То, что до конца моего отпуска на Закинтосе осталось всего лишь два дня, не считая даты вылета, я обнаружил утром, когда на ресепшн мне предложили заполнить анкету о качестве обслуживания в гостинице. Дежурная администратор дежурно кивнула мне на доску объявлений перед входом в холл. Там уже к вечеру должна была появиться предварительная информация о времени трансфера в аэропорт.

От нечего делать, до завтрака оставалось ещё полчаса, я изучил все объявления и нашёл записку от Брони. Тем, кто посетил более двух экскурсий, наша турфирма подготовила подарок — можно сказать прощальную за тридцать процентов от стоимости поездку по видовым точкам острова с посещением местного зоологического парка и ужином в ресторане.

Конечно, если бы я был один или с друзьями, то вряд ли бы воспользовался таким пусть и выгодным, но совсем уж привлекательным разве что для детей предложением. Но у меня на руках имелась мать, которая вряд ли бы одобрила мою манеру проводить последний день отпуска — в неторопливых сборах после утреннего купания под что-нибудь с градусами и мирящее с необходимостью скорого выхода на работу. Чуть подумав, я набрал Фрекен Бок и заказал два билета.

— Отлично. Думаю, эта поездка многое объяснит твоей матери. Валера с Вениамином тоже, кстати, едут, — оживилась Броня. — Покажешь свои наброски перед отъездом?

— Да. Ну что ещё она может объяснить? — хмуро буркнул я.

— Увидишь, — загадочно пообещала гид.

— Бронь, изначально вылет был поставлен на достаточно ранее время. Меня интересует, успеем ли мы собраться? — перевел я диалог в деловое русло.

— Думаю, да. До вечера все ещё может сто раз поменяться...

За завтраком все наши сидели с кислыми физиономиями, им тоже предложили заполнить анкеты, намекая на скорый отлет, а прощаться с потрясающим островом и возвращаться к привычной жизни на Родине никому не хотелось. Мать, услышав об экскурсии, для приличия поартачилась, но согласилась из-за ресторана. Дома ей предстояло снова окунуться в нескончаемую круговерть с готовкой, закупкой продуктов и уборкой, а здесь все подавали, как на «на блюдечке».

Днём мы ещё раз смотали с ней в Занта-таун, чтобы купить подарки и презенты родственникам и моим коллегам по работе, а вечером долго гуляли по побережью и по нашему курортному поселению, фотографируя то, что не успели, и понравившиеся отели. На будущее, если вдруг решим ещё когда-нибудь вернуться сюда.

Перед экскурсией я зашёл в номер за матерью и застал её за довольно странным занятием. Она кормила своей любимой булкой воробья. Птица совсем не боялась человеческой руки, радостно щебетала и попадала по мякушке, которую ей осторожно придвигали почти под лапы, через раз, а то и реже.

— Тсс, — зашипела на меня родительница, — я ещё не накормила своего подшефного. А я взяла на себя обязательства. Ну, вот и все, зайка. Как же ты теперь без меня будешь, горемычный? — и подозрительно шмыгнула носом, отворачиваясь от меня.

Записку на трёх языках, в том числе на русском, с просьбой кормить покалеченного воробья — в битве за местом под солнцем ему выклевали глаз, мать нашла ещё в самый первый день приезда и с тех пор добросовестно исполняла ответственное поручение. И еще оставляла два евро горничной на балконе, что бы та не гоняла страдальца, которого при любом удобном случае яростно клевали свои же собратья. Записку мы переписали, я добавил ещё немецкий, а мать, с трудом вспомнив, — польский.

И вот вам ещё одна загадка Рыб. Они просто созданы быть чемпионами по отмазке от дел, к которым не лежит душа. Истинных рыбешек практически невозможно заставить исполнять что-то через силу или при помощи шантажа. Они найдут тысячи самых весомых и логичных отговорок, как в быту, так и в деловой сфере. И если ситуация с последней зашла в тупик, то легко положат заявление на стол начальнику об увольнении с любой престижной и высокооплачиваемой работы, но не будут подчиняться. А в повседневной жизни ваши навязанные не под настроение котлеты, борщ или компот окажутся безнадёжно испорченными, и, только, конечно, по вашей вине, поскольку вы отвлекли, не вовремя что-то спросили и т.д.

И совсем другое дело, когда Рыбки добровольно берут на себя обязательства. Здесь в любом деле они выложатся на двести процентов, так, что остальным знакам Зодиака придётся лишь скрипеть от зависти зубами. Причём особо напрягаться и выбиваться из сил Рыбы не будут и сделают все, словно играючи.

На первой утренней части экскурсии, после того, как все сфотографировались у живописных обрывов, Броня показала нам и ещё одну местную «достопримечательность». Это был дорогой, но теперь разбитый автомобиль с кожаными сиденьями, буквально зависший на ветках деревьев над пропастью. Машина, скорее всего, слетела с узкой горной дороги, по которой нам ещё предстояло проехать.

— Эка его. Кто-нибудь выжил? — сочувственно поинтересовался дядя Вова.

— Нет. Автомобиль несколько раз переворачивался при падении, — припечатала Броня, — так что, надеюсь, ни у кого нет претензии к Акису как к водителю?

— Неее, неее, неее, — хором проскандировали мы.

— Хорошо, запомним это на будущее. А теперь в наш автобус. Нас ждёт царство павлинов, здесь самая лучшая коллекция в Греции, ручные олени и еноты-полоскуны. Господа взрослые, соберите волю в кулак, вы будете отблагодарены роскошным ужином!

Про лучшую коллекцию павлинов в зоологическом парке Броня ни капли не загнула. Их там и вправду оказалось около полусотни. Первый, видимо, вожак, встретил нас ещё у входа и... дико заорал, трясся хвостом и приветствуя гостей. Тут же словно перекличка «рядовой Петров здесь», «рядовой Иванов тут», понеслись ответные вопли со всех дальних уголков территории зоосада.

Кричат павлины, особенно когда их много, действительно весьма специфично. Это не мелодичное «кукареку» их ближайших родственников — петухов (да, сии красивые птички по существу являются ничем другим, как очень крупными курицами), ни грозное воронье «кар-кар», а смесь воя осла с рявком кота, которому, что называется, прищемили дверью яйца, раздающаяся совсем неожиданно и в самое неподходящее время.

Как такие представительные существа могут издавать подобные звуки, остаётся только диву даваться. Кстати, самки павлинов совсем непрезентабельны внешне, самого скромного серого окраса. А маленькие бурые птенцы у них в ногах и вправду напоминают самых обычных цыплят.

Переливающийся на солнце всеми цветами радуги, полутораметровый роскошный хвост имеется у самцов-павлинов тоже далеко не все двенадцать месяцев в году. Лучше всего любоваться символом этой птицы в конце весны — начале лета. Именно в это время у больших куриц начинается первый брачный период. Самцы с марта старательно отращивают хвост, потом на любовных игрищах грозно трясут им с характерным звуком «трр-трр-трр», очаровывая свои будущие вторые половины, и... нещадно теряют перья в многочисленных битвах за прекрасных дам. И поскольку в природе заложено так, что самок у них меньше, то иногда кому-то пары в итоге не хватает.

Еще один шанс заиметь потомство одинокому павлину, если он, конечно, успевает восстановить былую красоту, предоставляется только в конце лета — начале осени. Тогда у них проходит второй брачный сезон, иногда сопровождаемый и конфузами. Если самец отрастить хвост не смог, то свои же собратья принимают его за свободную «даму», и от навязчивых ухаживаний практически не отвязаться. Так что случаются у этих птичек и такие «нетрадиционные» мезальянсы.

В итоге поздней осенью — в начале зимы тыл павлинов выглядит весьма непрезентабельно, а сами птички впадают в состояние, которое по отношению к людям можно было бы назвать «ступором», чтобы заново возродиться к жизни по весне и начать отращивать хвост в надежде на лучшее...

«И так из века в век. Сколько существует Греция. С самого ее основания обитатели этой благословленной страны держали павлинов, чтобы те своими истошными воплями отпугивали зло. А еще — с целью, конечно, покичиться перед соседями. Потому что годятся эти птички разве что на ор и расплод, и только очень обеспеченные люди могли позволить себе их содержать. И с тех пор ничего и ни у кого не изменилось. Как видите, у всех народов мира павлины — это символ пусть и красивой, но бесполезной роскоши», — пояснила нам Броня.

— Ааа... Ну, теперь мне все наконец с тобой понято, Слава! — громко выдохнула рядом со мной мать, когда все на какой-то момент замолчали, и наступил момент, о котором говорят — «ангел пролетел».

— Что, что тебе еще понятно?! — взвился я, срывая резинку с волос и встряхивая ими.

— То, почему ты берешь отпуск всегда в начале лета, и в середине осени. У тебя брачный период, как у павлина! И волосы ты начинаешь с весны отращивать, а зимой все время спишь и в ступоре, а еще ты иногда путаешь... мне продолжить? — победно глянула на меня мать.

— Нет. Достаточно, — угрожающе зашипел я под всеобщие смешки, и самый противный — понимающе-солидарный Венькин. — Хочешь сказать, я гожусь только на треп и приплод?!

— Ну, первое, по-моему, в силу твоей профессии — доказанный факт, а насчет второго — хотелось бы уже, — кивнула мать.

Да, вот так прямо, с улыбкой на устах рыбешки имеют обыкновение говорить правду в лицо близким. И действительно, против их фактов не попрешь.

Потом все долго и совсем с детским выражением на лице кормили многочисленных в парке ручных оленей, черепах и енотов-полоскунов с мягкими черными лапами, удивительно напоминающими человеческие ладони. Зверьки деликатно брали кушанье из-за прутьев клетки, с достоинством и неторопливо размачивали его в лоханке с водой, и только потом брали в пасть. За что и получили в свое время вот эту приставку — «полоскуны». И даже наша Фрекен Бок совсем не заметила, как солнце стало клониться к закату. В какой-то момент она глянула на часы и ахнула:

— Господи, мы же уже сорок минут как должны быть в таверне! Акис, как ты здесь оказался?! Я же сколько раз говорила — тебе сюда нельзя с туристами! Но... но... если очень хочется, то с русскими можно...

— Нее! Русские — да! Русские — ура! — заорал громила-водитель, от неожиданности роняя корм и несясь впереди всех на выход.

Ресторан, где нас уже должен был ждать ужин, оказался, конечно... самой обычной, но уютной и вкусно пахнущей таверной с отличными видами на горы и море. Вот только готовить для нас, видимо, еще и не начинали, а на столах отсутствовали приборы. Броню это привело в состояние дичайшей ярости, а мы напоследок полюбовались и на упоминаемый мной в начале рассказа аттракцион «бегающий грек».

Скажу честно, по редкости это явление сопоставимо разве что с полным солнечным затмением. Заставить неспешно, с достоинством перемещающихся в быту греков двигаться в темпе, если речь не идет об игре в футбол и других видах спорта, связанных с легкой атлетикой, способна, пожалуй, только катастрофа. Таковой — ходячей — и оказалась наша Броня.

После пары ее фраз официанты, утирая пот, заносились по помещению как сумасшедшие. Подобной скорости движений у местного населения я еще никогда не видел за все свои тринадцать дней на острове и в материковой части. Собственно, бегающий грек — это такой же нонсенс, как не жующий жвачку среднестатистический американец, сыплющий направо и налево деньгами англичанин или безвкусно одетый урожденный итальянец — житель крупных городов.

А ларчик в случае с нашей таверной в итоге открылся просто. Броня на греческом пригрозила владельцу заведения, что турфирма разорвет контракт с ним на обслуживание туристов. Они давали таверне около тридцати процентов доходов, причем стабильных.
Пока после наконец-то поданных закусок нам готовили горячее, я выскользнул из зала покурить, чтобы не дымить на детей. Присоединилась ко мне и Броня. Пару минут мы молча затягивались, а затем она заговорила первой:

— Что, Павсаний, не очень-то у тебя выдался отпуск в этот раз? — шутливо обронила Фрекен Бок. — Ничего. В конце концов, будет следующий. Лучше. И ты еще поймаешь свою жар-птицу удачи за хвост.

Я повел плечами, вгляделся в кромешную тьму, уже опустившуюся вокруг.

— Ну, вот, теперь еще полночи собирать вещи и спать можно не ложиться, — в записке, что появилась в холле гостиницы, сообщалось о трансфере в аэропорт в четыре утра.

— И из-за этого можешь не переживать. Все и вправду еще может измениться. Я знаю, что говорю, и, Слав, постарайся на будущее не только мыслить, как грек, но и следовать их главному принципу — «охи проблемс».

— В смысле? Ох и проблемс — звучит же.

— А переводится совсем по-другому, — улыбнулась Броня. — «Охи» по-гречески «нет». Так что нет у них никаких проблем. Да и у тебя тоже по большому счету. А если считать, что проблемы имеются, так они вправду найдутся!

От обильного знатного ужина и крепкого вина на обратном пути нас разморило в автобусе, мы кемарили, когда Броня всех разбудила и сказала, что через пятнадцать минут выйдет у своего дома.

— Я не прощаюсь с вами. А говорю всем до свидания! Обязательно увидимся следующим летом на Закинтосе, — объявила в микрофон она под громкие аплодисменты. — А теперь, коль скоро у вас не было претензий к нашему водителю, то давайте отблагодарим и его. Акис скоро жениться. Так что — кому сколько не жалко. Но обычно это двадцать евро с человека. Поверьте, безопасность того стоит. Акис у меня лучший!

В пошедший по рядам целлофановый пакет мать щедро положила пятьдесят евро, стукнула меня по пальцам, когда я решил выудить «десятку» сдачу. Увидел я сейчас и торчащее у нее из сумки павлинье перо, явно подобранное в зоологическом саду.

— Ну, и как мы его упакуем? — ошалел я. — Мать, где это взяла? У птицы, что ли выдрала?!

— Просто. Я понесу перо в руках и буду сидеть с ним в самолете, — твердо заявила мне мать. — Не я, Венька выдрал и себе тоже. Слав, положи десятку взад. Человек же все-таки женится, не крохоборничай!

— Мать, ну как ты могла! Птице ж больно было! Теперь и мне понятно, чего они так орали. И Венька хорош, а вдруг вас и вправду посадят. И прощу заметить — ты рецидивистка, с учетом банана, — хмыкнул я.

— Да ладно, Слав. Все обойдется. Вот только, как подняться завтра в такую рань — ума не приложу.

А вставать и не пришлось. Когда мы приехали в отель, то обнаружили новое объявление о переносе времени вылета аж на шестнадцать часов. На Закинтосе мы провели, можно сказать, еще один «бонусный день».

Как в итоге добрались до Москвы хороший мальчик Вениамин с сожителем Валеркой, я, честно, не знаю. Но утром ошарашенный клон Валуева больше не на отдыхе звонил мне и нервно требовал телефон Фрекен Бок. Веньку, не поехавшего на экскурсию в Калавриту и не проинструктированного Броней, «замели» в аэропорту с поличным в виде пятнадцати литров домашнего оливкового масла и целого пучка-хвоста выдранных у павлина перьев. Так что частично я был отомщен. И свое с Венькой отмучился.

С пером в руках я спустился утром на ресепшен, где доплатил за свой и материнский номер, чтобы не кантоваться на улице и спокойно еще раз искупаться в море. Деньги взяли с удовольствием, на перо воззрились с вселенской тоской. Его после дипломатических переговоров упаковали и налепили ценник, что якобы сувенир приобретен в местном магазинчике. Так мы и вышли из щекотливой ситуации.

В аэропорту, когда мы уже прошли посадку, мне осталось сделать для полного морального удовлетворения только одну вещь. Я набрал отца и довольно произнес в динамик.

— Мы через три минуты вылетаем. С павлином, пап!

— В смысле? — опешил отец. — С каким павлином?

— Ну, с самым обычным.

— Ты, что, по пьяни купил живого павлина? Попугайчики и коты у нас жили... но... ты серьезно сейчас?!

— Ага. Купил. Все, отключаюсь, взлетаем, — мстительно обрубил разговор я, зная, что теперь четыре часа пока, мы летим, отцу предстоит мучиться и искать информацию об уходе за этими птицами в интернете.