Лайам Шепард сидел в своей каюте. В перерыве между заданиями было так мало времени, чтоб расслабится и подумать о чём-то своём. Голубые глаза коммандера были закрыты, а ладонь подпирала щеку.

Во второй руке он держал фотографию. На ней была изображена улыбающаяся женщина лет тридцати и молодой парень с моделькой корабля Альянса в руке. Рядом стоял темноволосый мужчина с карими глазами. У женщины были пшеничного цвета волосы и глаза цвета глубокого океана. Она казалась грустной, несмотря на улыбку.

Это фото было сделано незадолго до... нападения. На Мендуар, колонию, где они жили, высадились батарианцы. Жители не были готовы. И тот голубоглазый парень с фотографии не мог знать, что через пару десятков лет он будет бороться не только со своими страхами, а и с тем, что угрожает всей Галактике.

Дверь каюты с лёгким шумом открылась, и Лайам услышал тихие, робкие шаги позади. Тали. Кварианка, вновь обретшая родину, пришла к любимому поговорить.

— Шепард, — смущённо начала Тали, говоря со своим неподражаемым акцентом, — Я...

— Уйди, Тали, — начал Шепард, скрывая за раздражением грусть, а затем добавил, — пожалуйста.

— Но мне нужно сказать, — более твёрдо, но всё же неуверенно сказала она.

— Я хочу... мне нужно побыть одному, Тали, — громче сказал мужчина.

— Хорошо, — сдалась кварианка и пошла к выходу, — если я тебе понадоблюсь...

— Прости, — Лайам встал из-за стола и подошёл к застывшей у двери девушке, — это мне нужно кое-что объяснить.

Тали взяла руку любимого в свою и посмотрела на него. За время их знакомства, дружбы и... любви Шепард научился безошибочно улавливать её взгляд даже за стеклом шлема. Он сумел даже научиться распознавать её эмоции.

Они сели на кровать, и Лайам взял в руки фотографию, которую тогда рассматривал, и дал её Тали. Кварианка заинтересованно всматривалась в фото, а потом спросила:

— Это ты?

— Да. А ещё... Мои родители. — С горечью в голосе ответил Шепард, — они погибли, когда на нашу колонию напали. Это я запомнил навсегда.

Тали сочувственно посмотрела на Лайама и положила голову ему на плечо, слушая его рассказ.

...Запах страха в доме. Кровь на стене, на полу, на руках, залитых кровью, синяки и слёзы. Батарианские солдаты входят в соседний дом, шестнадцатилетний Лайам наблюдает за ними из вентиляции. Он не видел, куда убежали отец и мать, заметил только, что они взяли с собой оружие. Он хотел пойти с ними, но мама лишь поцеловала его в лоб и ушла. В её глазах читалась печаль и... прощание. Отец ничего не сказал. Они оба понимали, что против такого количества батарианцев колонистам не выстоять, но они должны были сделать хоть что-то. Родители приказали ему сидеть в шахте, пока не прибудет Альянс.

Шепард хотел сказать, что он способен сам защищаться, но не успел. Раздались шаги, визг какой-то девушки и звуки выстрелов. Парень смотрел на то, как батарианцы врываются в комнату соседей, как соседка закрывает своих двух маленьких дочек собой и со слезами на глазах молит батарианцев о пощаде, как презрительно фыркает работорговец и «милосердно» убивает мать первой.

Лайам наблюдает, как женщина падает на пол, в лужу собственной крови, как заходятся в плаче дети убитой женщины, и Шепард не выдерживает этого, отводит взгляд в сторону. По лицу катятся слёзы — обжигающие, горькие слёзы от первой, увиденной в жизни жестокости. Слёзы ненависти к себе за то, что он ничего не смог сделать.

Солдаты проверяют их дом. Шепард прячется, затаив дыхание.

— Тут чисто, — бросает один из батарианцев. — Пошли.

Лайам слышит голоса отца и матери на улице. Отчаянные. Неуслышанные. Оборванные очередью батарианской винтовки.

— Когда Альянс добрался до Мендуара, — хрипло сказал Шепард, — спасать уже было некого. Почти. Я выбежал из дома, натыкаясь на мёртвые тела, — он кашлянул, — остальные выжившие... Или покончили с собой или сошли с ума. Детей отправили в приют. Мне тогда было...

— Шестнадцать, — тихо обронила Тали. — Прости.

— За что? Ты ничего не сделала. Не нужно мне было вообще рассказывать об этом, — Лайам поднялся. Девушка встала рядом и обняла его.

— Наоборот, — кварианка слегка погрустнела, — тебе нельзя...

— Держать это в себе? Все-таки Келли прочитала тебе свои лекции, — грустно улыбнулся Шепард, — ничего. Забудь.

Он держал её в своих руках, хотя знал, что боль сейчас вонзается не в душу Тали, а в его.

«И всё же... Стальной, непробиваемый герой Галактики — коммандер Лайам Шепард. Идиот, для чего-то выживший на Мендуаре. Зачем я даю Тали ту любовь, которой она может легко лишится?

Почему она связала свою судьбу с тем, кто запросто может умереть в одной из схваток? Шепард не может быть слабым. Его удел — защита Вселенной. Но будь проклята вся эта Вселенная, если я разобью сердце ей — доверчиво прижимающейся ко мне кварианке, которая беззаветно отдаёт мне всю себя. Достоин ли я того, чтобы меня любил кто-то вроде Тали? Я не могу знать. Наверное, мне стоило умереть тогда, во время Скиллианского блица. Но я выжил. Один. Зачем?»

— Спасибо, Тали. За всё, — бросил Шепард голосом, похожим на осколок льда. Осколок памяти, который ранил сильнее клинка и пули.

«Почему я не могу это забыть?»