, словно древнегреческий мыслитель. Выглядело это смешно и Гарри даже улыбнулся, но улыбка тут же пропала с его губ как только он увидел кто скрючился у ног мальчика.
Это был маленький круглоголовый карлик в ярком костюме шута. Его руки сжимали простую деревянную свирель. По-видимому она и издавала тот странный звук. Карлик покачивал головой и в такт его движениям на его колпаке позвякивал золотой колокольчик. И почему-то при взгляде на шута Гарри охватывал липкий, удушливый ужас, и звон колокольчика отдавался в ушах бешеным биением собственного сердца.
Внезапно ребенок повернул к нему голову и Гарри заглянул в невыносимо древние глаза, которые были отражение его собственных – серыми, с легким оттенком былого зеленого. Там был цвет и больше ничего. Ни одной эмоции. Ни одного воспоминания. Только серый цвет. С оттенком зеленого.
- Мальчик,- произнес ребенок с легким удивлением в тонком детском голоске.- Ты всего лишь мальчик!
Шут, будто заинтересовавшись, поднял голову и тоже посмотрел на Гарри. В его глазах не было даже цвета. Просто пустота.
- Мне уже двадцать четыре...
Мальчик проигнорировал его глупую фразу, рассматривая его лицо со все возрастающим интересом.
- Где Джинни?- напряженно спросил Гарри, приближаясь к сидящим.
- А ты пришел за ней, человек?- вопросом на вопрос ответил мальчик, слегка улыбнувшись.
- Да,- твердо сказал Гарри.- Только за ней.
Ребенок улыбнулся шире и странно пустой была эта улыбка. Пухлая маленькая ручка поднялась, обрисовала идеальный по точности круг. Вслед за пальцами возникала дрожащая линия серого тумана. Внутренность круга заволокло серебристой дымкой. Карлик встрепенулся, дунул слегка в круг и дымка рассеялась, обнажая незнакомую Поттеру полукруглую каменную комнату. Посреди нее, ругаясь, стояли друг напротив друга мужчина и женщина. Рядом на кровати сидел изможденный старик и обреченно наблюдал за ними. Присмотревшись, Гарри с удивлением узнал в женщине Гермиону, а в мужчине – Драко Малфоя. Он прислушался.
- Ты с ума сошел!- кричала Гермиона.
- А где же твое хваленое желание восстановить справедливость?!- кричал в ответ Малфой.
- Оно никуда не исчезло, но это – просто безумие!
Мальчик провел рукой по изображению и звук исчез. Гермиона и Драко беззвучно как рыбы разевали рты.
- Как интересно, не правда ли?- мягко сказал ребенок, бесстрастно разглядывая их.- Черное и белое, зло и добро, но странно похожи. Ненавидят друг друга, но все же союзники. Ненавидят и наслаждаются этим. Твоя подруга и твой враг, не так ли? Но он ее враг в большей степени, чем твой.
- Почему?- непонимающе спросил Гарри. Карлик противно захихикал.
- Потому что так написано в Книге Судеб. Черное и белое. Но мир не состоит только из черного и белого. И в этом – их поражение.
Гарри невольно взглянул в его глаза и застыл. Словно неисчислимые бездны разверстывались перед ним и он падал в них, падал... Казалось, это происходило целую вечность. Колокольчик на колпаке шута звенел и звенел все громче, без конца, дребезжал в ушах, голове, груди...
"Она сказала, что я должна помочь тебе. Спасти тебя от тебя самого. И хотя за минуту до этого я ненавидела тебя, под ее взглядом все мои обиды исчезли, как снег тает под солнечным светом, и я поняла... Я поняла, что она права."
Чистый, будто первый утренний луч солнца, голос-воспоминание пронзил тяжелый дурман, обволакивавший его и словно утопающий, он вынырнул на поверхность, жадно глотая воздух. Мальчик усмехнулся равнодушно.
- Черное и белое.- повторил он.- Как обманчиво просто. Взять и провести линию – вот это белое, а это черное. Это хорошо, а это плохо. Это Добро, а это Зло. Как легко в это поверить... И как трудно опровергнуть. Ведь так оно и есть. Черное и белое. И между ними линия. Вот только какого она цвета? И есть ли вообще? И ты, ты, Гарри Поттер, по какую сторону линии ты?
Он не знал что ответить. Ведь это был именно тот вопрос, который мучил его все эти годы после гибели Рона – среди кого он теперь числится? Теперь, после пусть невольного, но убийства своего лучшего друга, больше, чем друга, почти брата, кто он? Зло или Добро? Черное или белое? По какую сторону линии он теперь?!
И вот, глаза в точности похожие на его собственные смотрят на него, спрашивая то же самое, подталкивая к какому-то ответу...
"О небо, я не хочу, не хочу знать этот ответ!"
Он повернулся и побежал. Дальше, как можно дальше от белого песка, серых глаз с оттенком зеленого и золотого колокольчика на красном колпаке. Дальше от ответа... Страшного, пугающего. Вслед ему несся музыкальный смех мальчика, пение деревянной свирели и слова, которых он не желал слышать:
- Ты слишком долго смотрел в бездну, Гарри Поттер!..
И музыкальный смех деревянной свирели.

***

- Ты с ума сошел!
- А где же твое хваленое желание восстановить справедливость?!
- Оно никуда не исчезло, но это – просто безумие!
Тяжело дыша они смотрели друг на друга одинаково злыми глазами. Они были в комнате Драко – к нему, как он сказал, никто не заходил без зова.
- Дай мне разобраться еще раз,- сказала она с расстановкой.- Ты хочешь пробраться в храм Ящера в самом сердце Моррагара, охраняемый сотней лучших маров, найти их Верховного жреца, который, кстати, могущественный колдун, убить его, разрушить сам храм и еще как-то выбраться из города?!
- Именно.- холодно подтвердил он. Какая-то неконтролируемая часть ее сознания отстранено изучала его глаза – в данный момент они были цвета Темзы в пасмурный осенний день.
- Ты сошел с ума.- обреченно повторила Гермиона.
- Верховный жрец маров окутан зловещей завесой тайны,- прошептал Акин.- По слухам, он бессмертен и помнит времена самого Гвориана. Весь Народ страшится его. Если он погибнет, мары уйдут из этого города, их вера запрещает им оставаться в месте смерти Верховного жреца. Но убить его – почти невозможно.
Гермиона повернулась к Малфою и окинула его сердитым взглядом.
- Вот видишь! Это почти невозможно!
- Почти, Грэйнджер,- лениво протянул он.- Почти это ключевое слово. Почти невозможно означает возможно.
Она закатила глаза и тяжело вздохнула. Отвернулась от него, подошла к затянутому мутной пленкой окну. Он приблизился к ней сзади и положил ладони ей на плечи, заставив ее вздрогнуть.
- Я ведь знаю тебя, моя светлая...- прошептал он еле слышно, склоняясь к ней.- И знаю, что твоя гриффиндорская кровь мчится быстрее в радостном предвкушении риска – как и моя. Знаю, что за всем этим деловым и практичным обликом скрывается совсем другая натура. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо, Грэйнджер. И знаю, что в глубине души ты уже со мной согласна.
Она дернулась, пытаясь вырваться из его рук, но они стискивали ее плечи стальными тисками. Она не могла даже повернуться.
- Отпусти меня, Малфой!-прошипела она зло. Его близость стесняла грудь, не давая ей дышать. Она чувствовала исходивший от него все тот же легкий морской аромат с примесью маргариты – и как ему удается сохранить его?
- Скажи, что ты согласна, моя светлая...- прошептал он, склоняясь еще ниже.- Скажи, что ты согласна попробовать...
Его голос становился мягче, глубже, он обволакивал ее плотным облаком, вынуждая думать по-другому, сказать то, что он хочет...
- ...попробовать уничтожить маров...
"Уничтожить?"
Злое слово, неприемлемое той силой, которую дал ей Микаэль, вырвало ее из плена колдовского голоса Малфоя. Он сразу почувствовал это и хватка его рук немного ослабла, так, что она смогла повернуться к нему лицом.
- Ты пытался применить ко мне силу?- неверяще спросила она. Хотя чему удивляться? Это же Малфой. Наместник Тьмы со своими подлыми штучками.
Он, разумеется, не смутился. Просто ответил:
- Да. Я же должен был попытаться?
Она задохнулась от возмущения.
- Ты... мерзкий, отвратительный подонок!
- Благодарю, грязнокровка.- довольно усмехнулся Малфой.- И что ты нервничаешь? Ведь не получилось же.
- Ты мне еще за это заплатишь!- грозно пообещала Гермиона.
- Жду с нетерпением.
Он выпустил ее плечи и отошел. Ей сразу стало и спокойнее, и... грустнее,что ли. Грустнее! Бред какой-то.
Она вздохнула обреченно, посмотрела на него.
- У тебя хоть план есть?- кисло спросила она.
В его глазах заплясали серебряные чертики. Кажется, они ей даже подмигивали. Причем непристойно подмигивали.
- У меня всегда есть план.

***

- Это и есть твой план?!- Сердитый шепот Грэйнджер обжег его ухо. Где-то рядом беспрестанно стрекотал сверчок, выводя его из себя.
- А чем он тебе не нравится?- возмутился Драко тоже шепотом. В ответ он получил рассерженный вздох и неразборчивые проклятия – в свой адрес, разумеется.
Они притаились за громадной статуей дракона – или ящера, как его здесь называли, и наблюдали за стражами у дверей храма. Мары были в кожаных панцирях со стальными нагрудниками, в начищенных до блеска шлемах, словно при параде. Часть их была вооружена алебардами, часть – громадными двуручными мечами. Двое постоянно ходили с факелами вокруг храма, патрулируя местность.
- Это безумие, Малфой,- опять заговорила Гермиона.- Даже твои ненормальные мозги не могут не понимать этого.
- Ах...- протянул он, поворачиваясь к ней.- Не может быть. Гриффиндор струсил.
- И вовсе я не стру...- громко и возмущенно начала Гермиона, вконец разозлившись, но он молниеносно закрыл ей рот рукой и прижал к себе. Она задергалась, но тут же затихла, увидев как несколько маров, привлеченных ее голосом, приближаются к статуе.
Малфой мысленно выругался. Еще с десяток метров и стражи заметят их. И все из-за этой идиотки Грэйнджер! Думай, Драко, думай, приказал он себе. Ты же Малфой, а Малфои всегда найдут выход из любой ситации. Даже если с ними в этой ситуации находится разъяренная гриффиндорка. Причем не просто гриффиндорка, а именно Гермиона Грэйнджер, чей проклятый жасминовый запах он упорно ощущал все сильнее и сильнее, и это вызывало у него всплеск и ненависти, и чего-то еще, куда более опасного.
Шаги маров раздавались уже совсем близко. Если он убьет этих троих, это заметят все остальные стражи, и его с Грэйнджер тут же схватят. Значит, надо осуществлять его план прямо сейчас, не дожидаясь ни обнаружения, ни согласия Наместника Света.
Он взглянул в ее глаза. Медленно убрал руку с ее рта. Длинные пушистые ресницы хлопнули раз, другой, и черные зрачки решительно сузились. Он знал, что она поняла его без слов. Она всегда его понимала.
Из-за статуи дракона вылетели две птицы – громадный черный ворон и хрупкая белая ласточка. Они устремились к одному из нескольких окон храма, высоко пролетая над тщетно пытавшимися словить их марами, одновременно ударились об прозрачную пленку, затягивавшую оконный проем, прорвали ее и влетели внутрь.
Малфой почувствовал как воздух вдруг перестал держать его. Он отчаянно захлопал крыльями, но в ужасе понял, что это уже не крылья, а всего лишь руки, и издав пронзительный полу-клекот, полу-крик он рухнул вниз, на пол. Острая боль пронзила все его тело тысячью отравленных клинков. Глухо застонав, он попытался подняться, но удалось только перевернуться на бок. Впрочем, лучше бы он этого не делал. Прямо перед собой он увидел неподвижное тело Гермионы.
- Грэйнджер!- хрипло выдохнул он. Подтягивая себя на локтях он подполз к ней, потряс за плечи, но она не реагировала.- Грэйнджер! Гермиона!!..
Он застонал, борясь с рвущими горло рыданиями. Откинул с ее лица спутанные волосы, зашептал бессвязно:
- Грэйнджер... Грэйнджер, ты не можешь умереть. Я ведь должен сам тебя убить, Грэйнджер, ты не можешь так поступить со мной! Я тебя возненавижу еще больше после этого! Грэйнджер!..
Последней его мыслью было задушить Гермиону Грэйнджер как только она очнется.
А потом его сознание поглотила желанная Тьма.