Дареллиуна в городе не оказалось, и вернулся он только через неделю, о чем Айлору тут же поведал нанятый им для наблюдения чумазый мальчишка.

Мы же, пока имперца не было в городе – страшно сказать – почти всё время рыбачили и шатались по окраинам. Несмотря на легкую панику населения в связи с участившимися нападениями драконов, лично у меня было прекрасное настроение, чему способствовали заинтересованные взгляды девушек, которые при моем появлении шептались, стреляя глазками, и хихикали. Правда, на меня так же оценивающе таращились и другие жители, но это льстило ещё больше – да перед моим обаянием вообще никто не мог устоять!

– Так всё же, что за фрукт этот Дареллиун? Ах, да, тебе же нельзя говорить. Шпионские дела! – я состроил страшную рожу и вытаращил глаза.

Шедший чуть впереди Айлор явственно скрипнул зубами:

– А ты вообще молчи, а то скажу дяде, что ты и впрямь умеешь драконами управлять – посмотрим, как ты по всему Скайриму будешь бегать от толп юстицаров.

– Ты так не сделаешь, – я убежденно покачал головой.

– Это почему это? – Айлор бросил на меня подозрительный взгляд. В ответ я ослепительно улыбнулся, заставив эльфа отвернуться и поджать губы. Он помолчал, но всё же ответил:

– Я не знаю о нём многого, только то, что этот имперец обосновался в Солитьюде несколько лет назад, до этого жил в Маркарте. В своё время он так изящно обобрал клан Серебряной крови, что те до сих пор этого не сообразили. А Октавиус, не дожидаясь их озарения, уехал в столицу.

***

Особняк Октавиуса был… Ммм… «Вырвиглазный» – самое подходящее слово. Количество лепнины, статуй и разноцветных фресок превышало все мыслимые пределы, и в Скайриме подобные изыски выглядели, по меньшей мере, странно и вызывающе.

– Это он так прячет своё состояние? – я присвистнул, окидывая взглядом овитую виноградом статую какого-то полуголого мужика в полный рост.

– Легко пришло, потому и потерять не очень-то страшно, – Айлор пожал плечами.

Эльф постучал в дверь, и через минуту нам открыли. На пороге, судя по всему, стоял сам хозяин – седовласый имперец с хитрыми ярко-зелёными глазами, одетый в блестящий и жутко непрактичный дорогой плащ, отороченный белоснежным мехом.

– О, – при виде альтмера он немного удивился, и, кажется, хотел захлопнуть дверь, но сумел перебороть свой порыв, – прошу прощения, не ожидал вас увидеть… Айлор, если не ошибаюсь?

– Именно, – кивнул эльф, на всякий случай поставив ногу в изящном талморском сапоге на порог, – вам привет от дядюшки, Октавиус.

– Ох, конечно… Проходите, Айлор, проходите! Вы… – только когда эльф перешагнул порог, имперец увидел, что он пришел не один. При виде меня Октавиус как-то нехорошо побледнел и покачнулся.

– Здрасьте! – я улыбнулся как можно более доброжелательно и поспешил за Айлором, который без стеснения направился вглубь дома.

Мы без церемоний уселись за стол, а альтмер успел злобно шепнуть мне на ухо:

– Молчи и не лезь. И потом ничего не спрашивай! Это всё секретные дела.

– Безусловно, – я насупился и состроил чрезвычайно серьезное лицо. Октавиус засуетился, выставляя на стол блюдо с оленьей копченой нарезкой и прихватив из буфета пару бутылок вина. При виде последнего и так суровый взгляд эльфа стал совсем злобно-маньячным, так что имперец ойкнул и бутылки поспешно убрал, вместо них поставив графин с яблочным соком и три серебряных кубка.

– Итак, Октавиус, – Айлор размял пальцы и достал из кармана несколько свитков, – приступим. Можете, конечно, прочесть, но не думаю, что у нас есть время и возможности вносить какие-то изменения в пункты договора…

– Я всё равно прочту, – упрямо мотнул головой имперец, испуганно посмотрел на меня, и принял из рук Айлора свитки.

Пока альтмер с невероятно скучающим видом делал вид, что занят рассматриванием собственных, прямо скажем, не идеальных ногтей, а Октавиус щурился, читая свитки, я украдкой рассматривал комнату, в которой мы сидели. Большой стол хоть и был обеденным, но, судя по его чистоте и отсутствию даже каких-либо мелких царапин, использовался исключительно для деловых посиделок, где ни одной из сторон и кусок в горло не лез. Стены внутри поместья не особо отличались от внешней облицовки. Всё та же лепнина, узоры из выложенных разноцветных камней, только ещё вдобавок здесь висели натянутые между толстыми деревянными рамами шкуры зверей, на маленьких аккуратных резных полочках стояли расписные двемерские миски с цветами, а ближе к углам комнаты висело несколько картин, по виду очень старых и ценных. Тем страннее мне показался обычный лист желтоватой бумаги, прицепленный к стене чуть ли не в центре всего этого великолепия. На листе был изображен какой-то совсем молодой волосатый хмырь, отчего-то показавшийся мне смутно знакомым. Я несколько минут буравил его взглядом, пока меня вдруг не осенило страшное подозрение.

Не замечая недоуменного взгляда Айлора и испуганного Октавиуса, я на ватных ногах приблизился к стене и чуть ли не ткнулся носом в рисунок.

Тот бард из Драконьего моста был прав – вдохновение его точно служило не музыке... На листе был мой портрет, да такой точный, будто я в зеркало смотрел, только черно-белое. В углу рисунка крупными буквами с завитками было написано «Довакин».

Я повернулся к Октавиусу, беззвучно указывая на портрет пальцем, и всем своим видом вопрошая сразу несколько вопросов – зачем, почему, откуда и когда?

– Эйд? – Айлор, увидев мою бледную физиономию, забеспокоился, а Октавиус вдруг испуганно сжался и зачастил:

– Клянусь, я не знал! Я только несколько дней назад, в Вайтране… У всех портреты Довакина… Какой-то парень рисовал и продавал за несколько септимов. Ты так похож на меня в молодости, я подумал, что родственник… А потом поспрашивал, и узнал всё, имя матери узнал, и что из Айварстеда…

Я только хлопал глазами, пытаясь осознать услышанное, а имперец вдруг громко и судорожно зарыдал:

– Прости меня, сынок!

***

Последующие события я помню весьма смутно. После того, как я понял, что вот этот вот напыщенный хмырь, чуть ли не купающийся в золоте, и есть тот самый урод, что как-то забрел к моей матушке на ночлег, навешал ей эльсвейрского фондю на уши и зачал меня, рука сама собой потянулась к ножнам. Пока мой найденный папаша прикрывался дубовым стулом и скакал по комнате, извиваясь, будто уж, я с перекошенным лицом громил всё подряд, пытаясь в процессе отрезать стервецу голову.

– Да ты… Ур-р-род… Да я тебя…

– Но я же не специально!

– Убью! Кишки на флюгер намотаю!

– Зачем же так сразу…Если бы я знал, я бы обязательно помогал…

– Помогал?! Да что ты обо мне и моей жизни знаешь, сволочь!

– Сынок, не горячись! Я как раз хотел писать тебе письмо, честно-честно!

– Аггггррххх!!!

Всё это непременно бы окончилось убийством, потому что уж с чем, а с мечом я умел управляться, и лишь злость, от которой меня всего трясло, помогала Октавиусу избегать смертельных ударов. Собственно, драку прекратил Айлор. Улучив момент, когда я замахивался, он шмякнулся перед Дареллиуном на колени и громко объявил:

– Я люблю вашего сына! Прошу у вас руки и прочих частей его тела!

Стул выпал из рук моего новоявленного папаши, а я так и застыл с поднятым мечом:

– Ты…Чего?!

Айлор поднялся с колен, смахнул со своего одеяния пылинки, и скромно потупил глаза:

– Я пошутил. Зато вы перестали драться! Эйд, прибить папашу – не лучшая твоя идея.

Я задохнулся от возмущения, но меч опустил. Желание отрезать Октавиусу голову постепенно меркло перед соблазнительной идеей открутить альтмеру язык и уши. Я злобно сплюнул на пол и выскочил из поместья, не забыв по дороге громко хлопнуть дверью и хорошенько пнуть голую статую.

***

Брёл я туда, куда душа несла, а она сейчас была явственно настроена на то, чтобы напиться до зеленых пляшущих Сангвинов. Какая ирония! Интересно, матушка до сих пор убеждена, что сына ей зачал сам Талос?..

Из-за своих невеселых мыслей я не сразу заметил, что дорогу мне преградили несколько хмурых горожан.

– Это ты что ли Довакин? – спросил один с рыжей, как морковка, бородой, окидывая меня оценивающим взглядом и тряся какой-то замусоленной бумажкой. Ох ты ж даэдра меня задери… Только тут я вспомнил, что подобные бумажки я видел в руках и других людей. Мда, выходит, не в моем обаянии было дело…

– Нет, конечно! – если уж отпираться, то до последнего.

– Да ну? А чегой-то у тебя рожа с Довакином одинаковая?

– Где одинаковая?! – я возмущенно вытаращил глаза. – У меня не такая пропитая физиономия!

– Да он это, ребята! Забираем, – махнул рукой бородач, и не успел я даже дернуться, как на меня навалилась вся толпа, ловко прикрыв рот и в мгновение ока связывая руки.